Цена власти - Илья Витальевич Карпов

лабиринт покосившихся домишек. Если где и можно скрыться в этом городе, то места лучше не найти.

А вот и часовня Аминеи на холме. Рядом с бедняцкой лечебницей. Если уж там принимают каждого вшивого бродягу, то безымянный беженец будет здесь в безопасности. По крайней мере, на время.

Гильям зашагал к часовне. С прошлого раза здесь стало ещё тише. Интересно, скольких жителей серые братья выгнали из этих краёв? Половину? Больше? Между ног пробежала крыса. Гильям содрогнулся от омерзения и грязно выругался.

Он, посвящённый рыцарь, обряжен в чужие вонючие тряпки и вынужден искать приюта в грязной ночлежке… Нет, он совсем этого не заслуживал.

Гильям толкнул дверь часовни, и множество глаз обратились на него. Похоже, он как раз поспел к молитве. Стараясь не привлекать внимания, он встал в тени у стены. Что ж, по крайней мере, он укрылся от дождя…

Молитва закончилась, но оборванцы не торопились расходиться. Белые сёстры принесли дымящийся котёл, и по залу разнёсся запах варёной чечевицы. Когда стали разливать по мискам неприглядную с виду серую похлёбку, живот Гильяма заныл с такой силой, что он поморщился. «Не мудрено, с утра маковой росинки во рту не было…»

Немного поколебавшись, Гильям встал позади остальных и терпеливо ждал, пока не подошла его очередь.

— Миска? — спросила белая сестра в кожаном переднике, зачерпнув половником серую жижу.

— Чего? — стушевался Гильям. — Нет у меня…

— Не беда, — улыбнулась девушка и произнесла чуть громче: — Принесите доброму человеку миску! Вам повезло, на дне больше всего чечевицы… Вы выглядите знакомым. Не бывали в большом Храме?

Гильям поднял взгляд и увидел, что девушка пристально всматривается в его лицо. Он прокашлялся и поспешил ответить как можно более хриплым голосом:

— Нет, я всего лишь скромный… плотник… Живу неподалёку…

— Я знаю всех плотников неподалёку, — проговорил немолодой бородатый мужчина, уплетая похлёбку деревянной ложкой чуть в стороне. — И тебя что-то не видал. А я, почитай, пять десятков лет в этих краях живу. Да и взгляд у тебя больше как у мясника…

— Ну будет вам, — мягко проговорила девушка. — В этих стенах мы рады всем. У Аминеи хватит жалости на каждого…

Сказав это, она быстро утёрла глаза рукавом.

— Простите… Не хватало ещё, чтобы в похлёбку попали слёзы…

«Едва ли это её испортит» — подумал Гильям, покосившись на содержимое котла.

— Плачь, дочка, — проговорил бородатый мужчина. — Аминея не запрещает плакать… Особенно если есть, по кому.

— Вот только Арли они не вернут, — всхлипнула девушка. — Бедного моего братца… Ну да будет об этом… Слава Аминее, она послала мне Дерека в утешение… Глядите, он как раз принёс вам миску.

— Вот, пожалуйста, — послышался мальчишеский голос.

Гильям обернулся и обомлел. Перед ним стоял Делвин Рейнар, тот самый белобрысый мальчишка, что улизнул от него. Теперь его обрядили в какие-то серые тряпки, вроде одежды послушников, но это был он, вне всякого сомнения.

— Сир Гильям?.. — испуганно проговорил мальчик, округлив глаза. — Что вы… Что вы здесь делаете?..

Услышав это имя, зал затих.

— Сир Гильям? — бородатый мужчина нахмурился. — Тот самый? Как бишь его… Фолтрейн?

«Чёрт бы побрал этого крысёныша…» — пронеслось в голове у Гильяма.

— Мальчишка меня с кем-то перепутал, — прохрипел он. — Меня часто путают с этим сиром…

— Не может быть… — проговорил кто-то. — Чтоб мне лопнуть… Да это и впрямь Гильям Фолтрейн, цепной пёс короля! Тот самый, что Арли убил!

Делвин в ужасе попятился, а по толпе прокатился гомон. Оборванцы, что жались по углам, бросили миски на пол и теперь окружали его со всех сторон.

— Да бросьте, мы же в храме этой, как её… — оскалился Гильям, но едва ли кто-то прислушался к его словам.

Отступать было некуда, терять тоже нечего, и Гильям решился на отчаянный шаг. Резким рывком он схватил Делвина за руку, выхватил кинжал из-за пояса и приставил его к шее мальчика.

— А ну назад или перережу сопляку гор…

Но договорить он не успел. Тупая боль ударила в затылок, зал церкви покачнулся, пошёл тёмными пятнами и померк. Следующим, что он увидел, была девушка в белом, склонившаяся над ним с подсвечником в руках.

— Да простит меня Аминея, — проговорила она дрожащим голосом. — Только вытащите его на улицу. Негоже пачкать храм этой гнилой кровью.

Сира Гильяма Фолтрейна, командующего гвардией и хранителя клинка Чёрного замка, волокли за ноги, будто мешок с отходами. Безжалостно глядело серое небо, капли дождя падали на запачканное лицо. Он не разбирал, что кричали те, кто бил его всем, что попалось под руку. Получая один удар за другим, он был не в силах даже сопротивляться. «Я этого… не… заслужил…» — пронеслось напоследок в угасающем сознании.

Глава 35

Эпилог

Десятый день середины осени подходил к вечеру. Кому-то он показался коротким, для других же, напротив, стал самым длинным за всю их жизнь.

Звон мечей стих. Столица королевства, превратившаяся в огромное поле боя, теперь грозила стать исполинским кладбищем. И, хоть похоронные команды трудились не покладая рук, но всё же их работа была далека от завершения.

Падших воинов из числа благородных омывали и готовили к путешествию в родной дом, где они могли найти покой в семейных усыпальницах или кладбищах при замке или имении. Тех же, кому не повезло с происхождением, кучами грузили на телеги, чтобы вывезти за городские стены.

Но для одного павшего воина, не отличавшегося богатой родословной, сделали исключение. Равена Даск, леди-рыцарь, что повела восстание против власти и церкви, погрязших в жестокости. Её везли в отдельной повозке, накрытую белоснежным саваном, в доспехах и с мечом на груди, как подобает рыцарю. Рядом угрюмо шёл сир Таринор Пепельный.

Вместо разноголосья колоколов, разносившегося по городу днём, теперь звучал один-единственный. Тот, что молчал семь долгих лет: Скорбящий, колокол церкви святого Готфрида, возвещавший о смерти короля. На целую неделю он стал полноправным хозяином города, ежечасно оглашая столичные улицы гулким одиночным звоном, и никакой другой колокол не смел перебить его в это траурное время.

Кроме нескольких солдат крестьянской армии, рядом с Таринором понуро брёл дядюшка Вернер. Услышав звон, он утёр рукой усы, пропитанные слезами, поднял лицо к пасмурному небу и проговорил:

— К чёрту короля… Сегодня Скорбящий плачет по Равене…

Таринор не сказал