Цена власти - Илья Витальевич Карпов

ничего не дал защитникам замка. Едва ли Таринор мог различить лицо Фолтрейна с такого расстояния, но ему грела душу мысль, что некогда беспощадный командир «крысиной роты», цепной пёс короля, жесточайший убийца с равнодушным взглядом… сейчас боится, как никогда в жизни.

Огненная буря сжалась, словно пружина, обратилась в безупречно ровный огненный шар. Пламя из рыжего сделалось жёлтым, даже почти белым, а Таринора даже на таком расстоянии обдало жаром. Фолтрейн пропал со стены, и стрелки тут же последовали его примеру.

Рёв неожиданно стих, и мир потонул в звенящей тишине. Но продлилась она всего мгновение. Поток ослепительно белого пламени вырвался в сторону ворот с оглушительным рёвом. От этой сверхъестественной, пугающей мощи Сфорца сделал шаг назад и прикрыл лицо руками.

Веками стены и ворота Чёрного замка надменно возвышались над городом и глядели без тени страха на любого врага, что подступал к ним. Потемневший от времени камень привратных башен не боялся ни стали, ни осад. Ни самых храбрых воинов, ни самых решительных командиров. Но со столь сокрушительной мощью, воплощённой в магическом пламени, они столкнулись впервые.

Ослепительный поток раскалённой ярости врезался в створ ворот, и окованное железом дерево обратилось в пыль. Каменная арка, где ещё недавно стоял король, разлетелась тысячей обломков. Могучие башни оплавились, точно свечи, и накренились.

К тому моменту, как пламя иссякло, неприступные ворота Чёрного замка перестали существовать. На том месте, где находилась огненная сфера, остался круг расплавленного докрасна камня, в середине которого лежало неподвижное тело рыжеволосого парня. Пламя расплавило доспехи и испепелило одежду, не оставив от них и следа.

— Игнат! — воскликнул Таринор и ринулся туда, но отпрянул от порыва раскалённого, ещё не остывшего воздуха.

Эмилио Сфорца стоял чуть поодаль, осторожно заглядывая наёмнику через плечо. Впервые за весь поход на лице бывалого кондотьера читалось искреннее, по-мальчишески яркое изумление. Когда он проговорил что-то переводчице, та не сразу нашла слова:

— Сеньор Сфорца… очень… удивлён увиденным. И признаёт, что напрасно не задействовал магов раньше.

— Рад, что удалось его удивить, — ответил Таринор без капли радости в голосе, — но сейчас не до того. Нужно унести Игната в безопасное место, а потом… А потом найти чёртового короля в этом чёртовом замке.

* * *

Приглушённый грохот вырвал Рихарда Вайса из беспокойного сна. Стены темницы дрожали, а в воздухе стоял затихающий гул.

— Что ещё за дьявол?.. — прохрипел Вайс, вглядываясь в полумрак. — Землетрясение?

— Скоро всё закончится, — устало донеслось из тёмного угла, где обычно сидел отец Дормий.

— Помирать собрался? Или это тебе Холар шепнул по секрету?

— Я слышал его голос во сне. Хоть здесь уже непросто отличить сон от яви. Всё, что он сказал: твоё предназначение близко.

— Знаешь, когда я в прошлый раз чуть кони не двинул, тоже увидел чьё-то лицо. Правда, не разобрать, чьё именно… Но вот если начну слышать голоса, тут же пойму, что свихнулся.

— Быть может, ты тоже видел лик Отца чистоты? В конце концов, это ведь его сила не даёт тебе покинуть мир живых. Мало кто из живущих удостоился его милости в той же мере, что и ты…

— Знаешь, Дормий, чем дальше, тем меньше я считаю это милостью. Я торчу в душном каменном мешке уже… не знаю даже, сколько — время тут слиплось в один бесконечный ком. А единственное развлечение, чтоб его, — это мучительная смерть в луже собственной крови, рвоты и чёрт его знает, чего ещё…

Тёмный угол, где сидел священник, молчал.

— Так вот я подумал: может это такая кара? Боги насмотрелись на всё дерьмо, что я творил в жизни, и решили хорошенько надрать мне задницу?

— Или же это путь к искуплению.

— Брось, — Вайс махнул рукой. — Я же грешник до мозга костей. Такие не выносят глубоких уроков, чтобы переосмыслить жизнь и прожить её остаток праведником, трудящимся в поте лица…

— История знает и такие примеры, — возразил Дормий. — Взять хотя бы святого…

— Да ну! — Вайс вздохнул и прислонился к холодной стене. — Что толку говорить об этом, если мы проведём здесь ещё чёрт знает сколько… дней? Месяцев? Лет? А если старик Карл не доживёт до создания эликсира? Ты-то королю ещё будешь полезен, а меня его величество пустит в расход, не моргнув глазом. Или мы уже об этом говорили? Чёрт… Ты каждый раз возвращаешь меня здоровёхоньким, но вот мои мозги… Их каждый раз будто режут тупым ножом. Дольки получаются рваными, неровными, срастаются криво, и я понемногу схожу с ума. Чёрт! Не закончить бы как бедняга Раухель…

— Скоро всё зако… — заговорил было Дормий, но Вайс раздражённо перебил его.

— Да, да, слышал уже. А этот грохот оттого, что пришёл могучий воин и одним пинком вышиб ворота замка ко всем чертям. Потом отлупил толстомордых стражников, а теперь несётся сюда, чтобы нас освободить. Да так быстро, что аж волосы на ветру разве…

Вайс осёкся на полуслове, услышав торопливые шаги. Они приближались, пока, наконец, не послышался звон ключей. Дверь открылась и на пороге в свете лампы предстал совсем не могучий воин.

— Мастер Уоллес, — горько усмехнулся Вайс, и с его губ сорвались отрывистые смешки. — Не думал, что вы способны выбить ворота пинком.

— Ч-что?.. — осоловело спросил тюремщик, утирая лоснящийся лоб. — Послушайте, я здесь по важному делу. Замок пал, и я…

Рихард Вайс захохотал, заглушив дальнейшие слова Уоллеса.

— Славная шутка! — выдавил он сквозь смех. — Славная, хоть и злая. Но спасибо и на этом, а то я уж было начал тут хандрить…

— Какие к чёрту шутки⁈ — взвизгнул тюремщик и дёрнулся так, что жидкие волосы прилипли ко лбу. — Я только что был во дворе замка. Город взят, армия принцессы подошла к замку, а потом этот огненный маг, и… и… Ворот больше нет! Створы испарились, камни разлетелись как песок! Пламя такое яркое, что я чуть не ослеп! Я никогда такого не видел! Сир Гильям пропал, гарнизон сдался, стража тоже, и я могу их понять…

— Огненный маг?.. — голос Дормия звучал встревоженно, но Уоллес оставил этот вопрос без ответа.

— И ты поспешил нас обрадовать? — усмехнулся Вайс.

— Я пришёл вас освободить, — мастер Уоллес постарался успокоить дрожащий голос и изобразил на лице кривую улыбку. — Но с одним условием.