Цена власти - Илья Витальевич Карпов

головой, ноги подкосились, а сердце заколотилось так, что стало тошно. Стены покоев словно смыкались вокруг него, грозя раздавить. Эдвальд сел на кровать и положил руку на холодный от пота лоб.

Его разум вдруг стал ясен как никогда. Ни голосов, ни малейшего шёпота. Ледяной порыв зимнего ветра сдул заполнявший голову туман, и множество позабытых чувств разом захлестнули обнажённую душу. Страх и тревога, горечь утраты и душащее сожаление…

«Владыка оставил меня.» Эдвальд проговорил эту фразу вслух несколько раз, и увидел страшную картину целиком. То, в чём он так долго сомневался, то, во что отказывался верить, вдруг стало настолько очевидным, что в горле застыл ком.

Вдалеке послышались шаги. Или же это просто игра воспалённого разума?.. Нет. Звук становился всё отчётливее. Остатки замковой стражи не задержат захватчиков надолго, если вообще станут это делать… Скоро враги будут здесь, поэтому Эдвальду остаётся только одно: встретить их как подобает королю.

Он надел корону, она показалась необычайно тяжёлой, встал и подошёл к окну. Затем заложил руки за спину и вздохнул прохладный осенний воздух. В памяти воскресло почти забытое воспоминание: они с сестрой бегут куда-то по берегу речки, которую взрослые почему-то зовут «Рукой лорда». Смешное название для реки. Башмаки промокли насквозь, вода брызгает в лицо и на одежду, но им обоим это не важно: они дети, не знающие бед. Безгрешные. Счастливые. Свободные.

— Сир Робин, сир Артур! — донеслось из-за двери. — Оставайтесь у входа с остальными.

Знакомый голос. Как и тот, что вторил ему:

— Тогмур, встань в конце коридора. Если кого-то услышишь, сразу дай знак. Пора, Дэйн…

Дверь распахнулась, впустила двоих и закрылась. Эдвальд знал, кто вошёл в его покои, и не стал оборачиваться.

— Прямо как семь лет назад, — проговорил он. — Только роли поменялись.

— Разве? — послышался голос Таринора. — Меч снова у меня в руках, а корона снова на голове у безумца.

— А рядом с тобой тот, кто сядет на трон? И тоже однорукий.

— Мне не нужен трон, — возразил Дэйн Кавигер. — Ваша дочь станет лучшим правителем. Лучшим, чем вы когда-либо смогли бы стать.

— Так ей говорят. Так говорили и мне. Так говорят все, кто мечтает занять тёплое место у трона…

— Всё кончено, Эдвальд! — перебил его Таринор.

— Для меня, — сказал король и вздохнул. — Но в мире всё останется по-прежнему. Боги, люди… Искры, что летят из-под молота судьбы и гаснут на холодном ветру…

— Прибереги оправдания для дочери…

— Мне нет оправдания. Но раз уж мне всё равно конец, вы ведь не откажете грешнику в последней исповеди? Я совершил самую страшную ошибку, которую только может совершить правитель: прислушаться не к тем голосам. Семь лет назад я прошёл долгий путь, и часть его ты преодолел со мной, Таринор. Ты видел, как я достиг своей цели, но знаешь, что я ощутил, когда достиг её? Когда поднял голову Альберта Эркенвальда и вышел с ней на балкон?

Ответа не последовало. Король печально вздохнул.

— Пустоту. Та буря в моей душе… Я принимал её за жажду справедливости, кто-то называл её жаждой мести… Но всё это было лишь желанием вернуть сестру. С тех пор, как я потерял Мерайю, моя душа стенала под гнётом вины. Я винил себя, что не был достаточно настойчив, что не нашёл в себе решительности пойти против короля раньше. Что мне не хватило сил. И все последующие годы я пытался найти силу во власти, что свалилась на меня…

— Свалилась? — горько усмехнулся Таринор. — Ты забрал её с удовольствием.

— Ценой этой власти оказалась гибель сестры! — король повысил голос, чуть обернувшись, но тут же отвернулся к окну. — Это страшная цена, которую я заплатил вперёд. Против своей воли. Я был обязан забрать то, что за неё причитается. Чтобы смерть Мерайи имела хоть какой-то смысл.

В последней фразе короля слышались слёзы, но он взял себя в руки и продолжил:

— Каждый просит чего-то у богов, и иногда они даже не оставляют наши мольбы без ответа. Но по-разному. Кто-то даёт то, что тебе действительно нужно. Другие — то, что ты хочешь, а кто-то — именно то, что ты просишь. Как Калантар. Он дал силу. Ту, которую я просил, но не ту, что я хотел. И уж точно не ту, что мне действительно была нужна. Подарил способность быть жестоким, достигать цели, невзирая на средства, и держать всё в железной руке. Эта сила дарила уверенность, опьяняла и постепенно подчиняла, пока не сделала меня идеальным слугой Железного владыки. Я слепо верил, что Калантар сделал меня всемогущим, но он лишил меня всего.

Эдвальд повернулся, и Таринор увидел его лицо. Измождённое и усталое, теперь оно больше походило на то, что он видел весной, в их первую за семь лет встречу.

— Я не ищу жалости, — сказал король. — Мне нет ни прощения, ни сочувствия. Я заслужил наказание и приму его как подобает.

— Твоя мать благословила меня казнить тебя, Эдвальд, — сказал Таринор, — вот этим самым мечом, последней реликвией дома Моэнов. Но, к счастью для тебя, войско к Чёрному замку привела не она. Принцесса хотела с тобой поговорить, так что мы приведём тебя к ней, а она уж пусть решает твою судьбу.

На лице короля появилась печальная улыбка.

— Хотел бы я сказать: «Прости меня Мерайя», но одна из носительниц этого имени уже никогда меня не услышит, а вторая — никогда не простит. Что ж, ведите. Только сначала я сниму этот бесполезный кусок железа…

Эдвальд засучил рукав, чтобы отстегнуть железную руку, как вдруг замер. Его пальцы задрожали, а по лицу пробежала судорога. Он отступил на два шага и окинул Дэйна и Таринора взглядом, полным презрения.

— О нет! — сказал он не своим голосом, низким и холодным. — Не для того я вёл этого зазнавшегося тирана к закономерному концу, чтобы его мягкосердечная дочь подарила ему ещё несколько лет жизни!

— Что на тебя нашло?.. — нахмурился Таринор и его осенила странная догадка: — Калантар?..

— А ты догадлив, — Эдвальд хищно улыбнулся, обнажив зубы. — Тебе не впервой общаться с богами, от тебя несёт Вечным странником.

— Что происходит? — спросил Дэйн, выставив перед собой меч. — Король сошёл с ума…

— Он одержим, — проговорил Таринор, вглядываясь в глаза