Продолжение «Тысячи и одной ночи» - Жак Казот

«Увы, друг мой! — вздохнул дервиш. — Я уже не тот, что прежде. Из-за того, что я слишком много пил, мне пришлось встать на путь покаяния. Теперь я утоляю жажду, но знаю меру. Ты поразил меня тем, как рассек и сгрыз камень, теперь моя очередь тебя удивить… Зовут меня Пейдодна[48]. Если бы, когда я жил в миру, вода не казалась мне слишком пресной, я осушил бы все реки. Хорошо, что мне не дали попробовать морской воды: ее вкус наверняка помог бы мне опорожнить все моря и океаны… Несколько лет назад я жил в Грузии у одного доброго человека, который меня приютил, и, когда собрали урожай, винограда, хозяин мой сделал вино, разлил его по кувшинам и убрал в амбар. К несчастью, я спал поблизости и ночью вдруг проснулся от столь приятного запаха, что не нашел в себе сил противиться искушению. Я подошел к сосудам, от которых исходило это благоухание, попробовал напиток, и он мне так понравился, что за ночь я выпил десять аробов[49] вина, не оставив ни капли, хотя сделал всего десять глотков. Поутру пришел хозяин и обозвал меня пьяницей, а я терпеть не могу, когда меня так называют, и потому убил несчастного. Из раскаяния я решил стать дервишем и не пить ничего, кроме медовой воды. Я отправился в путь, стараясь уйти как можно дальше от людей, и вот я здесь и всё свое время посвящаю сбору трав и наблюдению за звездами».

«Добрый дервиш, — продолжал Камнегрыз, — раз из пьяницы ты превратился в звездочета, то мне непременно нужно рассказать тебе о моей размолвке с ночными светилами. Я в большой обиде на свою звезду и буду весьма рад, если с твоей помощью сумею добраться до нее и до одной из ее товарок, чтобы поколотить их и раз и навсегда отучить от козней… Зовут меня Камнегрыз, и родом я из черкесской столицы{233}. Согласно гороскопу, который составил один из добрых друзей моего отца, в день, когда я родился, взошли две звезды — одна несла доброе, а другая — дурное, но та, что похуже, взошла первой. В тот же день еще три женщины разродились мальчиками. А жили они в трех соседних зданиях на углу улицы, что вела прямиком в царский дворец. „Поспешим, — сказали звезды, — и отдадим новорожденным то, чем обладаем, дабы избавиться от нашей ноши“. Дурная звезда первой пролетела мимо дома моей матери, которая только что произвела меня на свет, и это обстоятельство сыграло роковую роль в моей судьбе. „Дальше не двинусь, — решила звезда, — моя ноша слишком тяжела, сброшу ее прямо здесь“, то бишь на мою голову. Не могу точно описать, что именно в этот миг выскользнуло из ее рук, но с тех самых пор я таскаю это бремя на своих плечах, и не только мне, но и другим оно доставляет множество неудобств. Небесное светило одарило меня силой недюжинной и горячностью невиданной. Я должен быть гол как сокол и жить только грабежом. Ничто не может устоять перед моим мечом, окромя слабости человека трусливого и пугливого, и таких я сокрушаю не иначе, как ударом кулака, а кулаки у меня, сам видишь, какие. Вот, дорогой дервиш, подарки, которые я получил в колыбели. Звезде, что шла следом за моей, ничего не оставалось, как выбрать соседний дом, и что, ты думаешь, она там обронила?.. Царский венец, ни больше, ни меньше… Словом, скажу без ложной скромности, я лишился трона из-за того, что дурная звезда ошиблась дверью. Звездочет уверял отца моего, что это роковая случайность, а я твердо знаю, что всему виной ее каприз. Да и вторая блестящая покровительница вполне могла бы оставить свои подарки у моего дома… Клянусь Мухаммадом! Мой добрый дервиш, ты не представляешь, до чего я на них зол и чего я только не предпринимал, чтобы обмануть свою планиду… Я собирал целые армии и не только отдавал приказы, но и сам сражался не на жизнь, а на смерть. Однако мне вечно доставались только трусы — жрать они жрали, а воевать не хотели. И вот как-то раз врываюсь я в город, не заметив, что за мною никого нет. Разношу в пух и прах всё, что попадается на пути, преследую всё, что движется, предаю огню то, что не в силах предать мечу, и разоряю то, что могу разорить. Воинство мое вообразило, что я погиб, впало в панику и обратилось в бегство. И что же? Поскольку я всё уничтожил и не пощадил ни одной живой души, да к тому же остался без армии, я сделался царем благодаря силе своих рук и остроте меча, но властвовать мне было не над кем».

«Как? — поразился Пейдодна. — Ты истребил даже женщин?»

«Клянусь Мухаммадом! — воскликнул капитан. — Я безумно люблю женщин, но, завидев меня, они орали и вопили так, будто с них живьем сдирают кожу, спасались бегством, бросались в меня камнями с террас, подстрекали своих мужей и науськивали собак. Мой шлем и щит погнулись в десяти местах, один пес утащил целый кусок моей ляжки. В общем, я люблю женщин, но только не когда они бесятся. В этом случае я давлю, не разбирая, всех подряд: красавиц и уродин, старых и молодых, ибо терпеть не могу, когда мне противятся».

«У тебя довольно-таки горячая кровь, мой генерал, — осторожно промолвил дервиш, — тебе следует взять с меня пример и пить исключительно медовую воду».

«Трижды клянусь Мухаммадом! — вскричал Камнегрыз. — От этой сладкой водицы у меня все внутренности слиплись, а пить по-прежнему хочется, сил нет! К тому же моя дурная звезда будет злорадствовать, если я дойду до такого. Давай лучше поговорим о том, как нам ее урезонить, если, конечно, такое возможно. Эх, подняться бы мне на небо, уж я бы ей всё сказал! Ты ведь звездочет, сделай милость, помоги мне добраться до нее, руки чешутся, как хочется ей отомстить!»

«Поквитаться и по-другому можно, — промолвил Пейдодна. — Попробуй сыграть с твоей звездой шутку вроде той, что я сыграл с моею. Она хотела сделать из меня бродягу и лодыря, да еще и приговорила к тому, чтоб я пил, будто бочка бездонная. А я? Удалился в пустыню, пью воду с медом в разумных количествах и, вопреки ей, кое-что из себя представляю. Ты человек военный, у