Продолжение «Тысячи и одной ночи» - Жак Казот

— обрадовался Бадур. — Мне и так завтра придется потратиться на бороду. Но как же я узнаю свою звезду среди всех остальных?»

«Тебе поможет ваш садовник. Попроси его показать тебе утреннюю звезду в Евфрате, потому что искать ее нужно именно в воде».

После этого Кассанак попрощался с матерью и сыном, обещав прийти на следующее утро.

Как только он вышел, Нариля задумалась над последними словами армянина, и ее одолели сомнения. Но золото в руках отвлекло торговку, она пошла к тайнику, и, пока его пополняла, голова ее опустела, все мысли улетучились, и в конце концов женщина успокоилась и решила, что Бадур в самом деле найдет свое счастье в водах Евфрата.

В то время, как мать и сын мечтали о грядущем блаженстве, Кассанак явился в сад своего зятя Далхука. Тот был настроен против сына, но, едва узнав, как замечательно тот устроился благодаря своему хорошему поведению, и увидев договор на покупку сада, согласился, что Нариля оговорила юношу. Кассанак сообщил также, что брадобрей, их давний друг, расторг договоренность с Нарилей и хочет отдать дочь за Иль-Далхука. Все ждут только отца жениха, чтобы соединить молодых. Обрадованный Далхук поручил садовнику собрать оставшиеся фрукты, а сам немедля отправился с Кассанаком к кади.

По дороге он узнал еще много интересного: что у его жены есть тайник, в котором она прячет золото; что деньги эти Нариля украла у него и продолжает красть каждый день; что за три дня она продала некоему армянину фруктов на сто пятьдесят золотых с лишним и рассорилась со всеми багдадскими закупщиками, но те нашли в лавке Иль-Далхука всё, что им необходимо, и теперь постоянные покупатели Нарили ходят только к его сыну, и потому семья его не несет никаких потерь.

«Теперь ты видишь, — добавил Кассанак, — как жена злоупотребляла доверием твоим! Она всё прибирала к рукам, а тебя заставляла гнуть спину, чтобы потом воспользоваться накопленным в своих интересах. Я знаю, где ее тайник, нам не составит труда забрать всё, что она там хранит, а потом ты разведешься с этой нечестной женщиной, заявив об этом желании в присутствии кади. В ларце Нарили ты найдешь в четыре раза больше денег, чем нужно, чтобы вернуть ей приданое{232}. Но, поскольку она уверяет, что пришла к тебе с пустыми руками, ты можешь выставить ее за дверь ни с чем».

Далхук негодовал и злился на Нарилю — даже половины из того, что он услышал, хватило бы, чтобы открыть ему глаза. Кассанак и Далхук зашли за кади и втроем отправились к брадобрею, после чего сыграли свадьбу Иль-Далхука, на которой царили искренняя радость и ничем не омраченное веселье.

Тем временем Нариля начала беспокоиться. Бадур ушел на свидание, а Далхук так и не привез фрукты. Что могло случиться? Что ей делать, если завтра у нее не будет товара для небесного поставщика? Уже перед закрытием городских ворот прибыл садовник Далхука, но привез он только половину того, что было нужно Нариле, и сказал, что хозяин ушел рано утром с каким-то человеком. Торговке некого было послать за недостающим товаром, и женщина испугалась, что упустит свое счастье. Ах, какую бурю она обрушит на голову бедного Далхука!

«Да, — думала лавочница, — когда бы он ни заявился, я отправлю его за фруктами и, коли он не найдет их в Багдаде, несмотря на то, что ворота закрыты, заставлю его перепрыгнуть через городскую стену, но не упущу ни одного дня в своей торговле с небесами!»

Прошло полночи, Нариля была уже в бешенстве, и тут ее муж постучал в дверь, но не как человек, заслуживающий упреков, а как хозяин дома. Такое случилось первый раз с тех пор, как он женился.

«Он пьян, не иначе! — решила Нариля. — Но он дорого за это заплатит!»

Она открыла дверь, изрытая потоки брани.

«Пьяница! Забулдыга несчастный! — кричала она. — Ты хочешь нас по миру пустить? Что ты делал? Где пропадал? Ты бросаешь жену и сына ради своих пороков? Я пожалуюсь кади, он тебя вразумит, гнусный распутник! И не надейся, что я дам тебе спокойно проспаться, пока в лавке не будет товара на завтра! Да я тебе руки-ноги переломаю!»

Далхук был слегка навеселе, но Кассанак и брадобрей так хорошо подучили его, что, хотя в руках у него была толстая палка и он был полон решимости ответить ударом на удар, ему, однако, хватило ума не пустить палку в ход.

«Безумная женщина! — сказал Далхук. — Сядь и приди в себя! Нам есть что рассказать друг другу. И я начну первым. Вчера я был в саду, когда мой шурин Кассанак пришел за мною и сказал, что наш друг брадобрей отдает свою дочь замуж за моего родного сына, и мне надо немедленно поспешить на свадьбу. Когда всё закончилось, я пошел домой».

«И у тебя хватает совести, — закричала Нариля, — признаться, что ты оставил все дела ради женитьбы твоего дурня на дочери того наглеца, что позавчера явился сюда и оскорбил меня и моего сына?»

«Тише, тише. Брадобрей — мой друг и человек порядочный. А если есть здесь дурень, то это только твой сын и никто другой».

Твердость и хладнокровие Далхука поразили Нарилю до такой степени, что она готова была его убить, но оружия под рукой не оказалось, да и смелости ей недостало, и вскоре бешенство торговки превратилось в отчаяние. Она бросилась на землю, кусая локти и испуская дикие вопли. Наконец женщина разрыдалась, а потом упала без чувств.

Далхук ожидал подобной развязки. Ему было безразлично, что будет с женой, лишь бы не упустить деньги, которые позволят ему быстро отделаться от этой лживой бабы. Торговец не пошел спать, он спокойно дожидался, когда Нариля придет в себя. Наступило утро, лавочница, немного оправившись, надеялась, что муж проявит сочувствие и сдастся, но зря, Далхук был по-прежнему невозмутим. Он сидел, оперевшись подбородком на свою палку.

«Он переменился в одночасье, — подумала Нариля. — Это всё Кассанак и проклятый брадобрей подговорили его! Как им отомстить? Как вернуть мне моего покладистого мужа?.. А главное, как принять звездного поставщика, ведь мне надо переговорить с ним с глазу на глаз?! Только он может мне посодействовать, у него такие могущественные друзья, он избавит меня от завистников!»

«Ты, должно быть, устал, мой бедный друг, — молвила она медоточивым голоском, — боюсь, как бы ты не заболел. Иди, поспи,