Мятежный дом - Ольга Чигиринская

— Почему Шерри пристал к тебе? Откуда он тебя знает?

Дик вздохнул и рассказал ей про космопорт Лагаш и попытку купить шанс свободы для леди Констанс, Джека и лорда Гуса за голову Моро. Про то, что Шерри и там был пьян и пытался вызвать его на бой.

— Как ты думаешь, он успел кому-то дать сигнал? — обеспокоенно спросила Баккарин.

— Нет. Ему хотелось сойтись со мной один на один, и чтобы никто не помешал. Хоть «Бессмертные», хоть власти.

— Дурак, — с облегчением вздохнула Баккарин, сделав те же выводы, что и Дик. — Но нам это на руку. Зачем ты вчера напился?

Дик закрыл глаза и откинул голову на бортик. Отстраниться от Баккарин так, чтобы не соприкасаться коленями, было невозможно.

Стоило ли говорить ей настоящую причину? Нужно ли ей знать, что Дик напился, чтобы не убивать Шерри в гневе? Чтобы сдержать данное себе и Нейгалу слово: не мстить за Сунагиси?

Он решил сказать половину правды.

— Вы же знаете, кто он. Под чьей командой служил. И что сделал во время войны. Он… рассказал мне. Они это назвали зачисткой.

— Можешь не говорить, — Баккарин нашла его руку под водой и сильно сжала в ладонях. — Я таких рассказов тоже наслушалась по самое горлышко. Хотя и не от участников. Надо отдать должное «Бессмертным» — им хватало совести ко мне не ходить. Даже Шерри.

— Я… не понимаю этого. И никогда уже не пойму, наверное.

— Чего не поймешь?

— Ну… зачем приходить к женщине, которая всех потеряла — и рассказывать ей… — Дик завершил свои слова неопределенным жестом. Чего хотели те люди? Чего хотел Шерри?

— Ричард, — руки Баккарин вынырнули из-под воды и легли расслабленно на бортики. — Ты производишь впечатление человека, которому не часто приходилось идти на компромисс с собственной совестью. Если бы ты больше понимал в таких делах — ты бы знал, что самый проверенный метод справиться с совестью — это убедить себя в виновности жертвы. В том, что предательство было органически присуще тем, кого уничтожила твоя сторона. Ну а чей же пример для такого дела подойдет лучше, чем пример шлюхи, которая предала своих, польстившись на лакомый кусочек — наследника клана? Очень благородное дело — преподать такой шлюхе урок…

— Прошу вас, не надо… — больше всего Дика внутренне корчило именно от спокойствия женщины. Он просыпается в холодном поту и не может заснуть, пока не прижмет к себе женщину или ребенка — а сколько измывался над ним Моро? Две недели? Три? А Баккарин насиловали годами — пока Северин не вернулся из плена.

— Хорошо, — мягко сказала она.

— Если мастер Ройе беспокоится, вы ему передайте, что все в порядке, — сказал Дик, глядя ей в глаза. — Я не сорвусь больше. Я сделаю все, что надо.

— Не все в порядке, — Баккарин снова нашла под водой его руку и подняла ее над поверхностью. Коллоид, которым был залит свежий порез, растворился в воде — и ранка опять кровоточила. — Зачем ты делаешь это с собой?

— Не знаю. Но так надо. Иначе я начну их забывать.

— Обязательно ли помнить?

— Да. Людей, которые не хотят помнить… я, в общем, видел.

Баккарин отпустила его руку и почему-то вздохнула.

— Мне скоро идти, — сказал он. — Вы не беспокойтесь, и пусть мастер Ройе не беспокоится тоже. Только… пока мы одни, можно спросить одну вещь?

— Конечно.

— Каким он был? Ну… брат ваш.

— Кузен, — поправила Баккарин. Потом прикрыла глаза. — Я так и знала, что ты спросишь об этом. Ну что ж… Мне кажется, кто-кто, а ты имеешь право знать. Он был очень добрым, Дик. Чем-то похож на тебя. В детстве мы почти не знали друг друга, шесть лет для детей — большая разница в возрасте. Я была еще ребенком, а он — уже юношей, подававшим большие надежды сумоистом. Он был для меня и для многих… чем-то вроде маяка.

Подняв голову, она посмотрела на Дика с некоторым вызовом.

— Мы мечтали вырваться с Сунагиси. Я говорю это тебе, потому что ты достоин только правды. И правда такова: наша с тобой родная планета была безнадежно провинциальной дырой в заднице Галактики. Кому-то это нравилось, но молодые люди с амбициями полагали, что настоящая жизнь — или хотя бы что-то похожее на нее — начинается только на станции Ходэри. Я была миловидной девочкой с неплохими музыкальными данными. Мечтала о сцене, о съемках в головидео… Все, на что я могла рассчитывать в смысле учебы — это школа гэйко на Ходэри. У меня нашли талант, с меня готовы были брать только половину стоимости обучения… И оплатил все это Райан. Родители, простые рыбаки, были очень рады, что их дочь сможет пробиться в свет. И за Райана, конечно, радовались тоже. С Сунагиси вышло несколько хороших сумоистов, но Райан был первым, кто взял звание чемпиона чемпионов.

Баккарин взяла полотенце, вытерла пот со лба и продолжала:

— Как и все люди с амбициями, я поддерживала альянс с домом Рива. Когда их разведчики открыли дискретную зону, которая сообщалась с центральными мирами Вавилона, это казалось подарком судьбы. Наша планета перестанет наконец-то быть задворками. И нам почти ничего не придется делать — только снабжать войска, пока их будут перебрасывать через этот сектор. Офицеры и капитаны Рива были такими симпатичными бесшабашными парнями…

Дик почувствовал, как пересыхает во рту.

— Благодаря Райану я получала много приглашений и хорошо зарабатывала. Райана вообще очень любило станционное правительство. Его выставляли вперед на всяких там официальных встречах и церемониях. Красивый, большой, голубоглазый, с таким открытым и добрым лицом… — Баккарин переплела и заломила пальцы. — А потом он начал говорить неприятные вещи. Что война затянулась. Что вместо нескольких месяцев, о которых нам говорили представители Рива, она идет уже год с небольшим. Что навеги внизу не справляются с нагрузкой, не могут выполнить требуемого объема поставок. Что цены, по которым принимают биомассу представители Рива, занижаются, а цены на промышленные товары для жителей планеты, напротив, неоправданно завышены.

— Вы тогда уже… были с Северином? — вполголоса спросил Дик.

— Да. Они дружили с Райаном, потом он стал ухаживать за мной, а потом мы сошлись. Северин пытался что-то сделать. Я знаю, потому что спускалась с ним на планету. Он скандалил с контролерами, грозил, увольнял, арестовывал, даже расстреливал… Без толку. Он не мог сидеть на планете все время — дела требовали его присутствия на станции. И когда он покидал планету — все вскоре возвращалось на круги своя, росло лишь количество его врагов. В конце концов у него остался единственный друг — Райан. А потом, в одну далеко не прекрасную ночь его подняло с постели известие, что друг поднял мятеж. Извини, я должна рассказывать тебе о Райане, а сбиваюсь все время на историю Северина… Но одно нельзя понять без другого. Как и почему все пришло к мятежу — когда-нибудь я расскажу и об этом. В самом скором времени, ты только напомни мне. А пока я хочу, чтобы ты знал одно: Райан не организовал этот мятеж. Он просто… не смог бросить дураков, которые заварили кашу. Я не знаю, о чем ты думаешь сейчас, Дик, но хочу, чтобы ты понял: Райан знал, что восстание против Рива в разгар войны ничем хорошим для планеты кончиться не может. Даже если попросить помощи у Империи. А свою планету он любил и не хотел ей зла. Но когда его поставили перед фактом… когда на улицах Минато уже полилась кровь Рива, и перед ним остался единственный выбор: быть с повстанцами или с карателями… Я ловлю здесь кое-какие кусочки имперских новостей… Я знаю, кем Райана считают в Империи. Мне противно думать, что из него сделали пропагандистский жупел. Это все равно что содрать с человека кожу и набить чучело, а потом выставлять напоказ. Рива его всего лишь убили. Имперские пропагандисты продолжают его убивать.

Дик не прихватил с собой полотенца, и смахнул пот просто рукой.

— Хотите знать, что я думаю обо всем этом? — спросил он.

— Да. Скажи мне. В конце концов, — женщина снова улыбнулась горько, — ты не сможешь сказать мне ничего нового.

— Я почитал вашего брата как святого. Даже икону сам сделал и повесил в часовне. Но после того, что вы мне рассказали… ну и еще после кое-чего я думаю… думаю, что был страшным олухом. Не потому что почитал его и, в общем, продолжаю. Но почитал его не за то. Он оказался гораздо лучше, чем я думал. И я… постарался бы восстановить справедливость, если бы мог.

— Спасибо, — Баккарин сказала это серьезно, а потом добавила: — На нас смотрят.

Подняв ногу, она уперлась носком в противоположный бортик, прямо возле головы Дика.

«Подвинься», — сказал внутренний гад. — «Это моя работа».

Дик с неохотой передал управление. Интересно, подумал он, я все-таки схожу с ума? Тот, кто берет Баккарин за коленку и прижимается к ее голени щекой — это я или не я? И кто из нас настоящий — тот, кто сейчас, кажется, упадет в обморок из-за полного отлива крови от мозга? Или тот, кто изнутри черепной коробки хладнокровно всем управляет?