Операция "Берег" (СИ) - Валин Юрий Павлович

— Все же дисциплина, — одобрил Иванов. — А что же здесь в замке у фрицев в мирное время имелось? Учреждения или тоже музей?

— Да хрен его знает. Рассказывали, да я не очень помню, — признался Олег.

Немцы выволакивали из здания раненых, укладывали у сгоревших грузовиков. Доносился пронзительный голос — знакомая очкастая военфельдшер распределяла-готовила раненых к отправке. Наших раненых уже грузили. Мощный «само-бронированный» листами металла тягач с буквой «Л» на кабине успел распихать баррикаду и металлолом в проезде, дал дорогу санитарному грузовику.

— Работают все, одни мы бессмысленно любопытствуем, — сказал Олег. — Пошли к танку.

— Да пошли, чего тут… Стой! Глянь, нашего переводчика опергруппы покарябало.

Переводчик Земляков сидел на ящике, выглядел крайне сумрачным — обе его кисти пронзительно белели свежими бинтами.

— Пальцы-то все целы? — с сочувствием осведомился дед.

— А… привет танковым, — пробурчал Земляков. — Пальцы на месте, можно было перевязочный материал и не изводить. А то перевели на инвалидность.

Переводчик нехорошо глянул в спину занятой военфельдшерице. Сложные у них отношения, наверное, что-то личное.

— Да брось ты, раз царапина, так под бинтом и обработанное вдвое быстрее подживет, — утешил Олег.

— «Подживет»… а писать мне как? У меня же отчетность, чтоб ей… Слушайте, дайте закурить.

— Ты же не куришь вроде? — удивился Олег, доставая из нагрудного кармана под комбинезоном портсигар.

— Да бросил. Давно уже. Но сейчас что-то потянуло. Облажался, да еще руки… Ого, красота какая! — восхитился Земляков портсигаром. — Только у тебя там последняя сигарета, себе оставь.

— Товарищ командир для особых случаев курево держит, мы потом ему еще папиросок хороших найдем, — пояснил Митрич, доставая спички. — А чего с руками-то? Ожог?

— Не так обидно было бы. Порезал стеклом. Главное, и не заметил, — Земляков вздохнул и неловко затянулся ароматным дымом. — Ух ты, не иначе колумбийский табак, отборный? Эх, угораздило меня полезть не туда. Прижмет меня начальство по полной, и заслуженно. У нас же служба — сущая канцелярщина. А я теперь того… безрукий, непонятно, как с галифе при нужде справляться.

— Справишься, — заверил Митрич. — По госпиталю знаю: раз большие пальцы остались в оттопырку, значит, боеспособен.

— Ну, утешил… — переводчик хотел еще что-то сказать, но тут от санитарной машины истошно завопили:

— Старший лейтенант Земляков! Вам отдельное приглашение⁈ Немедля в машину, в санроту на обработку. Воспалятся пальцы, ампутируют, будете знать!

Переводчик прошептал нехорошее, и немедля встал — курить под вопли военфельдшера Варлам мало у кого мужества хватит.

Машина с ранеными двинулась к воротам, сидящий на борту Земляков махнул белой лапой.

— Живо оправится, — заметил дед. — Пустяки. Перестраховывается злопамятная медицина, некоторые там слишком мстительные, вот непременно клистиром лечить возьмутся.

— А тебе смешно?

— Чего нет-то? Дело молодое, у военфельдшеров свои знаки внимания, характерные. Докуривать памятную будешь?

Больше ничего ядовитого Митрич не добавил, не подшучивал. С чувством докурили на двоих заморскую сигарету, продолжая разглядывать замковый двор. Здесь уже и начальство появилось. Что-то показывал здоровяк-контрразведчик, старшие офицеры задирали головы, оценивали подбитую башню-колокольню. Медицинский офицер, добродушный начальник Варлам, забрался на кабину тягача, азартно клацал фотоаппаратом, снимая белые флаги и появившийся на стене победный красный.

— Заканчивается здесь война, — сказал Олег. — Но продолжается наша служба. Пошли, дед, нужно экипаж пустить глянуть.

— Так идем. Только война не очень-то кончается, — невесело усмехнулся Митрич. — Мне тут намекали. Вовсе не всё мы сделали. Еще эта самая — Земландская группировка, к морю нужно выходить.

Таяло в серых сумерках прусское небо, доносился оттуда зуд самолета — кружились листовки с немецким текстом приказа Ляша[5]. Приказ о капитуляции еще далеко не до всех немецких войск дошел, огрызался местами Кёнигсберг. Но уже почти стихла артиллерия.

* * *

Около 19 часов к нашим бойцам вышли под белым флагом два немецких офицера: полковник Хефке и подполковник Кервин, имевшие полномочия для начала переговоров о прекращении боевых действий.

Чуть позже подполковник Кервин провел в штаб немецкого гарнизона начштаба дивизии подполковника Яновского, капитанов Федоренко и Шпитальника — они передали официальный ультиматум.

В 22:45 генерал Ляш отдал приказ о немедленном прекращении сопротивления.

Ночью на некоторых участках сопротивление продолжалось — не до всех немцев дошел приказ, и не все ему поверили. Последними — уже 10 апреля — сдались гарнизоны башен «Врангель», «Дона», форта № 7 «Герцог фон Гольштейн», бастионов «Грольман» и «Штенварте».

Т-34–85 (и примкнувший к ним броне-велосипед) в центре Кёнигсберга

В Кёнигсберге все было кончено. Но война продолжалась.

В течении 9-го апреля авиация Краснознаменного Балтийского флота наносила очередные бомбово-штурмовые удары по кораблям противника на подходах к Пиллау, в самом порту, и в иных районах боевых действий. В этот день в результате атак авиации были потоплены и повреждены шесть транспортов, эскадренный миноносец, танкер и три вспомогательных судна.

[1] Определенно линия «К». В те дни подобного приказа не было, и быть не могло.

[2] Один из старинных исторических районов Кёнигсберга. Назван по протекавшему ручью Лёбе — Липовый.

[3] Сие длинное и красивое название означает «пожарную полицию», сформированную в 1938 году. Как всегда у немцев, была сложной, запутанной, постоянно реформируемой структурой. Данный персонаж имел звание, приблизительно равное пожарному подполковнику.

[4] Отто Хельвиг — группенфюрер СС, возглавлял штаб оберабштабнита в Кенигсберге.

[5] Линия «К» — события идут с опережением на несколько часов. Переговоры о капитуляции комендант Ляш начал лишь около 19 часов, советские представители прибыли в его бункер позже, официальное время отдачи приказа о капитуляции гарнизона — 22:45.

Глава 19

19. Парадоксы и прочая рутина

16 апреля 1945 года Кёнигсберг

11:20

Работал старший лейтенант Земляков. Всё снаружи двигалось, концентрировалось, меняло направление, продолжало марши к фронту или проверки-зачистки и разминирование города, а товарищ Земляков, блин, усидчиво работал.

— Фамилия, место рождения, звание, последняя должность?

— Обер-шютце Гюнтер Ульбрихт…

Задница уже от немцев болит, в смысле, не от самих немцев, а от допросов. Большую часть дня вот это самое «фамилия-звание?». Довольно безнадежное дело. Нет, результаты имелись, но мелковатенькие, незначительные, так сказать, «археологического порядка» — в общем, катастрофически отстающие от актуальных требований оперативной работы. По большей части обрывки слухов собирал товарищ Земляков. Из практических результатов опергруппа «Город» смогла предъявить начальству довольно интересное сооружение в порту — с подводом мощной электросиловой линии, что-то там пытались немцы подключить, но строительство завершить не успели. Работы велись до дня штурма, можно сказать, раствор еще не схватился. К объекту старший лейтенант Земляков выезжал лично, глубокомысленно оценил дизайн проводов в распределительных шкафах, полюбовался на затопленные корабли, и отбыл в офис опергруппы. Еще в активе группы числилось разоблачение шести эсэсовских упырей, пытавшихся залечь в лагере военнопленных под видом рядовых вермахтовцев.