Иноземец - Кэролайн Черри

Впереди бахнуло. Пуля ударила в человека, с которым он говорил, тот покачнулся и оперся на стену. Посыпались новые выстрелы, пули свистели, били в стены вдоль дороги, рикошетировали с визгом, а охранник, схватившись за бок, втащил Брена в укрытие — какой-то дверной проем или арку навалился сверху и пригнул ему голову, потому что стреляли теперь со всех сторон.

— Надо выбираться отсюда, — прохрипел Брен, но охранник упал, а огонь не прекращался. Брен начал на ощупь искать, куда попала пуля, нашел мокрое от крови место, попытался прощупать пульс и не нашел. Но тело было обмякшее, Брен такого никогда не видел, — убит, решил он, и его передернуло; звуки выстрелов отдавались от стен, непонятно было, откуда стреляют, непонятно даже, где свои, где чужие.

Банитчи и Чжейго взбирались по лестнице. Человек, который сейчас лежал без движения у него на колене, успел затащить его в надежное убежище арка, за ней проход, который вроде бы тянется куда-то между бурьянами, и Брен подумал, что это, может быть, кружной путь вниз с холма и тут можно пройти, не выходя снова на дорогу.

Брен пошевелился, мертвое тело соскользнуло с его колена на землю, он еще постарался придержать голову, чтобы не ударилась о камни — что за глупость! — приподнялся немного и, оставшись на корточках, начал на ощупь пробираться вдоль стены; он был испуган, взволнован, он не знал, куда девались Илисиди и Сенеди и кто стрелял — люди Табини, мятежники или кто-то еще.

Он двигался дальше вдоль стены, она повернула углом и пошла вниз наверное, добрых пятьдесят футов спуска — а там уперлась в другую стену; угол был завален старыми листьями. Брен отступил, двинулся в другом направлении — и уткнулся в еще одну стену.

Стрельба тем временем прекратилась. Все прекратилось. Он сполз пониже, прижимаясь спиной к стене тупика и прислушиваясь, стараясь унять сиплое дыхание и перестать трястись.

Стало так тихо, что слышно было, как ветер гоняет листья среди развалин.

Что же это за место? — спрашивал он себя; повернув взгляд вдоль прохода, он не увидел ничего, кроме полоски ночного неба над головой, кроме старых кирпичей, едва заметных в свете звезд, кроме травы да мостовой под ногами. Он прислушивался, прислушивался, он все спрашивал себя: куда же это привела нас Илисиди, и почему же Банитчи и Чжейго не понимали, что это просто старые развалины. Ощущение такое, словно провалился сквозь дыру во времени — в какую-то личную дыру, где не слышно движений, которые, как ему казалось, он должен слышать, только время от времени сиплый звук собственного дыхания да шелест листика, скользящего по мостовой.

Ни звука самолетного мотора.

Ни звука человеческих шагов.

Но не могли же все погибнуть. Они наверняка прячутся, так же как я. Если двинусь дальше, могут услышать в такой тишине, а сейчас не поймешь, кто устроил засаду, — только, очень похоже, раз те просто начали стрелять, то им неважно, убьют они или не убьют пайдхи, а вот это уже больше похоже на людей из аэропорта Майдинги, которые несколько часов назад сбрасывали бомбы.

Значит, Илисиди и Сенеди ошибались, а Банитчи был прав, и враги уже заняли здешний аэродром, если тут вообще есть какой-то аэродром.

Сию минуту никого нигде не слышно. Это может означать большие потери, а может означать, что просто все сидят тихо и ждут, пока шевельнется противник.

Атеви видят в темноте лучше, чем люди. Для атевийских глаз в этом проходе вполне достаточно света — если кто-то сюда смотрит.

Он перекатился на четвереньки, встал и тихо-тихо прошел в глухой конец прохода, в тупик; снова сел и попытался думать — потому что если добраться до Банитчи, до Сенеди или любого из охранников и если принять, что это не только мои враги, но и враги Илисиди, — тогда есть надежда, что кто-то знает, куда идти (сам-то я ни черта не знаю); и имеет оружие, которого у меня нет; и обладает военным искусством, которым я не обладаю, а потому сможет вывести нас отсюда.

Можно попробовать двинуться вниз, выбраться обратно в лес — но дураки они будут, если не следят за воротами.

Допустим, удастся сбежать в дикую местность… нет, есть еще городок, о котором они упоминали, Фагиони — только мне никак не выдать себя за атеви, а Сенеди — или Илисиди, кто-то из них, — говорил, что если мятежники захватят Уигайриин, то и Фагиони окажется опасным местом.

Можно попробовать выжить на подножном корму и просто идти, пока не доберешься до какой-нибудь политически прочной границы — но ботанику я изучал черт-те сколько лет назад, попробую одну ягодку, другую — а после нарвусь на что-то неподходящее и отравлюсь.

И все же, если ничего лучшего не подвернется, это какой-то шанс человек может некоторое время жить без пищи, пока есть вода для питья, и наверное, придется рискнуть — но у атеви ночное зрение намного лучше, и слух довольно острый, так что сейчас даже шелохнуться рискованно.

Дальше: Банитчи должен был видеть меня впереди, на лестнице, и если Банитчи и Чжейго еще живы, есть хотя бы небольшая надежда, что они меня найдут. В конце концов, следует помнить, что я представляю ценность для всех — и для тех, кого сам хочу найти, и для тех, с кем встречаться никак не желаю.

А мои собственные ценности… к сожалению, ничего не удалось. Компьютер я потерял. Куда девался человек с моими вещами — понятия не имею, не знаю даже, жив он или мертв, а пойти искать не могу. Что за чертова каша…

Он обхватил себя руками под дождевиком, который хоть немного сберегает тепло, но совершенно не греет в тех местах, где тело опирается на холодные от дождя кирпичи и булыжник.

Чертова каша, и во всей этой неразберихе несчастный пайдхи не представляет из себя ничего, кроме обузы, — и для Илисиди, и для Табини.

И сидит сейчас несчастный пайдхи, морозит себе задницу в тупике какого-то древнего прохода, откуда некуда деваться, даже если услышишь приближающуюся облаву, и спрятаться некуда, и систематическое прочесывание территории наверняка тебя обнаружит, если так и будешь сидеть и ничего не делать, — может, попробовать хотя бы вернуться назад, спуститься к тому месту, где в последний раз видел Банитчи и Чжейго… и где наверняка охраняет ворота одна сторона или другая.

С атеви даже один на один голыми руками не справиться. Найти бы где-нибудь отвалившийся от стены кирпич…

Если…

Он услышал, что кто-то двигается. Застыл, затаив дыхание, пока через несколько секунд звук не прекратился.

Завернул дождевик вокруг себя поплотнее — не дай Бог, пластик зашелестит. Потом, придерживаясь рукой за стену, чтобы не скользнули и не шаркнули онемевшие от холода ноги, он поднялся и пошел, тихо и быстро относительно быстро, ноги как ватные, не побегаешь — пошел к выходу из прохода, больше тут идти некуда.