Путешественница - Диана Гэблдон

– Наверное, нет.

Он вошел в комнату, закрыл дверь, неловко постоял и двинулся к кровати, протянув ко мне руку.

– Клэр…

– Не прикасайся ко мне!

Я вскочила на ноги и постаралась обогнуть его, чтобы пройти к двери. Руку Джейми опустил, но, шагнув, встал передо мной, загородив мне дорогу.

– Неужели ты не позволишь мне объяснить, Клэр?

– Сдается мне, что объяснения запоздали, – произнесла я, стараясь, чтобы мои слова прозвучали холодно и презрительно.

К сожалению, мой голос дрогнул.

Джейми захлопнул позади себя дверь.

– Ты никогда раньше не была неразумной, – тихо сказал он.

– Не говори мне, какой я была раньше!

Слезы слишком близко подступили к глазам, и я закусила губу, чтобы не заплакать.

– Ладно.

Его лицо было очень бледным, отчего царапины, нанесенные Лаогерой, выделялись особенно отчетливо, тремя красными линиями.

– Я не хотел жить с ней, – сказал он. – Она и девочки живут в Балриггане, близ Брох-Мордхи.

Джейми пристально наблюдал за мной, но я ничего не сказала. Он слегка пожал плечами, поправляя рубашку, и продолжил:

– Наш брак был большой ошибкой.

– Ага, но чтобы понять, что это ошибка, тебе потребовалось некоторое время, достаточное, чтобы прижить двоих детей! – не сдержалась я.

Он плотно сжал губы.

– Девочки не мои. Лаогера была вдовой с двумя детьми, когда я на ней женился.

– Вот как?

Вообще-то особой разницы тут не было, но я все равно почувствовала облегчение: выходит, Брианна – единственный ребенок Джейми. Истинное дитя его сердца, даже если…

– Я давно живу отдельно от них, в Эдинбурге, а им только высылаю деньги, но…

– Тебе нет нужды мне рассказывать, – перебила я. – Можно подумать, будто это так важно. Пропусти меня, пожалуйста, я ухожу.

Густые рыжие брови взметнулись.

– Куда уходишь?

– Обратно. Прочь. Я не знаю. Пропусти меня!

– Ты никуда не уйдешь, – решительно сказал он.

– Ты не можешь остановить меня!

Он потянулся и схватил меня за руки.

– Могу, – сказал он.

Он и вправду мог: я яростно задергалась, но хватка у него была железной.

– Отпусти меня сейчас же!

– Нет, не отпущу!

Джейми хмуро взглянул на меня, и я вдруг поняла, что, несмотря на внешнее спокойствие, он расстроен так же сильно, как и я. Он с трудом сглотнул, пытаясь контролировать свой голос.

– Я не отпущу тебя, пока не объясню, почему…

– Да что там объяснять? – гневно заявила я. – Ты снова женился! Чего еще?

Краска залила его лицо. Кончики ушей покраснели – верный признак надвигающегося гнева.

– А разве ты жила как монахиня эти двадцать лет? – требовательно спросил он, слегка тряхнув меня.

– Нет! – бросила я ему в лицо, и он слегка вздрогнул. – Нет, черт тебя побери! И думаю, ты тоже не был монахом.

– Тогда… – начал он, но я слишком разозлилась, чтобы слушать дальше.

– Ты солгал мне!

– Я никогда тебе не лгал!

У него заходили желваки на щеках, как бывало, когда он злился по-настоящему.

– Ты лгал, мерзавец! Ты знаешь это! Отпусти!

Я пнула его по голени так сильно, что у меня онемели пальцы ног. Он охнул от боли, но не отпустил меня, а, наоборот, сжал еще крепче, отчего я вскрикнула.

– Я никогда не говорил тебе…

– Да, не говорил! Но все равно лгал! Ты дал мне понять, что не женат, что не было никого, что ты… что ты…

Я задыхалась от ярости, и мне через слово приходилось переводить дух.

– Ты должен был сказать мне, как только я вернулась! Почему не сказал?

Его хватка ослабла, и мне удалось вырваться. Он сделал шаг в мою сторону, его глаза сверкали от гнева, но я, ничуть не испугавшись, замахнулась кулаком и ударила его в грудь.

– Почему? – закричала я, ударяя его снова и снова. – Почему, почему, почему?

– Потому что я боялся!

Он схватил меня за запястья, швырнул на кровать и встал надо мной, сжав кулаки и тяжело дыша.

– Потому что я трус! Я не мог сказать тебе, потому что боялся, что ты бросишь меня. И пусть это не по-мужски, но я подумал, что мне этого не вынести!

– Не по-мужски? С двумя женами? Ха!

На миг мне показалось, что он даст мне пощечину – рука уже поднялась, – но потом он сжал открытую ладонь в кулак.

– По-мужски ли это – хотеть тебя так сильно, что ничто другое не имеет значения? Видеть тебя и знать, что я готов пожертвовать честью, семьей, самой жизнью, чтобы быть с тобой, хотя ты и оставила меня!

– И ты имеешь наглость говорить мне такие вещи? – От злости мой голос превратился в свистящий шепот. – Ты винишь меня?

Джейми замер, лишь грудь его бурно вздымалась, словно ему не хватало воздуха.

– Нет. Нет, я не могу винить тебя. – Он отвернулся и невидящим взглядом уставился в сторону. – Как это могло быть твоей виной? Ты хотела остаться со мной, умереть со мной.

– Да, вот такая я была дура! Ты отослал меня, ты заставил меня уйти! И теперь пытаешься меня в этом обвинить!

Он снова повернулся ко мне с почерневшими от отчаяния глазами.

– Я был вынужден отослать тебя! У меня не было другого выхода. Ради ребенка!

Его взгляд непроизвольно переместился на крючок, на котором висел его плащ с фотографиями Брианны в кармане. Джейми судорожно вздохнул и с видимым усилием взял себя в руки.

– Нет, – сказал он гораздо более спокойно. – Я не могу сожалеть об этом, невзирая на цену. Я бы отдал свою жизнь за нее и за тебя. Даже если бы это стоило мне сердца и души… – Опять прерывистый вздох и попытка совладать с эмоциями. – Нет, я не могу винить тебя за то, что ты ушла.

– Однако ты винишь меня за то, что я вернулась.

Джейми потряс головой, как будто чтобы прояснить мысли.

– Нет, господи! – Он так сжал обе мои руки, что кости хрустнули. – Ты понимаешь, каково это – двадцать лет жить без сердца? Жить получеловеком и приучать себя довольствоваться теми крохами, которые остались, заполняя трещины тем строительным раствором, который оказался под рукой?

– Понимаю ли? – эхом отозвалась я, пытаясь высвободиться, но без особого успеха. – Да, мерзавец, прекрасно понимаю! А ты думал, что я вернулась к Фрэнку и с тех пор жила счастливо?

Я пнула его изо всех сил. Он вздрогнул, но не выпустил меня.

– Порой я надеялся на это, – процедил Джейми сквозь зубы. – А порой я видел его с тобой, днем и ночью, лежащего рядом с тобой, пользующегося твоим телом, берущего твоего ребенка. Моего ребенка! И, господи, я готов был убить тебя за это!

Неожиданно он выпустил мои руки, развернулся и с силой ударил кулаком в стенку дубового шкафа, пробив дыру. Это был впечатляющий удар: мебель была очень прочной. Надо полагать, он основательно сбил костяшки, но без колебаний саданул по дубовым доскам другим кулаком, словно это было лицо Фрэнка. Или мое.

– Ага, вот, значит, что ты воображал, – холодно сказала я, когда он отступил, тяжело дыша. – Ну а мне и воображать не нужно: Лаогера сама ко мне заявилась.

– Мне нет дела до Лаогеры и никогда не было!

– Негодяй! – вырвалось у меня. – Значит, ты берешь в жены ненужную тебе женщину и готов избавиться от нее, как только…

– Заткнись! Придержи язык! – взревел Джейми, обрушивая удар на умывальник. Глаза его метали молнии. – Я чувствовал кое-что по отношению к ней. Да, может быть, я ветреный ловелас, но если бы ничего не чувствовал, был бы бессердечным зверем.

– Ты должен был сказать мне!

– А если бы сказал?

Он схватил меня за руку и рывком поставил перед собой, глаза в глаза.

– Ты бы развернулась и ушла, молча. А после того, как я снова увидел тебя, говорю тебе, я был готов даже на гораздо худшее, чем ложь, лишь бы только удержать тебя!

Он крепко прижал меня к себе и поцеловал долго и сильно. Мои колени обмякли, и я попыталась укрепить их, вызвав в памяти гневные глаза Лаогеры и визгливый звук ее голоса, эхом отдававшийся в моих ушах: «Он мой!»

– Это бессмысленно, – отрезала я и отстранилась.

Ярость была подобна опьянению, но отрезвление – черный, головокружительный водоворот – наступило быстро. У меня закружилась голова, и я с трудом сохранила равновесие.

– Ничего не соображаю. Я ухожу.

Нетвердым шагом я двинулась к двери, но Джейми схватил меня за талию и оттащил обратно.

Он развернул меня к себе и поцеловал снова, так сильно, что я ощутила во рту ртутный привкус крови. Это была не любовь, даже не желание, но слепая страсть, твердая решимость обладать мной. Он покончил с разговорами.

Я тоже.

Я откинулась назад и ударила его по лицу, причем не ладонью, а изогнутыми пальцами, чтобы как следует расцарапать физиономию.

Джейми отпрянул, но тут же схватил меня за волосы и снова впился в мои губы, не обращая внимания на все мои лихорадочные пинки и удары.

Он закусил мою нижнюю губу, а когда я, задыхаясь, открыла рот, всунул язык, крадя и дыхание, и слова.

После чего бросил меня на кровать, где часом раньше мы лежали и смеялись, и придавил меня всей тяжестью своего тела.

Он был очень возбужден.