Руина, Мазепа, Мазепинцы - Николай Костомаров

от нас согласия, да уж и наказы нам даете! Они не отвечали на

королевскую грамоту, а Палий, человек в обращении грубый, пришел в такой гнев, что даже, как говорят, ударил в лицо Псрадов-

ского и кричал: <вот тебе за то, что приехал к нам с лядским

обманом, а не с правдою>. Не все, однако, запорожцы единодушно

отвергли польское приглашение: были и такие, что показывали

склонность служить ляхам против неверных, да и сам тогдашний

кошевой, Грыцько Еремеенко Сагайдачный, мирволил польской

стороне - и во время приезда в Сечу Порадовского, опасаясь

Палия, удалился в Каменный-Затон и, там сидя, прислал для

польского посольства в Сечу рыбу и запасы, а потом, следуя наущению

373.

польского короля, отправил к донским козакам зазыв - оказывать

полякам содействие против турок. Кошевой, однако, таился с этим

от гетмана, прислал к нему королевскую грамоту, уверял, что

запорожцы не поддадутся польским наговорам, и спрашивал, как

поступать прикажет гетман. Белоцерковский комендант отправил от

себя к полковникам Войска Запорожского окружное письмо, приглашал их во имя старинной славы козацкой служить своему

наследственному государю, королю польскому, и содействовать ему в

текущей войне против неверных. Поляки хвалились, что по их

призывам идут к ним <куны> беглецов, оглашали повсюду, что вся

Украина, недовольная московскою властью, опять скоро станет

польским достоянием. Однако, пришедшие по призыву белоцерковского

коменданта козаки так же скоро ушли от него, как и те, которые

пришли было к Могиленку и убежали от последнего. Поляки

преследовали бежавших от них Козаков1, а Самойлович, противодействуя польским оглашениям, выдал универсал, в котором убеждал

малороссиян не доверять исконным своим врагам ляхам, а в Москву

писал, что у польского короля есть коварный замысел, помирившись с турками и татарами, идти войною в Московское государство, чтобы отвоевать все уступленное по Андрусовскому договору.

В конце октября 1684 года приехал в Батурин думный дьяк

Украинцев толковать с гетманом о союзе с поляками и другими

западными христианскими государствами против мусульман. Несмотря

на неоднократное представление Самойловича, московское

правительство всетаки колебалось насчет польских приглашений и

послало своего лучшего тогдашнего дипломата к гетману с разными

доводами в пользу предлагаемого поляками союза. Думный дьяк

представлял гетману, что теперь-то наступило благоприятное время

соединиться всем христианам против врагов Креста Христова, что

поляки заручились союзом с западными христианскими державами

и есть большая надежда на победу над бусурманами. Гетман, как

и прежде, твердил одно - что полякам, по их обычному

вероломству, не следует ни в чем верить. <Они, - говорил он, - присягнут

и предадут, а папа и ксендзы их разрешат от присяги: по их вере

это можно. И теперь, что они толкуют о своем союзе, так все только

хвастают; на самом деле у них один только союзник - цесарь, которого они скоро предадут, заключивши с бусурманами отдельный

мир. Курфюрст Бранденбургский и другие князья немецкой

империи могут оказать разве незначительное содействие военными

силами, которых у них немного; папа же, испанский король и Вени-

1 <О утечце Козаков вельми межи себе заколотились ляхи и ораз

ординат нибы королевский был таковый, абы гдекольвек у местах або селах

що охотника того засталось, кони одбираны были и оружие и самих их

якобы волоцюг до чернил (?) и к селитренным могилам на голону

погнано> (А. И.Д., подлинники, № 457).

374

цейская речь посполитая хоть и дадут на войну денег, да немного.

Польский король и теперь уже слаб, и если Московское государство

пристанет к союзу с ним, то польский король может покинуть дело, не доведя до конца, и помириться с турками, и тогда придется

нашим великим государям одним вести войну! А уж куда как сладка

с турками война: после Чигиринских битв мало не целый год во сне

тревожили лучше, помирившись уже с бусурманами, хранить с

ними добрый мир: султан турецкий уже знает, что поляки и цесарь

приманивают нас к союзу с ними, а мы не поддаемся; зато султан

ценит правду нашу и не пойдет на нас войною! С польским же

королем турки никогда не сложатся против нас; туркам ведь хорошо

ведомо польское непостоянство и вероломство>.

Когда дьяк хотел тронуть чувство гетмана идеею священной

войны за христианскую веру, гетман сказал: <Пресвятое и великое намерение за церковь Божию воевать.

Только исполнить это теперь трудно: правда, что церковь

греческая у турок находится в большом утеснении, что же делать: то

сотворилось по воле Божией! Но ведь и у короля польского

православная вера в гонении и разорении. Поговори с епископом

луцким, что к нам приехал. Пусть он расскажет тебе, что там у

поляков деется!>

Епископ луцкий Гедеон, князь Четвертинский, прибыл еще в

1683 году в левобережную Малороссию и поселился в Крупецком

монастыре близ Батурина. Украинцев поехал к нему и услышал

от него такую речь:

- Я переехал в державу великих государей, спасаясь от

великого гонения. Неволили меня принять римскую веру. Отъезжая

в поход на войну, король и королева призвали меня к себе и

сказали: <коли воротимся с войны и застанем тебя, что ты не

учинишься в римской вере или не примешь унии, то зашлют

тебя в Мальборк на вечное заточение>. Я убоялся и убежал: желаю

пребывать в царской державе и живот свой скончать в

благочестии. Ныне без меня, конечно, всех приневолят к римской вере

и совершенно иссякнет благочестие в Короне и в княжестве

Литовском, потому что король на том стал, чтоб веру благочестивую

в Короне и в Литве искоренить.

После этого свидания с епископом думный дьяк опять вел

беседу с гетманом о том же предмете. Самойлович говорил: <Под игом турецким есть много народов нашей православной

веры: волохи, мультане, сербяне, болгаре, словене, греки - у

них есть славные монастыри и многие церкви; теперь они от

папина начальства укрываются и, будучи под турецким

султаном, свою веру сохраняют, папистов берегутся, и одним только

именем великих русских государей утешаются, чаючи от них

когда-нибудь для себя отрады. Если ж бы королю польскому и

375

цесарю.в войне посчастливилось и войска их вступили бы вдоль

турецкой области и расширились, то оных христиан стали бы

в житии и в вере насильетвовать и обращать в унию тамошние

святыни: либо войною, либо договорами, . а уж довели бы до

того, чтоб возвысить свой римский -костел, а наше православие

понизить. Сталась бы через то православным народам

неутолимая жалость. Поэтому, уж если с ними вступать в союз, то

разве с тем только договором, чтобы, в случае счастия в войне, оные народы были оставлены в своей православной вере по

восточному исповеданию. Великим государям союз с поляками

только затем и может быть нужен, чтоб сохранить и множить

святую веру и расширить пределы нашего государства по Днестр

и по Случ. Только вот в том и дело, что хоть и заставить их

присягнуть прежде союза с ними, то на их присягу положиться

нельзя, потому что, как я говорил уже, у них папа и ксендзы

всякую присягу разрешают>.

В начале 1685 года гетман отправил в Москву посланцем

Кочубея с инструкциею, в которой обширно описывались коварные

поступки поляков и излагались желания малороссиян: отыскивать

у поляков русских исконных владений1, заступиться за

православную веру, которая терпит в польских областях гонения и

поругания, и оставить во владении Войска Запорожского села по

сю сторону реки Сожи, издавна принадлежавшие Войску

Запорожскому и в недавнее, время <заеханные> сыном гетмана, ста-

родубским полковником Семеном Самойловичем.

Эту полосу земли просили удержать собственно для того, чтоб

там поселить остававшихся еще без приюта правобережных про-

чан2.

Чтобы более расположить Москву к своим взглядам, Самойло-

вич послал в Приказ письмо ясского архимандрита Исайи, сообщавшего о разговоре с великим сераскиром Сулейманом-пашою; из

этого письма можно было заключить, что турки ценят мир с Мое-

1 <Поневаж вся тогобочная Днепра сторона - Подоле, Волынь, ГХод-

ляше, Подгорье и вся Червоная Русь, которых славные и старинные места