Крым. Большой исторический путеводитель - Алексей Дельнов

После этого сражения у Суворова произошла размолвка с Потемкиным, ибо он действовал вопреки указаниям командующего. К нему пришло следующее послание от Светлейшего: «Солдаты не так дешевы, чтобы ими жертвовать по пустякам. К тому же мне странно, что Вы в присутствии моем делаете движение без моего приказания… Не за что потеряно бесценных людей столько, что их бы довольно было для всего Очакова. Извольте меня уведомлять, что у Вас происходить будет, а не так, что даже не прислали мне сказать о движении вперед». Это при том, что обстоятельства битвы явно были таковы, что затевать переписку не было никакой возможности. Однако всякие слухи поползли на самый верх. Матушка Екатерина высказалась о происшествии следующим образом: «Сшалил Суворов; бросаясь без спроса, потерял с 400 человек и сам ранен; он, конечно, был пьян». Хотя за Александром Васильевичем особенно не водилось.

У Суворова и Светлейшего были слишком разные взгляды на способы ведения войны. Прирожденный военный гений, Суворов сам искал столкновения с неприятелем (впоследствии Наполеон сформулировал это так: «Главное ввязаться, а там посмотрим»). Трезво оценивавший степень своего военного дарования Потемкин предпочитал действовать обстоятельно, неторопливо. Он старался уберечь людей от гибели на поле боя, но их гораздо больше умирало на неторопливых маршах и во время длительных осад – при тогдашней организации снабжения и смертности от болезней. Как это было под взятым в конце концов штурмом Очаковом.

Однако князь Таврический был способен наступить на хвост своему самолюбию и умел использовать достоинства людей наилучшим образом – даже если они не во всем были ему по вкусу. В дальнейшем он позволил Суворову полностью раскрыть свой талант, предоставив свободу действий. Совместно с австрийцами, но будучи во главе объединенных войск, наш великий полководец одержал победы при Фокшанах, Рымнике (за этот успех он получил графское достоинство и титул «Рымникского») и, конечно же, при взятии Измаила – одном из чудес военной истории, свершившемся 11 декабря 1790 г.

Известный всему миру как неприступная крепость, Измаил был взят «методом эскалации» – с помощью штурмовых лестниц. Это при том, что расстояние от дна глубокого рва до вершины возвышающегося прямо над ним укрепленного вала составляло 12 метров, а обороняющиеся имели значительное численное превосходство.

На море чудеса творил Федор Федорович Ушаков. Он воевал так, как в его время еще один только Нельсон. Отход от линейной тактики – создание сильного авангарда и резерва, быстрая перестройка по ходу боя, мгновенная оценка ситуации, предвидение реакции противника, бесстрашные прорывы меж двух огней, атаки на вдвое превосходящие силы – все это было на счету контр-адмирала Черноморского (тогда его называли Севастопольским) флота.

Чудесам в жизни есть место – только не так много, как хотелось бы. Были и отступления, кровавые неудачные штурмы, тяжкие переходы, невыносимо долгие осады и много чего еще невыносимого. Мордобой, капральская палка, голод, жажда, раны, сны о родной деревне, нехитрые утехи на постое, грубые шутки, песни хором, солдатское братство. Извините, захотелось этими немудреными словосочетаниями как-то оживить картину истории.

Везде свои обиды. Вот Суворову за Измаил пожаловали чисто декоративный довесок к прочим чинам – звание подполковника Преображенского полка (полковником была сама Екатерина), а Потемкину за то же самое, хоть он и рядом не был, – фельдмаршальский жезл и осыпанный бриллиантами мундир. Генерал-аншеф Суворов был уверен, что уж на этот-то раз жезл не минует и его.

Согласно заключенному в декабре 1792 г. в Яссах (тогда – в Молдавском княжестве, ныне в Румынии) мирному договору Турция признала принадлежность Крыма России, узаконивался Черноморский флот.

Новая граница двух империй проходила на западе по Днестру (прежде – по Южному Бугу, при этом с таким вкраплением, как Очаков, восточнее его), на востоке – по Кубани. Вот бы Григорию Александровичу Потемкину развернуться теперь со своим проектом Новороссии! Но не развернулся, не дожил до конца переговоров, хотя и возглавлял на них поначалу российскую делегацию.

Светлейший князь Тавриды скончался от приступа лихорадки по пути из Ясс в Николаев 5 октября 1791 г. Уже без него на обретенных по Ясскому миру землях был основан город Одесса, украшением которого служит знаменитая Потемкинская лестница.

На переговорах в Яссах его сменил другой Светлейший князь, выходец из малороссийской казацкой старшины А. А. Безбородко, глава петербургской дипломатии. Турция обещалась оставить в покое Грузию. Насчет Молдавии она ничего не обещалась, но было очевидно, что османам очень не по душе занимаемая их вассалом позиция. Поэтому значительная часть молдавского дворянства поспешила перебраться на новые российские земли, на левый берег Днестра, туда, где теперь – застарелая болевая точка постсоветского пространства, Приднестровская Молдавская республика. Именно они основали там города Григориополь и Тирасполь.

А в Крыму начался обратный процесс. Масса татарского населения отчаялась в скором возвращении власти халифа всех правоверных – турецкого султана и хлынула из Российской империи в его империю. Не менее половины крымских татар оставило земли, обжитые их предками еще со времен татаро-монгольского нашествия. Если прибавить к этому недавнее переселение армян и греков, то понятен будет результат: по сравнению с серединой XVIII в. население Крыма, составлявшее тогда около полумиллиона человек, к 1795 г. сократилось втрое (сделаем поправку на то, что эти цифры условны).

Властям образованной в 1802 г. в Крыму и ближайших окрестностях Таврической губернии приходилось думать о привлечении на свою территорию новоселов. В значительной своей части это были колонисты. С 1805 г. в центре степной части Крыма стали селиться немцы. Они сразу получали по 60–65 десятин лучших земель и надолго освобождались от податей. В районе Перекопа селились выходцы из Малороссии, из упраздненной Екатериной II Запорожской Сечи – многие промышляли добычей соли. Возвращались некоторые армяне и греки, их общины пополнялись новыми членами. Приток греков из Османской империи в Россию возрос еще в последней четверти XVIII в., после восстания в Морее во время русско-турецкой войны 1768–1774 гг. – по условиям Кучук-Кайнарджийского мира Турция их амнистировала, но все равно многие решили уехать (на памяти было, как с предводителя повстанцев на Крите Даскалоянниса турки с живого содрали кожу). Переселялись в Крым болгары. Русские государственные крестьяне, прочие русские люди, пожелавшие заниматься виноградарством и садоводством, получали, как колонисты, землю и им предоставлялись льготы. Появлялись помещики, использующие наемный труд. В северо-западной части полуострова издавна жили крымские иудаисты – караимы и крымчаки, в просторечье называемые здесь евреями, но сами себя таковыми не считающие (караимов признали неевреями даже нацистские эксперты во время фашистской оккупации, а крымчаков не признали, и они были безжалостно уничтожены). Оставшиеся татары проживали преимущественно по южному побережью, в горах и предгорьях.

К началу Крымской войны число жителей полуострова достигло 350 тысяч человек (после войны оно опять сократилось – из-за нового исхода значительной части татар, но все равно татары составляли около половины населения).

Если уж разговор зашел о демографии, вспомним и времена давно минувшие: в начале новой эры в Позднескифском царстве и крымской части Боспорского царства проживало (по очень приблизительной оценке) около 200 тысяч человек. К настоящему времени население, выходит, удесятерилось.

Необходимо было позаботиться о заселении и приведении в порядок городов присоединенного Крыма. Некоторые из них давно пришли в упадок. Были такие, которые представляли собой подобие племенных центров: в Бахчисарае жили одни татары, в Чуфут-Кале – евреи (в широком смысле, включая караимов), в Старом Крыму – армяне. В турецкие времена прибрежные города в османских владениях были многолюдными и оживленными (Кефе, нынешнюю Феодосию, называли Кучук-Стамбулом, «Маленьким Стамбулом»), но их состояние и тогда оставляло желать лучшего, особенно в отношении санитарии. До 1830-х годов единственным строением современного европейского уровня на всем Южном Побережье (если не включать в него Севастополь) считался дом в Гурзуфе, принадлежавший генерал-губернатору Новороссии герцогу де Ришелье, построенный в 1811 г. (сейчас в нем музей А. С. Пушкина).

Основанный в 1783 г., Севастополь резко выделялся среди других крымских городов. В 1822 г. в нем (вернее, в Ахтияре – так назывался город с 1796 по 1826 г. в соответствии с указом «сумасшедшей памяти императора Павла», как определил его Герцен) из населявших его 25 тысяч человек только незначительная часть были гражданскими, это был сугубо военный город, в некотором отношении город закрытый. Долгое время в нем не было торгового порта, даже внутрироссийского, а международный появился только в 1867 г. – да и то вследствие того обстоятельства, что по решению Парижского конгресса, подведшего итоги Крымской войны, России и Турции запрещалось иметь флоты на Черном море. Верфи здесь тоже были только военные. Гражданские, в основном рыболовецкие, суда строились на частных верфях в других местах побережья.