Крым. Большой исторический путеводитель - Алексей Дельнов

В остававшиеся ему девять лет существования Крымское ханство ожидало много потрясений. Турецкий султан не собирался отказываться от своего влияния на его дела. Как халиф, он поминался во время пятничных молитв во всех крымских мечетях, его утверждение требовалось при избрании нового хана, на монетах чеканился его лик. И у него больше прежнего стало в Крыму сторонников: далеко не всех правоверных мусульман радовала перспектива жить под покровительством неверных, да еще и не имея возможности совершать на них грабительские набеги. Но немало было и готовых на это согласиться.

Турецкие владения в Крыму упразднялись, их верховным собственником становился крымский хан. Сахиб Гирей первым делом намерил себе домен, размера и плодородию почв которого могли позавидовать даже ширинские и мансуровские беи. Но и немалому числу прочих татар, как знати, так и людям попроще, тоже кое-что досталось.

Однако, когда в 1775 г. поддерживаемый султаном Девлет IV Гирей с набранными им отрядами пересек Керченский пролив с явным намерением воцариться вновь (он был отстранен от власти в 1770 г.), Сахиб II Гирей немедля покинул Бахчисарайский дворец и уплыл в Турцию. Не из трусости – он не чувствовал широкой народной поддержки, поэтому все свои крымские владения поставил ни во что. Девлет Гирей обратился к султану с просьбой снова стать не только духовным главой Крыма, но и его светским сюзереном – но тот не захотел идти на обострение отношений с Петербургом и отказался.

В это же время ориентирующийся на Петербург и хорошо в нем известный Шагин Гирей, бывший тогда сераскиром ногайской Кубанской орды, был провозглашен тамошним ханом, а затем овладел Таманским полуостровом. Девлет Гирей стал собирать войска для похода на него, но прибывший в Крым с 6-тысячным отрядом А. В. Суворов быстро рассеял это воинство. Собравшиеся в Еникале мурзы объявили Шагина Гирея крымским ханом, а Девлету Гирею настал черед уплыть в Стамбул.

Однако европейски образованный, поэт и сторонник проведения реформ в западном духе, у власти Шагин Гирей повел себя как сущий варвар. Хотя внешне все выглядело вполне разумно, по крайней мере по европейским стандартам: хан преобразовал диван в подобие кабинета министров, стал вводить чиновную иерархию управления – вместо прежней, клановой по преимуществу его организации, упорядочил финансы, занялся созданием регулярной армии. Резиденцию свою Шагин Гирей перенес в Кефе и зажил там на вполне европейский лад. Уже одно это не нравилось крымским татарам. Но главное, он проводил свои реформы в жизнь, совсем не считаясь с тем, что его новации непривычны для народа, ломают веками сложившийся уклад, наконец, порою кажутся просто кощунственными. Шагин же вел себя грубо и надменно, не останавливаясь перед казнями несогласных. Чтобы держать общество в страхе, подчеркивал свою опору на русскую военную силу – возглавляемые генералом А. А. Прозоровским гарнизоны. А уж кто-кто, а Шагин Гирей мог бы быть уважительнее к традициям. Когда сам он, будучи еще в должности калги, был послан с дипломатической миссией в Петербург, то проявил там большое упорство, добиваясь, чтобы ему было позволено не снимать головной убор даже в присутствии императрицы. Это, мол, было бы для него великим унижением. И ему пошли навстречу, вдобавок подарили красивую соболью шапку.

В Крым стало прибывать все больше иностранцев. Каффа (Кефе) по замыслу хана должна была стать не только торговым, но и крупным промышленным центром европейского типа (на Западе вовсю уже шла промышленная революция с ее паровыми котлами и прочими затеями).

В 1778 г. в Бахчисарай прибыл Суворов – теперь уже с постоянным назначением: он стал командующим всеми русскими войсками в Крыму и на Кубани.

В сентябре 1778 г. у берегов Крыма появился большой турецкий флот. 170 кораблей разного тоннажа курсировали взад-вперед вдоль побережья, очевидно, высматривая место для высадки десанта. Суворов не растерялся: параллельно судам с полумесяцами на мачтах по побережью во всеоружии перемещались колонны российских войск. Когда турки попросились сойти на берег, чтобы пополнить запасы пресной воды, им было отказано. Помаячив, турки уплыли восвояси.

После этого большого беспокойства от них не было довольно долго. В Стамбуле возобладала партия противников новой войны с Россией. В марте 1779 г. там было подписано соглашение: Османская империя признавала Шагина Гирея законным ханом, а Российская выводила из Крыма значительную часть своих войск и упраздняла Кубанскую оборонительную линию.

Суворову по поручению российского правительства пришлось проводить в Крыму мероприятие довольно деликатного характера: переселение в другие части империи крымских христиан. Причем это не было в должной степени согласовано с Шагином Гиреем, хотя, помимо щелчка по самолюбию хана, его государству наносился при этом значительный финансовый урон, к тому же он лишался именно тех поданных, на которых мог бы опереться, в том числе как на политических сторонников, при проведении задуманных им реформ. Армяне, греки, осетины (аланы) играли огромную роль в ремесле, торговле, земледелии, оседлом скотоводстве. Но у российского правительства был свой интерес: необходимо было осваивать Приазовье и низовья Дона, а в ближней перспективе намечалось создание Новороссии на огромных просторах Северного Причерноморья и прилегающих областей – свершение великой мечты Потемкина.

Негодующий Шагин Гирей прекратил всякое общение с русским командующим, слал возмущенные послания в Петербург: в них он утверждал, что большинство христиан переселяется принудительно, что они вовсе не хотят расставаться со своей родиной и со своим добрым повелителем (подобные петиции крымских христиан действительно сохранились).

Суворов же делал свое дело: улучшал организацию проведения мероприятия и принимал меры к обеспечению безопасности переселенцев. К осени 1778 г., согласно его отчету, было переселено «свыше 31 тысяч душ». Большинство греков, став российскими подданными, обосновались на берегу Азовского моря, в Мариуполе. Армяне стали первыми жителями нового города – Нор-Нахичевана, впоследствии Нахичевани-на-Дону (теперь это Пролетарский район Ростова-на-Дону).

Суворов более полугода провел в Гезлеве (Евпатории), перенеся туда свою ставку из Бахчисарая. Взяв на себя немалую часть забот по управлению городом, он провел успешные мероприятия, не позволившие проникнуть в город эпидемии чумы, распространявшейся тогда в регионе. Был введен карантин – для людей и товаров, приведены в полный порядок водоснабжение и отхожие места, сделан бесплатным доступ в бани, были выбелены все строения. В целях гигиены традиционное мусульманское пятиразовое омовение было сделано обязательным для всех. По этому поводу на командующего пошли доносы от христиан – что он обусурманился. Мусульмане в долгу не остались: им не нравился звон колоколов православных церквей, который очень любил Александр Васильевич, и то, что он слишком часто поет в церковном хоре.

Турецкого миролюбия хватило до конца 1781 г., когда снова началась подрывная деятельность против России в Крыму. Да и Шагин Гирей сумел настроить против себя слишком многих. Старший брат хана Батыр Гирей стал призывать к его свержению кубанских ногайцев, ратуя за старинные обычаи. В Крыму Батыра поддержали муфтий и многие представители знати. Тогда Шагин Гирей приказал повесить муфтия и двух мурз. Вспыхнуло восстание, был захвачен Бахчисарай, разграблен ханский дворец. Шагин Гирей укрылся в русском гарнизоне, а его брат Бату Гирей прибыл в Кефе и был провозглашен там ханом.

В скором времени на полуостров вступило русское подкрепление. Восставшие были наголову разбиты, Батыр Гирей пленен. Суворова тогда в Крыму уже не было, в 1780 г. он был переведен в Поволжье, потом был послан на борьбу с ногайцами.

Шагин Гирей вернулся к власти. Правление его стало откровенно террористическим. Слухи о его жестокости дошли до Петербурга, и императрица сделала Потемкину внушение, что хана необходимо утихомирить. Тот в своем послании сообщил Шагину о недовольстве государыни, а от себя добавил, что лучше всего было бы отречься от престола и передать Крым России.

Идею о необходимости для России обладания Крымом он вынашивал не один год. В начале 1780-х он писал в поданной Екатерине записке, что Крым положением своим разрывает наши границы, обладая им, мы лишаем турок возможности «входить к нам, так сказать, в сердце… Доверенность жителей в Новороссийской губернии будет тогда несумнительна, мореплавание по Черному морю свободное».

Шагин Гирей, человек по сути своей противоречивый и в то же время глубокий, думается, сам чувствовал в эти годы, что с ним творится что-то неладное. Но, напитавшись смолоду постулатами европейской эпохи Просвещения, он в то же время не мог в душе не оставаться крымским татарином из ведущего свое происхождение от Чингисхана рода Гиреев – оттого и внутренние конфликты, раздражительность, неспособность совладать с собой, прикрываемая высокомерием неуверенность в себе.