Корфу - Владимир Виленович Шигин

На Абукирском рейде командующий заметил небольшой выдающийся в море мысок. На этом мысе была немедленно установлена артиллерия, которая сразу же начала простреливать весь правый фланг турок. Янычары невольно попятились к центру позиции. Между морем и отошедшими турками образовался коридор шириной в четыре сотни метров.

– Передай Мюрату, что дрога к славе для него открыта! – крикнул адъютанту Бонапарт. – Да торопись, счет времени идет на минуты!

Мюрату разъяснять ситуацию было не надо. Он сразу все понял и ринулся в открытый проход с шестью сотнями гусар. Одновременно французская артиллерия открыла сильный огонь по центру и правому флангу турок. Те снова начали пятиться. Затем в жестокой рукопашной схватке пехота Дэстена взошла на холм Визирь и захватила редут. Одновременно кавалерия Мюрата вырубала фланг второй линии и прижала его остатки к морю. Батальоны генерала Ланна в это время атаковали деревню Абукир, захватили ее и, не задерживаясь, ударили дальше по главному турецкому лагерю. Турки бросились к морю. Больше деваться им было некуда. На узкой полоске суши началась настоящая резня. Мустафа-паша отбивался от наседавших французов со своими телохранителями. В схватке к нему пробился Мюрат. Выхватив из-за пояса пистолет, турецкий командующий разрядил его в голову генерала. Мюрата спасла шляпа, и пуля лишь задела голову. Зато Сабля Мюрата достала пашу, и тот со стоном повалился на землю. Выхватив из кармана белый платок, Мустафа бросил его под ноги коню Мюрата. Вместе с пашой сложили оружие и более тысячи янычар. Остальные бросились в море. Сидней Смит, чьи советы, как и обычно, оказались совершенно бесполезными, метался по урезу воды, крича, чтобы его забрали шлюпкой. Наконец появилась шлюпка, и командора затащили в нее, когда к воде уже прорвались конники Мюрата. Так Смит чудом избежал плена, чем впоследствии весьма гордился…

Турецкая армия была уничтожена полностью. Победителям достались три бунчука великого визиря, сотня различных знамен, три десятка пушек, обозы и множество припасов. Потери французской армии составили две сотни убитыми и пять сотен ранеными. Мюрат соскочил с взмыленного коня и обнял Бонапарта:

– Генерал, вы велики, как мир! Но мир слишком мал для вас!

Бонапарт улыбался, лесть он любил всегда.

Остатки армии – четыре тысячи янычар во главе с сыном Мустафы-паши засели в форте и продолжали отчаянно сопротивляться. Подтянув артиллерию, Бонапарт приказал расстрелять форт. Понимая, что все кончено, Мустафа-паша написал сыну письмо, приказывая сдаться. Тот письмо порвал. Форт Абукир пал только через неделю, когда большинство его защитников были уже мертвы или ранены.

Пока победители обирали убитых врагов и подсчитывали трофеи, Бонапарт беседовал с взятым в плен Мустафой-пашой.

– В Европе идет большая война и франков всюду бьют. Говорят, что скоро знаменитый русский Топал-паша вступит в Париж! осторожно заявил турок.

– Я не верю! – ударил себя по ляжкам Бонапарт.

– Я напишу, и вам доставят последние европейские газеты! – пожал плечами великий визирь. – Прочитайте обо всем сами!

Получив пачку английских и немецких газет, Бонапарт лихорадочно принялся их читать, с каждой минутой становясь все мрачнее и мрачнее. Именно так Бонапарт узнал, что союзники разбили генерала Журдана на Дунае, Шерера на реке Адидже и Моро на Адде. Созданная им, Бонапартом, Цезальпийская республика была уже уничтожена. Вот-вот должна была пасть и Мантуя, Массена с трудом отбивался в швейцарских горах, а в Северной Италии единолично хозяйничал русский старик Суворов.

– Негодяи! Италия потеряна! Все плоды моих побед потеряны! Мне нужно ехать! – сказал он, как только прочел газету. – Кажется, я слишком засиделся в Египте!

Много лет спустя на острове Святой Елены, он вспоминал: «Наполеон (о себе Бонапарт писал всегда только в третьем лице. – В.Ш.) понял, что при виде его (во Франции. – В.Ш.) все переменится… ему будет легко стать во главе республики; он был полон решимости, по прибытии в Париж, придать ей новую форму и удовлетворить общественное мнение нации».

Сразу же после этого Бонапарт начал подготовку к отъезду во Францию. Все происходило в строжайшем секрете, и об отъезде командующего знал лишь очень ограниченных круг лиц.

С разгромом турецкой армии ситуация в Египте сразу улучшилась, Мурад-бей сразу удалился в Верхний Египет. Его по пятам преследовал отряд генерала Дезе. В конце концов, вождь мамлюков признал свое поражение. По условиям сдачи, Мурад с частью мамлюков перешел на сторону французов.

– Мы можем одержать здесь еще хоть сто побед, но мы отрезаны от Франции, а потому обречены! – говорил Бонапарт в сердцах верному Бертье.

19 августа он тайно выехал из Каира в Александрию и велел контр-адмиралу Гантому подготовить два уцелевших фрегата, «Мьюрон» и «Каррер», к возвращению во Францию.

23 августа Бонапарт подписал следующую декларацию: «Солдаты! Вести из Европы принуждают меня покинуть Египет. Я оставляю командование армией генералу Клеберу. Армия скоро будет иметь вести обо мне; я больше ничего не могу сказать. Тяжело мне покидать солдат, к которым я больше всего привязан, но мое отсутствие продлится недолго».

Бонапарт врал, так как знал, что больше никогда не вернется в Египет. В ночь на 24 августа он тайно погрузился с пятью сотнями отобранных им людей на «Мьюрон», и оба фрегата взяли курс на Францию. Убегал Бонапарт так быстро, что не пожелал встретится с составленным им за себя генералом Клебером, ограничившись лишь пространным письмом.

Клебер, прочитав письмо, был в ярости:

– Когда я увижу этого мерзавца, я задушу его своими руками! – кричал он.

Но свести счеты Бонапарту с Клебером так и не удастся. Вскоре он будет убит фанатиком-мусульманиным.

Коммодор Сидней Смит пытался было перехватить корабли французов, но ветра отнесли фрегаты Бонапарта к берегам Африки, где англичане и не думали их искать. Удача снова сопутствовала Бонапарту.

19 сентября корабли вошли в пролив между мысом Бон и Сицилией, где их сторожил английский фрегат. Но к этому времени уже наступили сумерки, и англичане французские суда так и не заметили.

7 октября на подходе к Тулону «Мьюрон» пошел на Тулон, но в сорока километрах от гавани их заметила, наконец, английская эскадра и пустилась в погоню. Дальнейший ход событий описал генерал Мармон, плывший вместе с Бонапартом: «Солнце заходило, и враг был против солнца. Мы видели врага ясно, а сами, в вечернем тумане, были ему почти невидимы. Он не мог судить о положении наших парусов. Только это нас и спасло. Минута была роковая. Гантом предложил Бонапарту вернуться на Корсику, но тот, после минутного раздумья, решил предаться судьбе, только изменив направление – на Сен-Рафаэль-Фрежюс. Англичане, думая, что два