Предание Темных - Доуз Кейси

Ей хватало вспомнить того, что случилось в классе два года назад. А уж если теперь подставить под знаменатель события в гареме – их уж точно ничего не остановит. А что по итогу получится? И ей не помогут, и сами дни на эшафоте закончат, попытайся только что-то сделать султану.

Нет, истина не годится.

– Они слишком обращали внимание, видимо, на то, как я опечалена – говорит она, и предубеждая логичный вопрос друга, добавляет – я просто немного поссорилась с Шахи-хатун из-за наших женских мелочей, вот и хотелось побыть одной.

По большому счету – она не лгала прямо такой уж. Она говорит правду, просто не пускается в подробности. Они ведь правда ушла с тропинки, чтобы прочие не видели ее печаль. А опечалена она была из-за ссоры с наставницей. Разве что не рассказала, по какой причине такой они поссорились..

Однако, видимо словосочетание «женские мелочи» заставляют Аслана не проявлять большего любопытства и не узнавать деталей, что сподвигло бы Лале уже на откровенную ложь, а не увиливание.

Он лишь коротко кивает:

– Ладно, но проводить до комнаты мне тебя все равно придется. Все-таки в такое время я тебя больше бродить саму не пущу. Помиритесь же?

Лале облегченно вздыхает и чуть улыбается:

– Да, ничего страшного. Спасибо.

Аслан улыбается в ответ и запрокинув вдруг голову, указывает на падающую звезду. И далее все время, пока они выходят из сада, то, задрав головы, вновь тыкают в звезды и дают им причудливые названия. Потому, когда друг доводит ее до комнаты (где уже поджидает недовольная Шахи-хатун) – настроение Лале практически выравнивается и становится едва ли не хорошим.

– Я так рада, что встретила тебя сегодня! – признается она Аслану, прощаясь – пусть и при таким обстоятельствах. До того совсем мысли мрачные были.

– Ты это брось – смеется он и щелкает ее по носу – тебе нельзя грустить, жизнь для этого слишком коротка. И слишком хороша, Лале.

– Ты всегда неисправимый оптимист, чтобы не случилось – даже с некоторым обвинением заявляет она.

Все-таки, его сегодня не за что отвергли из рядов гвардии, а уже вечером он заявляет ей, что жизнь слишком хороша, чтобы даже на миг поддаваться грусти.

– Разве это плохо? – улыбается он в ответ и крепко обнимает ее.

* * *

Однако, наутро Лале просыпается вновь заметно измотанная. Вчера, явившись в комнату, ей пришлось (несмотря на абсурд ситуации) выслушать от наставницы целую лекцию о том, что во-первых в такое время не пристало ей бродить по садам. Во-вторых, разумеется (обязательный пункт в программе) не следует ей уже наедине болтаться с этим своим дружком Асланом, тем более (повтор) в такое позднее время. И третье (для закрепления) ей следует быть благодарной за расположение к ней Мехмеда, и лучше бы уделять побольше внимания и благожелательности ему, султану, ежели этим пленным чужеземным мальчишкам.

Гнев Лале к тому моменту уже совсем выветрился, потому она молча выслушала тираду Шахи-хатун и легла спать. Однако, судя по запалу наставницы, она подозревает, что едва та проснется – и продолжит, уже в качестве утренней порции, то же самое.

А этого Лале хочется меньше всего.

Потому, осторожно подойдя к двери, дабы ни в коем разе не разбудить Шахи-хатун, она выскальзывает наружу. Время слишком раннее, потому единственное, что Лале может себе придумать – это сходить до конюшни.

Общение с лошадьми всегда по-своему ее успокаивало. Да, они не могут отвечать или что-то советовать – но их глаза, такие мудрые и спокойные глаза, порой способны утешить лучше любых человеческих слов.

Если речь, конечно, не о Бардуше..

И это действительно действует. В конюшне Лале тут же подходит к лошади Аслана – шикарной Гедже, которая с годами, кажется, только хорошеет, подобно лучшему вину. Она кормит лошадь, гладит ее, и смеется, когда та, фыркая, пытается ткнуться ей своей огромной мордой в руку, точно собака..

Стоя рядом с ней, Лале начинает совершенно по-другому смотреть на то, что произошло вчера в гареме. Вчера ей это показалось настоящей, совершенно непоправимой катастрофой..

Но теперь.

Теперь же очевидно, что это просто невозможно. И то, что она видела вчера – она просто наблюдала попытку Мехмеда выйти из ситуации победителем, утвердиться и в стенах гарема. Не мог же он, когда Лале напомнила ему об очевидных

(..вы, видимо, забыли, господин, что я не девушка из гарема, а знатная дама. часть вашей семьи! никакие правила не позволят вам..)

вещах – покорно склонить голову и признать свое поражение. Конечно нет. Лале помнит, как он взбесился, услышав это, и впервые дернул ее за локоть.

Да, все последующее – было лишь способом публично не сдать своих позиций.

На деле же – это просто смешно. Да, увидел, захотел, решил взять – как капризный ребенок игрушку. Возможно, он и не знал правил, а возможно, опьяненный властью, действительно о них позабыл. Но теперь, когда Лале ему напомнила.. не поэтому ли он так спокойно отпустил ее, не став настаивать на сиюминутном появление в покоях?

Затащить в гарем девушку из собственной семьи – это слишком серьезно даже для Мехмеда и может создать ему большие проблемы. Он никогда не станет в это ввязываться ради секундной прихоти.

К концу забот о Гедже, Лале приходит к выводу, что, должно быть, он уже успел вчера найти себе новую игрушку, а к сегодняшнему утру и подавно забыл о Лале и всех желаниях, с ней связанными.

Это заметно ее воодушевляет и окрыляет, когда она покидает конюшню. Но эти остаточные мысли и заключения прерывает шум, который она слышит чуть дальше перед конюшней, едва выходит наружу.

Много разных голосов..

Она подходит чуть ближе, чтобы разузнать, в чем дело. По крайней мере – спешить ей все равно некуда, а при правлении Мехмеда стоит узнавать о каждом его самодурском указе чем раньше, чем лучше. А не иначе, это что-то оттуда, потому зачем иначе такой огромной кучи людей собираться в такое..

И тут Лале замечает, что это не просто «куча людей».

Отряд военных ведет под конвоев толпу пленных. Их достаточно много – но все они, как один, уставшие и изнеможённые люди. И молодые, и пожилые – если не все, то очень многие из них ранены.

Не осознавая, Лале делает еще пару шагов к процессии, с тоской наблюдая за этими беспомощными лицами.. когда кто-то грубо трогает ее сзади за плечо.

От неожиданности она подскакивает на месте, а обернувшись, с удивлением видит Влада. Лицо его непроницаемо, а голос, когда он заговаривает, ледянее январских ночных морозов:

– Лале? Зачем ты здесь?

От такого враждебного настроя девушка теряется, и с вызовом отвечает тем же:

– А ты зачем?

Он хмурится еще сильнее:

– Мне надо.

– И мне надо.

Губы сжимаются в тонкую полоску:

– Не будь ребенком, Лале. Нечего тебе здесь делать. Лучше уходи.

– Не указывай мне – злится она – хочу и буду стоять, сколько пожелаю.

Непокорность подруги, почему-то, очень сильно гневит Влада. Лицо его становится еще более суровым, одна бровь в вещем раздражении стремится вверх, а губы искривляются.. но он больше не отвечает ни слова.

Лале, едва он отворачивается, изумленно наблюдает за ним. Какая муха его укусила? С чего он вдруг так злится, что она стоит тут же, если сам здесь стоит?

Но замечает, что несмотря на недовольство, Влад никуда не уходит, продолжая, пусть и абстрагировано от нее, но стоять рядом.

Лале вновь обращается взглядом к происходящему.

Конвой останавливает пленных перед конюшней. Военные начинают переговариваться, решая, очевидно, куда их определить.

– Да некуда девать – слышит Лале голос одного из стражников – все переполнено. Подождем распоряжения султана, вроде должны сейчас передать.

В ожидании решения, некоторые, особо изнеможденные пленники начинают тяжело опускаться на землю, судорожно втягивая воздух. Солдаты их не трогают, делая вид, что не замечают. И никогда Лале еще не была так благодарна стражам.