Аритмия - Вениамин Ефимович Кисилевский

прогадал – второе наверняка привлекло бы побольше воображаемых читателей, но коней на переправе не меняют (каких коней, на какой переправе, причём вообще тут кони – не понять, зато звучит красиво, а от красоты любое творение несомненно выигрывает).

Так на чём мы остановились? Ах, да, Боря оглянулся, а котёнок всё смотрит, смотрит, глаза на полмордочки. И тут внутренний голос (есть, есть такой, по собственному опыту знаю) говорит ему:

– Если ты, Боря Груздев, сейчас уйдёшь, бросив на погибель это несчастное беззащитное существо, гадом ты будешь и сволочью.

Вернулся Боря, взял невесомое мокрое тельце в ладони, постоял так несколько секунд (не в раздумье, как принято говорить, а просто так, бездумно постоял, словно импульса какого-то дожидаясь). И наверняка чего-то дождался, потому что стащил с шеи мохеровый шарф, завернул в него мокрого котёнка и поспешил домой. Идти, к счастью, уже недалеко было, минут пять ходу.

Все были дома (Зина уже пришла с работы, а школяры Вера с Денисом в такую мерзкую погоду предпочли из дома не высовываться), но встретить Борю никто не вышел. Боря разделся, переобулся в караулившие у дверей тапки, прошёл с котёнком (что примечательно, ни разу с той секунды, как оказался в Бориных руках, не пискнувшим) в ванную комнату. Там умылся сам и насухо вытер котенка. Теперь, при ярком свете, Боря смог хорошо его разглядеть. До чего он худющий определить можно было с первого же взгляда ещё на улице, шерстка же, прежде видевшаяся в сырой полутьме однотонно тёмной, выявилась разноцветной. Причем трёх цветов: белого, серого и рыжего. Слышал где-то Боря, будто трёхцветные кошки приносят счастье, но утешило это его самую малость, отчётливо представлял себе, что ждёт его через считанные минуты.

Миновав коридор, Боря Груздев попал в большую (т. н.) комнату, задержался в дверях. Все трое сидели к нему спиной – в рядок на одном диване, мама посредине. И никто при его появлении не обернулся, потому что в это время на телевизионном экране энергичный молодой человек добивался известно чего от разоблачённой (в том самом смысле) грудастой девицы (ох! Сколько уже писано и говорено, что не надо бы показывать фильмы с откровенной эротикой в «детское» время – всё без толку. Это я, отец и дедушка уже, писательской своей вседозволенностью и голосом героя своего спекулируя, возмущение выражаю. С наивной надеждой, что вдруг эта моя соломинка того самого верблюда найдёт, ну нельзя же так. Простите великодушно за непрофессиональное, к тому же недопустимо длинное отступление, просто достало уже. Больше не буду). Ладно, проехали. Должен был, вообще-то, Боря (герой положительный) подойти сейчас и демонстративно выключить (переключить) телевизор, раз уж Зина, родительница и гинеколог (кому ж, как не ей?), считает это допустимым, сидит посредине. Но не сделал этого. По многим причинам не сделал. Одна из них – разумел он тщетность этого демарша (от себя отрываю, очень уж хочется посудачить о том, почему это тщетно). Другая же причина – принёс ведь он котёнка, событие для семьи экстремальное.

Он смотрел на стебельковые шеи сына и дочери, на небрежно собранные в узел на затылке обесцвеченные волосы жены. Потом негромко сказал:

– Смотрите, чего я принёс.

Самая сильная, самая действенная фраза, какую только может произнести отец семейства. Все три головы моментально повернулись к нему. Котёнок в его протянутых к ним ладонях впервые после обретения Груздевым подал голос – тоненько пискнул. Похоже, интуитивно проникся значимостью момента.

– Что это такое? – не сразу спросила Зина.

Можно было подумать, что она никогда прежде котят не видела.

– Это котёнок, – терпеливо объяснил Боря.

– Зачем? – всего лишь одним, но ёмким словом обошлась Зина.

– Он будет у нас жить, – довёл до её сведения Боря. И счёл нужным добавить: – Дождь на улице, холодрыга, пропадал он.

– Он не будет у нас жить, – спокойно сказала Зина.

– Почему? – удивился Боря, будто уж никак не ожидал подобного заявления.

– Потому что ты немедленно возьмёшь и вынесешь его за дверь, – спокойно сказала Зина.

– Ну ма-а, он же такой хорошенький, – жалобно протянула дочь.

И тут Зина совершила ошибку. Да, она и раньше, случалось, не всегда выбирала выражения, порой в запале недопустимую в семейных отношениях грань переступала, но такие слова и, главное, таким тоном, тем паче при детях, себе не позволяла. То ли день у неё в больнице не задался, то ли сдвинули что-то в ней сексуальные игрища на экране телевизора, то ли настолько негативные эмоции вызвал у неё этот котёнок, что не полностью отчёт себе отдавала, то ли ещё что – много чего может вдруг статься с женщиной не очень уже молодой, не очень уже здоровой, с пообтрепавшимися уже нервами (вам бы гинекологом поработать!).

– Я кому сказала?!

Дети притихли. Какой уж тут телевизор. Прониклись всей драматичностью момента. Уставились на отца. Ожидали чего угодно. А он всего лишь ответил:

– Ты мне сказала.

Теперь они обратили взоры на маму. И много потеряли. Или, наоборот, не потеряли – выиграли, потому что лучше бы не видеть им, как папа посмотрел на маму. А Зина увидела. Тот самый взгляд. Было у неё в запасе всего несколько секунд чтобы не околеть в этом холодном пламени, покинуть поле боя с наименьшими потерями. И, похоже, вариант нашла не самый худший. Встала, безысходно махнула рукой:

– А, делайте что хотите, вообще в зверинец квартиру превращайте, у меня уже сил нет! – Всхлипнула, закрыла лицо руками и выбежала из комнаты.

Дети подивились не только тому, как легко, почти не оказав сопротивления, сдалась мама, что прежде нечасто бывало. Тем более что знали они о почти патологической её неприязни к животным, особенно к кошкам. Причём знали не понаслышке. Как-то, лет пять назад, Денис принёс со двора приблудного котёнка. Описывать её реакцию не имеет смысла, достаточно сказать, что с того дня и он, и Вера даже слово «котёнок» старались при маме не произносить. Но дивились они ещё и тому, как повёл себя после этой короткой стычки с мамой отец. Опустился в кресло, прикрыл глаза, задышал так часто и глубоко, словно бегом поднялся только что к себе на седьмой этаж. И руки его, державшие котёнка, мелко вздрагивали. Таким отца, обычно сдержанного, ироничного, видеть им не доводилось. Им даже в голову не приходило, свидетелями какого можно сказать революционного события они только что были – подумаешь, всего лишь котёнка отец принес, а мама расстроилась, бывали проблемы и покруче. Но отца, пусть и не терпелось им поскорей добраться до котёнка, подержать