О чём молчит Ласточка - Катерина Сильванова

густые облака, отбрасывало причудливые тени на раскинувшийся впереди пейзаж, отражалось бликами в воде. Речка, наполненная талыми водами, шумела и совсем не казалась пересохшей, но Володя знал: как закончатся паводки, русло снова обмельчает, а в знойное лето и вовсе заболотится и местами высохнет.

— Всё такое знакомое и одновременно такое… чужое, — задумчиво произнёс Юра.

Володя кивнул.

— Вот там, — он указал пальцем на болотце, сплошь покрытое жухлым камышом, — раньше была та заводь с лилиями.

Юра вздохнул.

— А вон «Ласточка», — он повернулся вправо, шагнул ещё ближе к обрыву. — Заросла совсем, летом за деревьями и вовсе не видно, наверное… — Глядя на лагерь, Юра застыл на несколько секунд, но вдруг встрепенулся, спросив: — А ты задумывался над тем, что с ней делать?

— Много раз, — кивнул Володя. Заворожённый видом замершего у самого обрыва Юры, он подошёл к нему сзади и обнял. — Думал, но так ничего и не решил.

— Может, разбить парк для жителей «Ласточкиного гнезда»? — спросил Юра. — Сделать беговые дорожки, восстановить корт, поставить площадки для детей. Здорово будет, разве нет?

— У нас уже есть такой парк. И хоть он далеко от моего дома, второй будет лишним. — Володя покачал головой. — Может быть, сделать здесь лагерь? Или просто отельный комплекс для семейного отдыха. Восстановить всё, что можно, а что нельзя — отстроить заново. — Он провёл носом по Юриному уху, поцеловал серёжку и прижался подбородком к его плечу. — Ты что думаешь?

Тот ответил, продолжая задумчиво смотреть вдаль:

— Лагерь? Да кому он сдался… И без того половина лагерей и баз отдыха пустуют, я это прошлой осенью выяснил. — Он повернулся к Володе, серьёзно на него посмотрел. — Ты не вернёшь «Ласточку», Володь. Даже если восстановишь до мельчайших подробностей… то время уже ушло.

* * *

Последние дни омрачились предстоящим расставанием. Грусти не было, но горькие мысли, будто тени, жались по углам и то и дело бросались на Володю, заставая врасплох. Он старался выкинуть их из головы и забыть о неминуемой разлуке, но время не остановить: день перед Юриным отъездом настал, последние сутки вместе.

С самого утра Володя испытал ощущение дежавю. Точно как в Германии, Юра проснулся раньше него и сидел на кухне в полной тишине. Не курил, как тогда, но отрешённо смотрел перед собой. Увидев его таким снова, Володя невольно подумал, будто они застряли во временной петле.

Всё, что уже было, повторится в точности: интернет, ожидание, те же вопросы — «Когда приедешь?» и «Почему не отвечаешь?». Часы от сообщения до сообщения, работа без интереса, поиск занятий, чтобы отвлечься от одиночества — не жизнь, а существование. И постоянная тоска. Это уже надоело. Но другой жизни у них не было, придётся жить свою.

— Что-то мне всё это напоминает, — вместо приветствия сказал Володя.

Юра печально улыбнулся и пожал плечами. Встал, поцеловал его в щёку, подошёл к пианино, провёл пальцами по клавишам.

Володя проследил за ним взглядом и попросил:

— Сыграй что-нибудь.

— Давай лучше что-нибудь послушаем? Как насчёт джаза?

Юра поставил диск с оркестром Глена Миллера и сел завтракать с Володей. Слишком весёлая музыка казалась неуместной для этого утра и больше раздражала, чем радовала.

— У меня есть идея получше, — заявил Володя и устремился к музыкальному центру. — Интересная музыка без названия. А у тебя, Юр, есть должок.

Он поставил диск с Юриной музыкой и не успел включить, как Юра возмутился:

— Ну зачем? Не надо. — Он встал и подошёл к музыкальному центру, попытался выключить, но Володя преградил ему путь.

— Я настаиваю, — сказал он, и музыка заиграла.

Юра сложил руки на груди и, отойдя к камину, неловко плюхнулся в кресло и болезненно ахнул.

— Ой, кажется, подвернул. — Он нахмурился и стал ощупывать лодыжку.

Володя тут же оказался рядом, осмотрел его ногу и, не обнаружив ничего подозрительного, успокоился. «Не хватало ещё торчать в больнице, вместо того чтобы провести дома последние сутки вместе», — подумал он, а вслух сказал, прищурившись:

— Юр, а ты не симулируешь?

Но тот закатил глаза.

— Уж поверь.

Володя сел в кресло напротив, положил Юрину ногу на колени и принялся массировать, но тот нахмурился ещё сильнее. Володя обеспокоенно спросил:

— Больно?

Юра покачал головой.

— Зря ты её поставил.

— Зря? — удивился Володя.

— Зря, — кивнул Юра.

— Не понимаю… — Володя пристально посмотрел ему в глаза, но Юра опустил взгляд. — Юра, я не люблю недоговорок. Почему ты так упорно отказываешься её слушать?

— Слушать я не против, а вот рассказывать — не хочу. Понимаешь, я записывал этот диск до твоего приезда в Германию, и тогда я ещё не знал, что ты станешь так ревновать.

Ощущая, как тлеет в груди знакомое болезненное чувство, Володя догадался, в чём причина упорного Юриного молчания. Вернее, не в чем, а в ком.

— Опять Йонас… — тяжело выдохнул он.

— Опять, — кивнул Юра. — Я понимаю твои чувства. Можно подумать, будто вся моя жизнь вертелась вокруг него.

— Да, так подумать действительно можно, — ответил Володя. — Но ты правильно сказал: нельзя просто вычеркнуть из своей жизни человека, который был её частью шесть лет. Я тебя понимаю, у меня есть такой же Игорь, только, в отличие от тебя, я хотя бы прикладываю немало усилий, чтобы от него избавиться.

— Только не злись опять.

Но злости у Володи не было, только усталость. Ему надоело натыкаться на Йонаса почти в каждом разговоре. Казалось, что он не прошлое, а настоящее, что их не двое, а трое.

Проводя пальцами по Юриной коже, Володя размышлял, как избавиться от этого третьего лишнего, но не находил решения: ему недоставало знаний о Йонасе, чтобы вышвырнуть его из их жизни раз и навсегда. Если эти знания вообще могли хоть как-то помочь.

После минутного молчания Володя негромко попросил:

— Юра, расскажи мне о вас, и закроем наконец эту тему. Мы оба от неё устали.

Юра удивлённо вскинул брови.

— А хуже не будет?