Круги в пустоте - Виталий Каплан

- Глаза прикрой, дурень, ослепнешь!

Такой родной, такой знакомый голос. Резкий свист клинка - и стягивающая локти веревка шлепнулась на пол, распавшись на несколько мелких обрубков. Точно змееныши, оставленные матерью в гнезде...

...Он еще видел, как кассар обвязывает его тело толстым канатом, как кидает куда-то вверх просмоленный конец и чья-то рука ловит его. Он видел, щуря глаза от дыма, как кассар взвился в воздух, одним прыжком, казалось, преодолев все отделяющее от люка пространство. Он видел это все - но точно чужими глазами, точно пущенное с замедленной скоростью кино. Понимать происходящее уже не было сил. И когда мощный рывок выдернул его из наполненного дымом трюма, когда в лицо ему брызнуло утреннее, еще не успевшее озвереть солнце, в голове крутилась единственная мысль: "крыс жалко... сгорят". А потом и вовсе уже мыслей не было, и ничего не было - только кислая обморочная дурнота, а за ней тьма.

Тьма, впрочем, вскоре утянулась. В лицо ему кто-то тонкой струйкой лил холодную воду, голова болела, и перед глазами все плыло, но здесь, на палубе, уже можно было дышать, здесь не было дыма, хотя по-прежнему тянуло гарью. А еще здесь можно было открыть глаза.

Первым, кого он увидел, оказался, однако, вовсе не кассар. Хьясси, сосредоточенно наклонясь над ним, осторожно лил из вытянутого кувшина воду. Руки и ноги у мальчишки были расцарапаны, а левая щека запачкана копотью.

- Ты?! - выдохнул Митька и ничего не смог с собой поделать. Слезы хлынули стремительно, словно до того таились, ждали команды. Горячие, соленые слезы, их нельзя было удержать, да и не хотелось удерживать, и плевать, что он плачет как малыш, да еще при младшем, и плевать, что здесь кассар, и вообще плевать. Все вдруг сделалось мелким и незначащим, и в то же время все имело громаднейшее значение, все открылось каким-то глубинным, невероятным смыслом, заиграло как солнце после дождя, или утром, в саду, на капельках росы.

- Будет реветь-то, - недовольно бросил кассар. - Не до того нам сейчас. Встать можешь?

Митька осторожно поднялся. Пятка болела по-зверски, но все-таки ноги его держали.

Солнце, еще более яркое, чем в степи, заливало все вокруг - и палубу, и желтые паруса, и широкую, бурлящую поверхность реки. Все-таки река, не море вот, если приглядеться, по обеим сторонам виден туманный берег. Но далеко, у самого горизонта. Где же это?

- Тханлао, - ответил сзади кассар. - И течением нас несет на восток, прямо в гостеприимный град Ойла-Иллур, где ждут уже нас пыточные подвалы. Правда, не доплывем.

- Почему? - прохрипел Митька отвыкшими от речи губами.

- А вот, - Харт-ла-Гир махнул ладонью вперед, прямо по курсу. Там, на пределе видимости, что-то темнело. - Ждут нас, боевая галера государева флота. Триста гребцов, четыре паруса, сотня мечников, само собой, большие айманские луки, они бьют на полтианну. И точно такая же сзади. Видишь, Митика, с каким почетом тебя везли?

- Кто? - растерянно выдохнул он.

- Да вон эти, - небрежно повел рукой кассар. - Добрые единяне. Ишь, уже и не таятся, в Ойла-Иллур как к себе домой плавают. Думают, все уже куплено...

И только тут Митька увидел.

Тела. Скрюченные, изрубленные, и не успевшая засохнуть кровь темными пятнами расплывается на одежде. Кое-кто сжимает мертвыми пальцами бесполезные клинки, а местами оружие раскидано на гладких, тщательно надраенных досках палубы. Кинжалы, боевые топорики, сабли - подбирай охапками.

Их было не менее двух десятков - кто в боевом, сверкающем медными пластинами доспехе, кто в обычной одежде. Митька потерянно обвел взглядом палубу. Все молодые, крепкие мужики.

- Да, - опустил ему ладонь на плечо кассар. - Неприятная работа, но что поделаешь. Их тут больше было, просто этих уже некогда за борт скидывать. В трюме зерно загорелось, мы и побежали тебя искать, пока не испекся...

- Это вы? Их всех?

- Ну да, а что? Кое-кто из этих, - Харт-ла-Гир презрительно сплюнул за борт, - и впрямь умеет держать в руках меч. То есть, умел... Но и я тоже умею. Здесь-то просто, Митика, самое главное было попасть на борт. И прямо скажу, без этого мальца, - он ласково потрепал по голове подошедшего Хьясси, все оказалось бы куда сложнее. Но это все потом, давай сперва с тобой разберемся. Ты присядь, а то шатаешься как тростинка. Что они тебе сделали?

- Да так, - проглотил слюну Митька, - пустяки. Ногу обожгли, пятку. Чем-то раскаленным, только я не видел. Но я все равно ничего им не рассказал про вас, - торопливо добавил он.

- Да хоть бы и рассказал, - вяло отмахнулся кассар, - разницы уже никакой. Так... - его пальцы, ставшие вдруг неожиданно мягкими и осторожными, ощупывали пострадавшую ногу. - Ничего, жить будешь. Поболит и перестанет, а до кости они не добрались. Сейчас...

Скосив глаза, Митька наблюдал, как из мешочка, прикрепленного к поясу, он достал щепоть какого-то серого порошка и равномерно рассыпал по обожженной коже. Потом сел рядом на корточки, наклонился, плюнул на рану - и аккуратно растер порошок слюной. Поводил сверху ладонями, беззвучно пошептал что-то.

- Завтра пройдет, - наконец сообщил он, поднимаясь. - Дожить бы только до завтра... Ты сиди пока, не шевелись, береги свою драгоценную пятку. А я пока схожу вниз, посмотрю, что там с пожаром делается.

И Харт-ла-Гир ловким, неуловимым каким-то движением перескочил на другой край палубы, откинул крышку люка - не того, откуда вытягивал Митьку, другого, дальнего. Ругнулся сквозь зубы - и нырнул туда, в вырвавшиеся ему навстречу темные клубы дыма.

- Сильно болит? - участливо спросил Хьясси, присаживаясь рядом.

- Да не особо, - соврал Митька. - Но это вообще... Как все получилось-то? Давай, рассказывай, пока он там возится.

- А чего рассказывать-то? - пожал плечами Хьясси. Только тут Митька обратил внимание, что на мальчишке - млоэ, причем из дорогой ткани, украшенной серебряной вышивкой и зеленой окантовкой. Такое рабы не носят, да и мало кто из свободных... Богатый купец, чиновник, кассар - те могут нарядить отпрыска. Только ткань почему-то была мокрой.

- Все рассказывай! - решительно сказал Митька. - Вот как меня схватили на конюшне - все, что потом было.

- А я видел, как тебя схватили, - грустно улыбнулся Хьясси. - Меня господин вслед за тобой выставил, велел сходить тебе помочь. Только я не сразу пошел, я сперва немножко послушал под дверью... Он, господин, оказывается, решил меня продать этому... ну, на постоялый двор. Мне так обидно стало, я и побежал тебе рассказать... а там вижу, тебя уже крутят и в мешок суют. А потом лошадей вывели по двор, мешок поперек седла - и погнали куда-то. Я сразу наверх, к господину... Ой, что там было...

Хьясси судорожно вздохнул, откинул прядь волос со лба.

- Он же хозяину бороду всю вырвал, ногами его топтал! А как ругался... У нас в квартале гончаров так никто не умеет, и в деревне так не умеют... Грозился весь постоялый двор сжечь... Но не сжег, схватил Уголька, меня впереди себя - и следом... Два дня гнали, и ночью тоже, почти и не слезали - только чтобы по-быстрому перекусить, и все такое...