Берег Живых. Наследники Императора - Анна Александровна Сешт

и не горел желанием узнавать – от влюблённости даже величайшие из военачальников древности глупели. Ему никто никогда не отказывал, но и никто никогда не пытался манипулировать им через близость. Ренэф, конечно, слышал – нередко от матери, – что бывало и такое. Но сам никогда не увлекался никем настолько, чтобы желать сделать что-либо, выходившее из ряда его собственных стремлений и представлений. Вот почему сейчас он никак не мог осмыслить, что же с ним произошло. Это лежало так далеко за рамками его опыта и понимания, что он совершенно терялся.

Итак, по всему выходило, что Мисру обучали эльфы. Её подослали специально, чтобы убить Ренэфа их редким и дорогим оружием. Дабы отвести от себя подозрения, она искусно подставила остальных трёх девиц. Выждав, она предприняла новую попытку приблизиться к нему, теперь уже без оружия… и на этом мысли Ренэфа обрывались, потому что он пытался сопоставить нежную, открытую ему девушку, наделённую несомненным очарованием, и холодную расчётливую ненависть. Если бы не противоядие матери – не менее редкое и дорогое, чем сам яд, – он бы сдох… не погиб в бою, а именно сдох, вот так, корчась от боли, выплёвывая собственные лёгкие. Одного из его верных телохранителей спасти так и не удалось. Маленькая стеклянная бусина в умелых изящных пальцах… в тех самых пальцах, которые касались его до дрожи приятно и чувственно.

Ренэф тряхнул головой, сбрасывая наваждение воспоминания. Он не собирался прощать предательства. Он убьёт Мисру без малейшего сомнения… но быстро. Пытать её он, пожалуй, не сможет. Но он очень хотел спросить её, почему? Что побуждало её ненавидеть его и служить тем, кто пользовался ею? А часть его боялась, что он не сумеет спросить совсем ничего, если она посмотрит на него так же, как в те ночи. Вот ведь глупость! Почему всё так?!

И что было не так с его представлениями о том, что правильно, о Законе? Это был уже вопрос не к Мисре. Ренэф искренне полагал, что, поступая справедливо и по чести, он должен был получить соответствующий результат. Так Боги устроили этот мир, когда установили Закон, по которому мир существовал. Он был Эмхет, одним из тех, кто хранил Закон на земле. Он пришёл к людям и честно объяснил им, чего им следовало ждать от него. Он не отступился от своего слова, не воспользовался своей силой так, как мог бы. Разве они не видели этого? Почему же всё оказалось так сложно и запутанно? Почему люди боялись прихода рэмеи, а прихода эльфов – нет? Почему не могли выбрать себе достойного правителя среди своих же?

Может быть, дело было не в его представлениях, а в самих людях?.. Почему он вообще должен был защищать их? Они лгали ему и предавали даже своих. Они убили Хэфера. Как бы сам Ренэф к Хэферу ни относился, а всё же это был его брат, член императорской семьи. Никто не смел нападать на семью Владык и оставаться безнаказанным! Однако же где-то всё ещё бродили убийцы старшего наследника, и его, Ренэфа, собственная несостоявшаяся убийца тоже сбежала. Приход в область Леддны ничего не дал – заговор против Хэфера так и остался нераскрытым. Нет, Леддны было слишком мало. Возможно, отец просто не понимал до конца, что представляли собой испорченные эльфами люди? И, окажись он здесь сам, – как бы поступил?

Ренэф вздохнул и расправил плечи. Ему не нравилось чувствовать себя глупым и беспомощным. Ещё меньше ему нравилось, когда таковым его считали другие. Если милосердие воспринималось окружающими как слабость – он не мог позволить себе милосердия.

«Я отомщу за тебя, брат, – мысленно пообещал царевич. – Пламя Отца Войны сожжёт наших врагов, и забвение небытия станет их единственным пристанищем…»

Рассвет, золотой, как волосы Мисры, нашёл Ренэфа там же, на сторожевой вышке на краю селения. Восходящая Ладья Амна опаляла небо и город разгорающимся заревом, точно Боги жгли далёкие костры где-то за гранью мира.

«Если вздумаешь ударить меня в спину – я сожгу твой город дотла».

Царевич помнил это своё обещание, хоть и дал его в гневе. Отступать от своих слов было признаком слабости. Балансировать между силой и разумностью порой было слишком тяжело…

⁂

Нэбвен не тревожил Ренэфа до самого полудня. Ему донесли, что царевич не покидал лагерь, и это военачальника вполне устроило. Ну а в том, что юноша хотел побыть один после полученных новостей, не было ничего удивительного. Учитывая характер царевича, его реакция была даже лучше, чем военачальник мог надеяться. Но чего не мог старший рэмеи, так это простить себе свой собственный промах. Он постарел, потерял хватку, не предусмотрел и не увидел всего. Он уже принял решение доложить обо всём Императору, несмотря даже на великодушную просьбу Ренэфа не сообщать пока Владыке о покушении. Но это – позже. Пока нужно было готовиться к бою и молиться Богам, чтобы одной Леддны царевичу оказалось достаточно.

Теперь Нэбвен уже был уверен: эльфы не придут сражаться за эту область. Они отдали её на откуп рэмеи, хоть Ликир пока и не понимал этого. Помощь уже присылали ему – в виде богатств, толковых наёмников, прекрасно обученной элитной убийцы, к счастью для рэмеи, потерпевшей неудачу. Выступать против Таур-Дуат на территории Леддны в открытую Данваэннон не станет. Скорее всего, Великому Управителю Хатеперу удастся даже сохранить в силе мирный договор, внеся в него несколько изменений, и настоять на том, чтобы область Леддны отошла Империи в качестве репарации за гибель одного наследника и покушение на второго. Но, разумеется, на этом дело не кончится – всё уже зашло слишком далеко.

Ощущение того, что нити ситуации выскальзывали из пальцев и рвались, охватило военачальника с новой силой. После полученных от Працита доказательств причастности Мисры Нэбвен вынужден был признать: больше он не сможет направлять Ренэфа. Не раз военачальнику казалось, что он уже не сумеет сдержать гнев царевича, и всё же к нему снова и снова удавалось найти подход. Но не теперь. Сейчас удержать эту колесницу было не под силу даже самому Императору. Оставалось лишь уповать на то, что возница не потеряет разум.

Ночью Нэбвен успокоил Працита, заверив, что отношения между людьми их селения и рэмеи останутся прежними, лично отдал распоряжения о том, чтобы человека как следует накормили и выделили ему место для отдыха, и только потом отправился спать. Точнее, военачальник попытался спать, но между рогами у него гудело, как на побудке в казармах новобранцев. Он должен был сохранять уверенность и невозмутимость несмотря ни на что, иначе единственными здравомыслящими рэмеи в лагере останутся