Япония по контракту - Ольга Круглова

Глава X. Времена года — осень

Жёлтый лист плывёт.

У какого берега, цикада,

Вдруг проснёшься ты?

Басё

Важно ступает

Цапля по свежему жниву.

Осень в деревне.

Басё

В дружбе тоже знай границу.

Японская пословица

Что-то изменилось в городе. И не сразу можно было догадаться — что? Наконец, проходя по кварталу маленьких частных домиков, она поняла: исчез звон колокольчиков. Их негромкое ласковое теньканье появилось весной. С наступлением тепла у дверей домов закачались колокольчики на верёвочках. Японцы предпочитали не вычурные игрушки из глины в виде толстых борцов сумо, щенков или котят, которые сувенирные лавки предназначали для иностранцев, для их дурного вкуса, а простые бутоны из тяжёлого металла. Тёмно-бурый, словно старинный колокольчик легко умещался на ладони ребёнка — небольшая, чисто японская вещь. Тихий звон наполнял город всё лето. И вдруг исчез.

— Колокольчики? Их сняли. А как же можно было их оставить? — удивился её вопросу Шимада. — Ведь начинается осень.

Связь между вещами в Японии порою странная. То ей грозятся убавить зарплату, если приедет муж, то колокольчики снимают потому, что осень, то бондарь почему-то радуется поднявшемуся ветру… Бондарь — это уже из японской сказки, из Леночкиной книжки. Бондарь рассуждал так: ветер поднимет пыль, от пыли многие ослепнут и пойдут просить милостыню, играя на сямисэнах — японских бандурах, на которые натягивают кошачьи шкуры. А стало быть, кошек перебьют, и обнаглевшие мыши станут грызть бочки, вынуждая хозяев покупать новые. Между ветром и бочками связь, хотя и странная, всё-таки была. Но чем могла помешать осень колокольчикам? Или колокольчики осени? Пришлось опять спрашивать Шимаду, хотя японские приличия запрещают задавать много вопросов.

— Колокольчики только для летнего сезона, — терпеливо объяснил Шимада. — Они звенят от дуновения ветра, принося чувство прохлады, потому что весной и летом ветер дует с моря, свежий ветер, столь приятный в жару. А зимой звон колокольчика будет напоминать о неприятном, холодном ветре с гор. Поэтому с наступлением осени колокольчики снимают.

И в университете многое изменилось. Первого сентября мужчины надели тёмные костюмы — летом они позволяли себе приходить на работу в серых пиджаках и даже в рубашках с короткими рукавами. Но первого сентября все эти вольности кончились. Словно вышел приказ по японскому гарнизону — перейти на зимнюю форму одежды. Никаких других оснований для переодеваний не было, жара стояла такая же, как в августе, плюс тридцать. Но в здешних краях многое происходило не по погоде, а по календарю. Университетский бассейн замкнули на ключ точно в первый день осени, несмотря на жару.

В выходной они с мужем, увидев на термометре плюс тридцать, поехали на пляж. Там собралось немало таких же, как они, нарушителей японского обычая купаться только в пределах купального сезона. Парни и девушки смело входили в воду. Правда, только в гидрокостюмах. Все, как один. Так выглядела японская дисциплинированность в пляжном варианте — с первого сентября купание только в гидрокостюмах! Хотя море было тёплое, как в августе. Появление в воде двух белых людей в купальниках вызвало всеобщее смятение.

— Вам не холодно? — хором спросили по-английски две девушки, и в ожидании ответа выбрались из воды и улеглись на свои гавайские доски. В чёрных гидрокостюмах. Под солнцем.

— А вам не жарко? — улыбнулся муж. Девушки засмеялись и поплыли рядом, болтая с иностранцами о пустяках.

— Вы купались в море?! — ужаснулся Хидэо. И строго-настрого велел это занятие прекратить, повторяя: — Я отвечаю за Вас!

Причина запрета на сей раз была нешуточная — начинался сезон тайфунов. Тайфуны здесь не называли именами, их просто нумеровали.

— Непоэтично, — смеялась она, и Хидэо смеялся, предлагая назвать следующий тайфун в её честь.

— Тайфуну очень подойдёт Ваше имя!

Приближающийся тайфун заявлял о себе шквальным ветром, нескончаемым дождём и телевизионными передачами с компьютерной картинкой — белые вихри, клубящиеся над картой Японии. Картинку повторяли на большом экране в центре города, чтобы тайфун никого не застал врасплох. Очередной тайфун обещал пожаловать в субботу. Как раз в тот день, когда они ждали в гости Зухру с мужем.

В самом начале своей японской жизни, вскоре после экскурсии по магазинам, она пригласила Зухру к себе домой, да оскандалилась — мужу Зухры не понравились непривычные русские пельмени, он только надкусил один и стал объяснять, где можно купить в городе китайские гёза. А Зухра всё съела с удовольствием и тут же пригласила русскую подругу в гости. Зухра жила в бетонной пятиэтажке, в квартале университетских домов. В трёх малюсеньких комнатках из мебели был только небольшой стол да три табуретки. Только поэтому, наверное, и удавалось разместиться тут семье с тремя детьми. У мальчишек не было ни кроватей, ни письменного стола, ни полок с книгами — только татами. А ведь старший уже заканчивал школу…

— Не очень у нас тут, — смущалась Зухра и рассказывала, что в пригороде Токио у них есть собственный дом.

Но должность профессора муж смог получить только в провинции, пришлось уехать, бросив дом. А продать пустовавший дом и купить новый было невыгодно — за старое строение много не дадут, а огромные японские налоги на куплю-продажу недвижимости съедят большую долю вырученного. Вот и ютилась семья в тесноте служебной квартирки. Зухра учила русскую подругу готовить сирийскую долму. Любимое развлечение женской компании в Японии — осваивать новые кулинарные рецепты. Долма была как наши фаршированные баклажаны. Только рис Зухра не отваривала прежде, чем смешать с мясным фаршем, а клала сухим, щедро сдабривая начинку и соус томатной пастой и чесноком. Съесть такую долму было испытанием. Да чего не сделаешь ради дружбы! Муж Зухры к обеду с русской не явился. Но сегодня обещал прийти, и специально для него решено было приготовить привычное блюдо — ту же долму, только в капусте — русские голубцы. Желая на сей раз угодить гостю, они с мужем с утра отправились на Асаичи.

На рынке лучше всего было заметно изменение сезонов: июньскую клубнику и июльские персики сменили августовские помидоры и круглые серые дыньки. В мисках они не умещались и их укладывали в небольшие тазики — по две, по три. Дыньки были ярко-оранжевые внутри и очень сладкие. В сентябре рядом с дыньками появились желтоватые, похожие на яблоки плоды. Но это были груши. Японцы называли их забавно — "наши". Ещё более странно для русского уха звучало японское имя хурмы — "каки". Хурма здесь была прямоугольной формы, сладкая, без оскомины и семечек.