Девочка, которая зажгла солнце - Ольга Золотова

— Она тогда еще сильно на меня разозлилась, — продолжила девушка свой рассказ, в то время как Джанетт поставила на плиту мисочку с поломанными в нее плитками молочного шоколада и усердно размешивала тающую массу ложкой. — Не знаю, быть может, мне и не следовало продолжать наш странный разговор, но она…

стала похожа на маленького дьявола, именно черта, которого так часто рисуют в детских сказках или изображают на религиозных брошюрах. Внешне девочка осталось той же, какой и была пару секунд назад, а глаза… У нее полностью изменился цвет глаз, со светло-зеленого на бурый, глубокий коричневый цвет, и Эмилии невольно показалось, что она слабеет, умирает под силой устремленного на нее взгляда. Однако, видение прошло с той же неожиданностью, что и появилось, а тем временем тишину класса разрезал голос юной Робертсон:

— Вам нехорошо, мисс Флетчерс? Простите, если это из-за меня, я просто… Не знаю, что написать. Это сложно, знаете ли…

— Но большинство ребят справилось с заданием, — поправила ее Эмилия, когда немного отдышалась. Вместо прошедшего порыва тяжесть стала ощущать только небольшую слабость, растекшуюся по всему телу. — Или хотя бы попытались справиться. Неужели за полчаса ты не смогла…

— А что бы написали туда вы? — внезапно перебила ее девочка, и этот голос даже самой Рэйчел тогда показался чужим и до дрожи пугающим. — Вам бы было, что написать? Наверное, нечто вроде «моя любимая работа» или «преданность и верность друзей», «любовь, чувства, эмоции», «окружающий меня мир», «абсолютно все, что открывает жизнь, прекрасно» и прочий бред подобного рода, но… Давайте будем честны — я не знаю вас, вы ничего обо мне не знаете, а значит, мы можем сказать кое-что лишнее и не бояться наказания, верно? Ваш вопрос… Это же самая настоящая чушь, и ответить на него со всей искренностью почти невозможно. Ты записываешь «дружба», а после давишься осознанием того, что люди приходят и уходят. Любой разрыв некогда хороших друзей, будь то даже простая ссора, принесет боль — то есть это не счастье, когда кому-то чертовски плохо. Я могу подумать, что счастье заключается в любви — но и здесь в конце-концов меня будет ждать разочарование, ведь дорогие нам люди, кому мы открываем сердце, обычно бьют сильнее других. Семья… да, в кругу близких родственников каждый чувствует себя особенно, окруженный лаской и заботой, но подумайте сами — людям свойственно умирать, и мое временное счастье тоже умрет вместе с мамой или папой. Пусть это будет совсем не скоро, но оно неизбежно, а разве гибель любимого человека может кому-то принести удовольствие? То есть наша жизнь… Ведь все, что нас окружает, способно рано или поздно исчезнуть — умереть, отцвести, растаять, измениться. Сама жизнь также заканчивается, и это самое счастье… Если не будет чего-то хорошего, не окажется и плохого, правда, мисс Флетчерс?

Робертсон грустно посмотрела на замеревшую с листком в руках учительницу и в оправдание неловко улыбнулась. Ей хотелось, наверное, сказать что-то еще, довершить начатую мысль чем-то сильным и сокрушительным, но она сдержалась. Просунула обе руки в лямки рюкзака и, стоило сумке обнять спину, продолжила чуть более тихим голосом:

— Я могла бы написать вам, что вижу счастье в сахарной вате по воскресеньям, в вечерних чаепитиях с семьей и солнце, которое встает каждое утро, расцвечивая сумерки моей комнаты миллиардом ярких лучей. Или что мне нравится сидеть по несколько часов в кафе и пить горячий шоколад в чудесной компании, обмениваясь впечатлениями и шутками — но вы же не просто так дали нам эти тесты, да? Вам нужна правда, свежая, хрустящая правда (которую можно намазать на поджаренный тост и запить с кружкой ароматного кофе), а она, к сожалению, не уместится на всего лишь одной строчке.

Рэйчел коротко попрощалась и вышла из кабинета, сливаясь в коридоре с бесконечным пестрящим потоком учеников, а мисс Флетчерс никак не могла выбросить детские слова из заполненной важными событиями и делами головы. Она все же сделала себе чай, не замечая, как руки предательски дрожат вместе с наполненной до краев кружкой, и долго смотрела в пустоту, задавая себе один и тот же насущный вопрос бесконечное число раз.

Джанетт слушала все это с ухмылкой на лице и неким торжеством внутри. Ведь если бы ее малышка согласилась на домашнее обучение, не было бы никаких проблем сродни этой маленькой неприятности; она бы находилась под постоянным материнским контролем; получала бы по мягкой зефирке за каждую прочитанную страницу и, быть может, спустя пару месяцев была бы больше похожа на окруженного заботой ребенка, которого кормят и любят в равном количестве. Если бы только Рэй не была такой упрямой — скорее всего эта скверная черта характера досталась ей от Элиота. Под присмотром матери девочка никогда не стала бы грубить или размышлять о счастье, ведь это самые настоящие глупости, и ими не должны быть забита детская голова. Женщина свято верила в то, что взрастила полевой цветок, оторвала кусок солнца и поднесла к трепещущим лепесткам, только бы ее драгоценное чадо было довольно, а теперь… Чужие люди, сродни крылатым воронам, бранящим друг друга громким карканьем и роняющим на землю свое дьявольски черное оперение, испортили прелестное растение, сгубили его, и теперь Рэйчел рано или поздно увянет, что происходит в настоящую минуту, иссохнет до самого корня и превратится в горсть сухого песка, только если милая мама не придет ей на помощь. Да, именно Джанетт сможет спасти малышку, ведь все они только вредят ей.

— Мне приятно слышать, что школьное руководство производит над детьми, пожалуй, чрезмерную опеку, — съязвила женщина, краем глаза поглядывая в сторону гаснущей духовки и своего будущего ужина. — Но я приму все необходимые меры. Уж поверьте, я в состоянии заняться воспитанием собственной дочери.

— Да, миссис Робертсон, — раздался тихий вздох. Однако, Эмилия хотела сказать что-то еще, но вместо этого раздраженно цокнула и заключила. — Только прошу вас, не пропускайте мои слова мимо ушей. Это может и нам, и вам дорого обойтись. Попытайтесь понять, что каждый ребенок особенный, а потому не может быть полностью идеален — как бы вы не старались вылепить из него совершенство, внутри он по-прежнему останется тем же, но только эта настоящая сущность будет навеки замурована под созданной вами оболочкой. Подумайте над этим. Всего доброго.

Джанетт быстро оборвала звонок и с радостным облегчением в глазах встретила мелодию коротких глухих гудков, украсившую тишину комнаты. Ей и самой стало вдруг страшно