Собрание сочинений. Т.26. Из сборников: «Поход», «Новый поход», «Истина шествует», «Смесь». Письма - Эмиль Золя

1891

© Перевод С. Рошаль

ЭДМОНУ ГОНКУРУ

Париж, 1 марта 1891 г.

Дорогой друг, я так болен гриппом, так задыхаюсь и горю, что только вчера мог перечитать новый том Вашего «Дневника», за которым раньше я следил по газетным публикациям. Именно этот том — самый живой и интересный для нас во всей серии; Вы должны быть очень довольны, потому что Ваш памятник, мало-помалу, растет и скоро будет завершен. Одна только и есть радость в литературе — довести до конца то, что хотелось довести до конца.

Искренне Ваш.

АНДРЕ МОРЕЛЮ

Медан, 30 июня 1891 г.

Дорогой Морель, не думаю, чтобы я на самом деле сказал все, что Вы мне приписываете, но меня никогда не коробит то, что выходит из-под Вашего пера; я чувствую за Вашими фразами такую явную симпатию, что весьма тронут статьей и шлю Вам свою горячую благодарность.

Теперь стало очевидно, что меня слишком уж настойчиво заставляют хоронить натурализм. Никогда я этого не делал и с такой бездумностью не предвещал ему смерть. Но что я действительно думаю — это что приемы, внесенные мною в литературу, со мной и умрут. Что касается экспериментального метода и современной научной эволюции, то они жизнеспособны, как никогда, и я весьма сомневаюсь, чтобы писатель, который пренебрежет ими, мог создать в наше время что-либо долговечное.

С благодарностью и самыми дружескими чувствами.

Ж. ВАН САНТЕН КОЛЬФУ

Медан, 4 сентября 1891 г.

Наконец, любезный собрат, решаюсь Вам написать. Вы должны простить мне долгое молчание. У меня были всякого рода неприятности, много работы, и роман мой страшно запаздывает.

Вы просили у меня подробностей о «Разгроме». Мне, право, трудно сообщить Вам что-либо новое, ибо о моем путешествии в Седан, о моих мыслях по поводу войны, о плане книги и т. д. и т. п. сообщается во всех газетах.

Лучше объясню Вам в общих чертах, что я хочу сделать. Прежде всего рассказать правду об ужасной катастрофе, от которой чуть не погибла Франция. И уверяю Вас, что в первую минуту это отнюдь не показалось мне легким делом, потому что существуют вопиющие факты, непереносимые для нашей гордости. Но по мере того, как я погружался во всю эту мерзость, я понял, что высокий долг повелевает сказать все до конца и что теперь после огромного усилия, которое пришлось сделать нашей стране, чтобы вновь подняться на ноги, мы можем сказать все, испытывая законное удовлетворение. Я доволен и надеюсь, что читатели оценят мое беспристрастие. Ничего не скрывая, я хотел «объяснить» наши бедствия. Эта позиция показалась мне самой благородной и самой разумной. Я был бы очень рад, если бы во Франции и в Германии воздали должное великим усилиям, которые я приложил для установления истины. Я верю, что моя книга будет правдивой, справедливой, что она будет полезна Франции самой своей откровенностью.

Как всегда, я хотел охватить в книге всю войну, хотя центральный эпизод в ней — Седан. Под «всей войной» я понимаю: ожидание на границе, походы, сражения, панику, отступление, отношения крестьян с французами и с пруссаками, партизан, горожан, оккупацию с реквизицией съестных припасов и денег и, наконец, ряд важных эпизодов, имевших место в 1870 году. Вы, конечно, догадываетесь, что втиснуть все это в мой план было не просто. Я всегда, как говорится, глазами все бы съел, да желудок не позволяет. Когда я берусь за какой-нибудь сюжет, мне хочется, чтобы в нем поместился целый мир. Вот откуда мои мученья — от этой тяги к огромному, всеобъемлющему, которая никогда не бывает удовлетворена.

Я разделил роман на три части, по восемь глав в каждой; таким образом, всего в нем двадцать четыре главы. Боюсь, как бы этот том не получился еще толще, чем «Земля». Первая часть содержит первые поражения на Рейне, отступление до Шалона и поход от Реймса до Седана. Вторая часть целиком посвящена Седану, — это картина сражения, развернутая на целых двести страниц. В третьей части описывается оккупация, лазареты, личная драма, которая вплетается в эпизод партизанской борьбы, наконец, осада Парижа и в особенности пожары во время Коммуны, под кровавым небом; этим я кончу.

Что касается моих подготовительных работ, то вот они.

Я следовал своему постоянному методу: гулял в тех местах, которые буду описывать, читал все письменные документы, которых невероятно много, наконец, подолгу беседовал с авторами драмы, срок постановки которой я смог приблизить. А вот что мне больше всего послужило для «Разгрома». Когда была объявлена война, среди безработных представителей свободных профессий, среди адвокатов, молодых учителей, даже среди преподавателей университета, бывших профессоров, оставшихся без должности, были люди, очень часто высокообразованные и освобожденные от военной службы, которые добровольно шли в армию простыми солдатами. Вечером, на бивуаке, они записывали свои впечатления и приключения в маленькие записные книжки. У меня в руках побывало пять-шесть таких книжек, которые были мне письменно предложены авторами в оригинале либо в копии; одна или две из них даже были напечатаны. В этих записях меня больше всего интересовала жизнь, пережитое. Все они были похожи друг на друга. Их объединяла совершенная общность впечатлений. И вот самую суть «Разгрома» я получил из этих книжек.

1892

© Перевод С. Рошаль

Ж. ВАН САНТЕН КОЛЬФУ

Париж, 26 января 1892 г.

Благодарю Вас, любезный собрат, за быстроту, с которой Вы прислали нужную мне справку относительно формы простого солдата и капитана прусской гвардии в 1870 году. Маленькие рисунки и пояснительные заметки меня вполне удовлетворяют.

А теперь отвечу наконец на вопросы, которые Вы мне задали в начале ноября. Простите, пожалуйста, мое долгое молчание. «Осада мельницы» — рассказ, с начала до конца сочиненный мною; сначала он был опубликован на русском языке в санкт-петербургском журнале «Вестник Европы» — в то время я ежемесячно посылал туда свои материалы. Я лишь воспользовался фактами общего характера, слухи о которых носились в воздухе. Но все — среда, местность, персонажи, фабула — было придумано, причем без малейшей связи с моим будущим романом о войне 1870 года. Мне нужен был сюжет, и я выбрал этот просто потому, что военные сюжеты были тогда в чести.

Вы спрашиваете, не причинило ли мне затруднений то, что я вышел за пределы 1870 года и довел повествование в «Разгроме» до Коммуны. Но я с самого напала намеревался дойти до Коммуны, ибо Коммуну я рассматриваю как прямое следствие краха Империи и войны. Впрочем, много сказать о Коммуне я не могу. Добавлю, что действие «Доктора Паскаля», последнего романа серии — этого научного итога всей работы, будет происходить в семьдесят втором году, если не позже.

Нет, я не работал над романом во время моего последнего путешествия по Пиренеям. Я могу работать, только устроившись хотя бы на несколько дней в одном месте. На сей раз я вез в своем багаже пять первых законченных глав, надеясь их перечитать, а у меня даже и для этого не нашлось времени.

Нет, я не побывал ни в Эльзасе, ни в Лотарингии. Я хотел бы отправиться в Мюльхауз и вернуться через Бельфор, чтобы проделать весь путь отступления седьмого корпуса. Мой роман открывается этим отступлением. Но и я отступил перед скучными хлопотами о паспорте и перед назойливым любопытством, которое, несомненно, возбудила бы моя поездка. А потом, мне надо было написать всего несколько страниц, и я удовольствовался выписками, которые дал мне один из друзей. Моя главная забота — это Реймс и Седан, в особенности окрестности Седана.

Вы пишете о каких-то мыслях Флобера по поводу того случая, когда после разгрома при Седане французские пленные оскорбили проезжавшего мимо императора. Не знаю, что Вы имеете в виду. Мне Флобер на сей счет ничего не говорил. Об этом эпизоде существует легенда. Я выяснял, такая встреча могла произойти; я этим воспользуюсь, хотя сам факт не доказан. Он правдоподобен, а некоторые офицеры мне говорили, что он на самом деле имел место.

Название «Разгром» истории не имеет. Я его выбрал уже давно. Оно яснее всего выражает суть моего романа. Это не только война, это крушение династии, это крах целой эпохи.

А теперь Вы хотите знать, доволен ли я? Разве я Вам уже не говорил, что я никогда не бываю доволен книгой, пока я ее пишу? Я хочу вместить в нее все, я всегда в отчаянии оттого, что меня ограничивает объем книги. Создание романа для меня — мерзкая пытка, потому что он все равно не удовлетворяет мою властную потребность в исчерпывающей полноте. А этот роман мучает меня больше других, ибо он сложнее и запутаннее. Это будет самый длинный из всех моих романов. В нем будет тысяча рукописных страниц, что составит шестьсот печатных. Сейчас я заканчиваю вторую часть, то есть вторую треть книги. Кончу все только в апреле. Печатание начнется в «Лави попюлер» 20 февраля и будет длиться четыре с половиной месяца. Отдельным томом роман выйдет у Шарпантье 20 июня. Одновременно он выйдет в переводах в Германии, Англии, Америке, Испании, Португалии, Италии, в Богемии, Голландии, Дании, Норвегии, Швеции и в России.