Церковь плененная. Митрополит Никодим (1929-1978) и его эпоха (в воспоминаниях современников) - Гусейнова

никакого интереса ни для кого не представлял, в том числе и для нас самих, но мы принимали… Впрочем, даже ненужных мы могли принять с трудом, ведь всё шло к тому, чтобы закрыть духовные школы. Уполномоченный, утверждая список оставшихся человек десяти (вместо прежних сорока – тридцати абитуриентов), насмехался: «Ну что же вы! Неужели этих идиотов тоже примете?». Лев Николаевич Нарийский (долголетний профессор и инспектор ЛДАиС. – а. А.) на это говорил: «Нам нужны не только беленькие, но и серенькие. Посмотрим на них. Может быть, они чему-то научатся, всё-таки будут полезны». Такой был подход. Но он, разумеется, был вынужденным. А цинизм уполномоченного, конечно, был горек. И зная всё это, владыка Никодим очень часто сам знакомился с поступавшими в духовные школы, собирал их, смотрел, задавал вопросы. Он составлял предварительное мнение о том или ином лице (абитуриенте), задумываясь, на что он был способен [480] .

Однажды в академию подал прошение выпускник семинарии. Его спросили, как он осмелился с тремя «тройками» в семинарском дипломе поступать в академию. На это абитуриент ответил, что эти оценки показывают, что он ещё не совершенный, потому и поступает в академию. Профессора от души посмеялись и приняли «середнячка».

То, что владыка Никодим был не только митрополитом Ленинградским, но и председателем ОВЦС, помогло ему спасти академию от разгрома. Идти в лобовую атаку на местных коммуняг было бы самоубийством. Что может сделать пешка против ферзя? И тогда владыка сделал «ход конём»: «конь» к тому же был «троянским».

В те годы Советский Союз развивал активные отношения со странами «третьего мира», причём на «равноправной основе»: мы им – оружие, кредиты, продовольствие; они нам – студентов. Такой обмен всячески приветствовался МИДом и «соседями». Университет Дружбы народов им. Патриса Лумумбы (Москва) был конторой Лубянки по вербовке будущих активистов (террористов) национально-освободительных движений.

К началу 1960-х гг. Советский Союз создал в Москве центры вербовки террористов как марксистской, так и немарксистской ориентации: для членов компартий – при Институте марксизма-ленинизма, а для немарксистов – при университете Дружбы народов им. Патриса Лумумбы. Этих студентов отбирали для обучения в специальных лагерях, размещавшихся в Одессе, Баку, Симферополе и Ташкенте; там их учили вести пропаганду, изготовлять бомбы, совершать террористические акты и убийства. Выпускников таких «курсов» часто посылали на Кубу, в Болгарию и Северную Корею.

Наиболее известен среди них террорист Ильич Рамирес Санчес по прозвищу Карлос Шакал. Агенты КГБ завербовали Ильича на его родине в Венесуэле. В 1960-е годы он учился сначала на Кубе, а потом в Университете им. Патриса Лумумбы, после чего начал карьеру террориста. Ильич участвовал в захвате министров стран ОПЕК в Вене в 1975 г. и в кровопролитном нападении на поезд во Франции в 1982 г. После того как стало невозможно проводить подобные террористические операции, Ильич оказался ненужным и укрылся в Сирии. Оттуда в 1994 г. его выслали в Судан, а из Судана он был этапирован во Францию. Очевидно, Сирия и Судан принесли его в жертву, чтобы заслужить благоволение Запада [481] .

(Пройдут годы, десятилетия; остатки разгромленных отрядов [бандформирований] революционеров [боевиков] найдут приют на Кубе (о-в Хувентуд). И «интернационалисты», бежавшие из Никарагуа, Сальвадора, Гренады, Анголы, Мозамбика, Эфиопии и т. д., общаясь у костра, будут на ломаном русском вопрошать друг друга: «Ты что кончал?» – «Лумумба». – «И я Лумумба!».)

Митрополит Никодим искусно сыграл на тогдашних амбициях «Старой площади» и получил «добро» на приезд в Ленинград студентов из Эфиопии, Уганды, Кении и других «темнокожих» стран. В ЛДАиС был срочно образован «факультет африканской молодёжи». Партийные идеологи в Смольном скрипели зубами в бессильной злобе, но ничего не могли поделать против тактики «живого щита». Иностранцы – это компетенция Министерства иностранных дел, интересам которого закрытие ЛДА и, как части её, «африканского факультета», не соответствовало.

Академическое начальство воспряло духом: «Не Москва ль за нами?». Студентов из-за рубежа становилось всё больше. И вскоре «факультет африканской молодёжи» был преобразован в «ФИС» – «факультет иностранных студентов».

Профессор-протоиерей Михаил Сперанский

Тогдашний ректор ЛДАиС – профессор-протоиерей Михаил Сперанский – не мог поверить своим глазам. Он закончил Санкт-Петербургскую духовную академию ещё в 1913 г., в «расстрельные времена» отбыл свой срок на лесоповале. Освободившись, получил административное предписание – «кроме пяти» (запрет на проживание в Москве, Ленинграде, Киеве и ещё двух крупных городах страны). Тем не менее, вопреки всем запретам, он был «востребован» в Ленинград и в 1952 г. утверждён в должности ректора ЛДАиС. Талантливый богослов и проповедник, о. Михаил до конца жизни не мог расстаться с лагерной привычкой: даже во время проповеди в храме невольно подтягивал падающие (как ему казалось) брюки. Ведь в тюремной камере отбирали ремень, шнурки и «колюще-режущее». О. Михаил Сперанский читал нам курс Нового Завета.

Напрашивается параллель с бывшими царскими офицерами, вынужденными служить в Красной армии. Генерал И. Данилов, вспоминая о своей подневольной службе у большевиков, пишет о начале работы красной Академии генерального штаба: «… состав профессоров был почти тот же, который был до революции… Профессора были все люди мобилизованные, взятые из тюрем, которым было предложено: «или читать лекции, или к стенке». Понятно, выбирали первое» [482] .

Заслуженный профессор-протоиерей Михаил Кронидович Сперанский скончался в 1984 г., на 97-м году жизни. В «Журнале Московской Патриархии» был опубликован пространный некролог, где, тем не менее, были хронологические «дыры». «С 1925 по 1930 гг. о. Михаил – настоятель Успенского собора г. Кирсанова (Тамбовская епархия). В 1930–1937 гг. о. Михаил проживал в городе Мичуринске (бывш. Козлове) Тамбовской области. С большой теплотой о. Михаил любил вспоминать, как в апреле 1944 г. в Москве он встретился со Святейшим Патриархом Сергием, который принял его со свойственным ему участием и вниманием» [483] .

А где же был о. Михаил с 1937 по 1944 гг.? «Здесь мудрость. Кто имеет ум, тот сочти число зверя» (Откр. 13:18). «Богоборческий зверь» отмерил о. Михаилу семь лет ссылки (1930–1937 гг.), затем восемь лет ГУЛАГа…

Незадолго до своей кончины профессор-протоиерей обрёл «нечаянную радость». Один из сотрудников ЛДА, работая в городском архиве, обнаружил целый ряд кандидатских работ, написанных выпускниками дореволюционной Санкт-Петербургской духовной академии. И среди них – кандидатское сочинение о. Михаила Сперанского. Убелённый сединами старец был потрясён: гонения, арест, лагеря, лесоповал; блокадный Ленинград с его сотнями тысяч жертв, – всё это, казалось, должно было стереть из памяти студенческие воспоминания. И вот, словно из небытия, – осколок разбитого