Предатель в красном - Эш Хейсс

– Заражение ярости? – переспросил старец и припомнил слова Мартина в кабинете: про идею, что во всем виноват Асентрит.

– Да. И нет. Не знаю, что это, – также прерывисто продолжил Сейджо. – Я прежде не видел ничего подобного… Дон, кажется, это конец.

Кайл был явно удивлен, но вот Мартин не изменился в лице, даже не шелохнулся. Истина нашептала ему ответы, которые он раскрыл старцу. И Сейджо только подтвердил слова божества, сидевшего за спиной сенсора. Но ужас осознания тайны Неизвестной войны был так велик, что на самом деле Мартин, где-то глубоко внутри своей сенсорной души, молился на солийское солнце, чтобы слова Истины оказались ложью.

Однако мольбы так и остались неуслышанными.

Элен сияла от злорадства. Души смаковали это чувство, разглядывая лица присутствующих в момент, когда раскрылась правда, обрушившая весь эфилеанский мир в Бездну страха двадцать лет назад.

– Заражение… заражение… за-раже-ни-е! – победно вторили души.

– Как вы можете восторгаться трагедией, из-за которой гниют собратья огня? – не выдержав, вспылил прокурор.

– Они уже потеряли себя, – сухо отозвались души. – Предались бессознательной, животной природе и больше не осознают себя прямоходящими существами. Какой нам прок в гниющих марионетках совета?

Дон машинально коснулся своей груди, где висел красный тканевый мешочек. Он уже знал: сама Неизвестная война – представление Высшего совета. Но то, что послужило причиной и отравило эфилеанов… оказалось древней реликвией – ядовитым Асентритом. И тогда Дон наконец понял, почему пропавших Неизвестной войны нет в хранилище душ: старцы власти держали живых эфилеанов взаперти, а эфирные тела почивших хранили в своих личных колбах для экспериментов над душами.

Все в глазах Дона омрачилось. В барьерской душе снова заныла старая рана, когда он представил ужасы прошлых времен, которые мастерски творили их руки, когда он был в рядах эфилеанской власти среди статных фигур тысячелетних существ.

История повторялась. Но теперь на кон игр власти была поставлена не только плоть, но и душа. Высшая степень извращения, какую можно было представить, – подражание богу.

И виновником этой трагедии являлся сам Дон.

Когда эксперименты Высшего совета над людской и эфилеанской плотью были на пике, когда сам Дон находился среди предводителей экспериментальных групп, в душе старца зародилось семя сомнения о моральной части своих поступков. Когда под его началом ученые впервые пересадили эфилеану человеческий орган, Дон услышал еле уловимый зов совести на фоне несмолкающих криков подопытного существа, что надрывался и день и ночь от страшных мук. Дон не остановил старцев, все больше и больше предававшихся зверствам для осуществления изощренных желаний, а просто бежал.

И вот, спустя годы, жадность старцев власти посягнула на самого бога.

– Где сейчас пропавшие двадцать лет назад эфилеаны? – не медля, спросил Дон.

Жнец не ответил. Он крепко вцепился взглядом в Элен, в то время как души из последних сил сдерживали коварный смех.

– Сейджо, где эфилеаны Неизвестной войны? – настойчиво повторил старец.

И снова ответа не последовало. Обстановка заметно накалилась, как вдруг души разразились своей ядовитой тирадой:

– Только нам известно, где зараженные! Эфилеанские души других подвидов в хранилище не слышат зов зараженных, колбы для душ… толстые. Но мы смогли повредить защиту колб и, получив возможность блуждать на поверхности вне телесных оков, услышали болезненный стон заточенных… Зараженные страдают от мук, каких вы и представить никогда не сможете… Хотя… теперь ваши дни и так сочтены! – Души огня ликовали. – Если не перехватить зараженных сейчас, в будущем Кампус падет!

С каждым выкрикнутым словом глаза Элен стремительно тускнели, теряя жизненный блеск. Мертвые не щадили сосуд: коварная улыбка растягивалась так сильно, что сухая кожа в уголках губ треснула и засочилась в кровь.

– Ровно месяц назад эти мерзавцы – создатели Неизвестной войны – сделали свой последний ход в эксперименте над душами, до трагедии пошел обратный отсчет. И, как по иронии злодейки-судьбы, месяц назад Элен пришла в твой город равноправия.

– Довольно, – оборвал старец, но души не унимались:

– Если бы вы приняли потомка огня, мы бы рассказали о заражении… Прощение… Мы были готовы отпустить ваш грех заговора и трагедии Огенских полей… даровать счастливое будущее. Но твои эфилеаны не приняли сосуд только потому, что она наш потомок. Потомок пламени… Даже равноправие Кампуса не смогло вычистить подвидовую грязь из эфилеанских сердец. Грязь! Грязь! Внутри вас грязь!

– Я сказал: довольно.

– На самом деле мы не злодеи в этой истории. Ведь ты, Дон, как никто другой, знаешь, кто здесь то самое вселенское зло.

– Довольно! – как гром прогрохотал голос старца.

Присутствующие застыли в мертвой тишине, пока Дон обдумывал дальнейшие действия.

Души огня в сосуде – источник, хранящий ответы о зараженных. И единственный шанс узнать, где зараженные, – предложить взамен ответов что-то поистине ценное для Элен, так как слияние ее сознания с коллективным сознанием душ только пустило свои корни, и владелец сосуда не потерял себя окончательно, а потому тоже имел свое слово.

– Я услышал вас, мертвые. Сейчас я желаю поговорить с владельцем сосуда. Передайте контроль, – сдержанно обратился Дон, хотя внутри изнывал от желания узнать правду.

«Где зараженные, потомок?»

Элементалий склонила голову. Постояв неподвижно какое-то время, она снова выпрямилась, и по янтарным глазам, в коих блеснул слабый свет жизни, Дон понял, что сейчас заговорит сама Элен.

– Ты слышала наш разговор? – уточнил он.

Элен вытерла треснувшие губы. От безумных улыбок не осталось и следа, на смену им пришла легкая грусть.

– Слышала. Вы то и дело балаболили про эфилеанов Неизвестной войны и про заражение: что пропавших нельзя назвать эфилеанами как таковыми, что те уничтожат Кампус и всем на гнильной земле конец. Но я вот как-то плевать хотела на ваши вселенские проблемы. Сидела в черной комнате сознания, пока вы трепались, и все думала про свои, мирские проблемы, да никак понять не могла, откуда в эфилеанах столько ненависти к пламени. – Она на мгновение умолкла. В глазах пролетели события недалекого прошлого, ее жизни в Кампусе. – Ответь, Дон: есть ли в эфилеанской ненависти к огню моя вина?

Ее слова прозвучали как порыв того, кто стал жертвой обстоятельств истории, написанной красками ошибок прошлого. Старец понимал это, но ответить не смог.

– Как бы ни скрывалась от ядовитых шепотов горожан, от их взглядов – это место так и не смогло меня принять. Вроде никого не убивала, не устраивала самосуд, училась, жила, Топь тебя, простой мирской жизнью. Так почему же?

– У меня нет ответа на твой вопрос, – оборвал Дон и про себя подумал: «Но у тебя есть ответ на мой».

– Я прошла этот чертов экзамен и желала мира не