Предатель в красном - Эш Хейсс

не посмел возразить Дону. И судя по лицам, эфилеаны с одобрением приняли это решение, а меня вновь накрыло отвращение от мысли, что в голову в очередной раз залезет какой-то мертвец.

Сейджо стремительным шагом направился ко мне, как вдруг замер на полпути. Я схватилась за голову. Боль, Топь ее, была неистовой! Крик вырвался из груди, в глазах потемнело так резко, будто мне на голову набросили мешок. Души забирали контроль. Желали лично переговорить со жнецом. На открытом суде, здесь и сейчас, предки огня будут вершить свое правосудие, и все, что мне оставалось, – только наблюдать.

Души выпрямились. Я чувствовала, как на моем лице расплылась неестественная улыбка. Тело более не дрожало, а взгляд был направлен прямиком на жнеца. Сейджо оставался неподвижен, как статуя. Я слышала, как он пересчитывал души во мне, а те с превеликим удовольствием давали ему возможность познакомиться с каждой из них.

– Много же вас влезло, – произнес он, разорвав безмолвные дебаты с эфирными существами.

Души не отозвались. И в этом молчании скрывалась зловещая тайна. Я чувствовала, как от натянутой улыбки мои губы едва не трещали.

– Мы на суде, – напомнил Сейджо. – Я должен получить ответы о преступлении. Сожженное тело в Кампусе.

– И все из-за сожженной болотной мерзости? Сейджо, ты видел эту душу и все равно задаешь такой вопрос? – Моя ладонь манерно указала на жнеца.

– Не важно, что я увидел. Мы на открытом суде. Души не умеют лгать.

– Ты прав, одноглазый… Поджигатель… это существо сейчас в белом городе, догнивает свои последние часы из-за яда ночнорожденного. Но это существо – не Элен.

Присутствующие завопили. Дон, осмотрев толпу, вероятно, решил, что на этом открытый суд будет закончен, – горожанам раскрылась правда трагедии. Он поднял сморщенную руку, и на площади снова воцарилась тишина.

– Элен освобождается от подозрений. Сейчас я попрошу вас вернуться к своим обыденным делам. Кампус – наш дом, и я не позволю кому-либо устраивать здесь поджоги.

Раздались овации, и создатель Кампуса незамедлительно продолжил:

– Поджог полей я хочу обсудить в зале суда лично с Элен и Сейджо.

– Дон! – прозвучал голос Мартина, так и стоявшего у подножия лестницы. – Я тоже должен присутствовать.

– Позвольте и мне быть там, – добавил Кайл.

– Им будет место на суде… – вторгся голос душ, и Дон слегка нахмурился, будто заподозрил в этих словах что-то неладное, но протестовать не стал.

Мы проследовали к дверям главного штаба.

– Подождите! – бросила нам вслед Фэй. – Вы слышали, что она сказала. Она собирается убить моих родных! Там, за пределами! – кричала она, как испуганный ягненок, попавший в капкан.

Дон остановился на пороге штаба и вкрадчиво ответил:

– Открытый мир – это безумие диких эфилеанов. Мы не имеем права судить их за животную сущность… Кровопролитие запрещено только в белом городе, за его пределами я не могу тебя защитить. – Старец уверенно прошел в штаб, и мы проследовали за ним.

– Нет! – надрывно завопила Фэй, но вскоре огромные белые двери за нашими спинами закрылись, и крик эфилеана оборвался, будто оборвалась чья-то жизнь.

№ 49. Сделка со старцем

Территория: Кампус. Зал суда

Эфилеаны в уверенном темпе следовали за Доном по белому коридору. Судебный зал распахнул свои широкие двери, и каждый из присутствующих занял свободные места. В этот раз из присяжных присутствовали только Мартин и Кайл. Несмотря на непрязнь друг к дргу, места они заняли рядом.

Элен встала у трибуны в центре. Дон занял резной трон в самой высокой части зала, рядом с ним оказались прокурор и Сейджо.

Раздался удар молотка. Суд начался с речи прокурора:

– За пределами города возникло сильное возгорание, созданное по воле тех, кого не должно быть в нашем мире. Сейчас эти души слились с разумом эфилеана, жителя Кампуса. Опасность не может быть оставлена без внимания, в связи с чем мы устраиваем внутренний суд для принятия решения о дальнейшей судьбе сосуда в городе. – Прокурор предоставил слово огненным эфирным материям.

Элен, точнее души внутри нее, неотрывно взирали на Мартина. Их коснулся свет за его спиной, то самое божественное свечение, которое узрел Сейджо, когда бог показал ему свой лик. Души смотрели на свет, как на что-то родное: как дитя смотрит на мать, как возлюбленные не могут оторвать восхищенных глаз от предмета обожания.

Мартин был смущен, но не решился спрашивать о подобном пристальном внимании у всех на глазах. А вот Сейджо церемониться не стал и выпалил прямо во время суда:

– Захотели домой? – спросил он сосуд, прервав лицезрение душ. – Дороги к свету вам больше нет. Преемник Дона не поможет.

Никто из присутствующих не понимал, о чем говорил Сейджо, – речи жнецов иногда звучали странно для живых. И только душам было ведомо, что одноглазый Зелвено имел в виду.

Эфирные материи, до этого не сводившие «мертвых» глаз с Мартина через сосуд, дернули головой в сторону старца, и лицо Элен скривилось в ухмылке.

Сейджо все это время пересчитывал материи в сосуде, вел беседу с теми, кто сидел в сознании элементалия глубже всех. Они оказались самыми говорливыми, потому остальные души не позволяли им выдавать секреты через эфилеанский рот и прятали по углам.

– Тот, кто узрел бога, – насмешливо обратились души к жнецу. – Кто бы мог подумать! Понравился свет?

– Сейчас не время говорить об этом.

– Наши братья и сестры внутри уже рассказали тебе про заражение? – Элен довольно потерла сухие ладони.

Сейджо широко распахнул черный глаз, а его рот слегка приоткрылся, когда эфирные материи поведали внутри сосуда про то самое «заражение». Он намеревался раскрыть тайну душ, но присутствие присяжных заставляло молчать.

Дон обратил на это внимание и приказал ему:

– Говори.

Даже после слов старца жнец медлил: настолько невероятна и необъятна была эта тайна, что он и сам не до конца мог понять масштаб трагедии. Однако под тяжелым взором барьерских глаз создателя все же выполнил приказ:

– Огненные души тех, кто отправился на сражение по зову высшей власти, все еще на поверхности, но… – Он замешкался. – Место, где они сидят…

– Подробнее.

– Клетки, в которых… травятся эфилеанские души, – с нерешительными паузами продолжил Сейджо. – Души внутри эфилеанских тел в заточении… они… они… гниют.

Сосуд огня залилась клокочущим и зверским гоготом, лишь нагнетая и без того напряженный момент, в то время как старец не мог понять, как души могли гнить.

– Если их не спасти, – продолжал Сейджо, – зараженные, отравив себя, вырвутся из заточения в открытый мир. Бессознательные. По́жранные безумием. Тогда даже те, кто впал в Бездну страха за пределами Кампуса, будут уничтожены… все… Все будут убиты. Дон! Это… так