Друиды - Морган Лливелин

головокружительной высоте, намного выше вершин деревьев, располагалось тусклое пространство, словно потолок невероятного храма. Только свод не был деревянным, скорее, это все же был камень. Оттуда лился радужный свет, слепящий глаза. Его источником был огромный круг, переливавшийся яркими оттенками синего и алого, заставлявший замереть перед этой неземной красотой.

Видение исчезло. Я снова стоял в Роще, среди знакомых дубов. Но по звону в ушах и боли в шее я понял: я действительно видел невероятную картину.

Глава тридцать четвертая

Истинное пророчество — самая капризная и неоднозначная из многих способностей друидов. У меня никогда не было подобных талантов, кроме разве что случая, когда мне открылись обстоятельства гибели Цезаря. Обычно предсказание основывалось на знании закономерностей в природе; это была техника, а не вдохновенное наитие от Потустороннего. Я не был готов к потрясающему видению Священной Рощи Галлии, превращенной в каменный храм.

Я не стал рассказывать о нем никому, даже Керит. Она все равно бы не смогла объяснить смысл видения. Все в нем казалось чуждым, лежащим за пределами понимания. Но внушающая трепет красота грандиозного здания долго преследовала меня, заставляя цепенеть от страха.

Имело ли видение отношение к будущему Цезаря? Я так не думал. Несмотря на свои размеры, конструкция выглядела слишком изящной для римской архитектуры. В ней таилось что-то от природы, что-то от деревьев, окаменевших необъяснимым образом. Непонимание пугало.

Когда Брига и Сулис в очередной раз отправились лечить мать Кормиака Ру отваром из омелы, я пошел с ними. Женщина выглядела очень плохо. Вместо жизнерадостной хозяйки, запомнившейся мне, передо мной лежал неряшливый кожаный мешок, набитый сучьями. Глаза смотрели безучастно. Трудно сказать, узнала она меня или целительниц. Опухоль поедала ее изнутри, как омела поедала выбранный дуб. Какова болезнь, таково и лечение. Силу и жизнь, отнятые омелой у дуба, самого мощного из деревьев, целительницы собирались отдать несчастной женщине.

Боль не давала ей лежать спокойно на своей соломенной постели. Она с трудом шевелилась, пытаясь найти позу поудобнее, и беспрерывно бормотала:

— Где мои дети? Дети мои...

Брига наклонилась к ней.

— Не беспокойся. О них позаботятся. Лучше выпей вот это.

— Где твой муж? — спросил я.

Женщина слабой рукой попыталась отодвинуть чашку.

— Он в поле. Он всегда в поле. И я должна там быть, ячмень сеять... — К моему изумлению, она попыталась спеть посевную песню, рукой, похожей на сухую ветку дерева, делая жесты, словно бросает семена в борозду. Ужасное зрелище!

— Она выживет? — спросил я у Сулис.

Целительница в сомнении пожала плечами.

— Прогноз неясный, — хмуро ответила она. — Может, и выживет. Но она слишком долго тянула со своей болезнью. В семье, как видишь, запасов нет, так что весной все должны выходить в поле. Она молчала, пока могла ходить. А потом слегла. Сомневаюсь, хватит ли ей силы, чтобы выдержать удар омелы, но мы сделаем, что сможем.

Я не стал ждать результата лечения. Дела не позволяли. Почти каждый день ко мне приходили вести о Цезаре. Он собирался покидать эдуев.

Друиды трудились над моим заданием. Им удалось собрать довольно большой отряд, состоявший из лесорубов, ремесленников и полукровок. В нем почти не было фермеров и скотоводов, что вполне объяснимо. Весной у них слишком много дел. Зов земли звучал громче слов моих посланцев. Она была беременна новой жизнью и не собиралась обращать внимания на мужские игры.

Дома Кормиак Ру объявил мне:

— Я пойду с тобой и буду сражаться за Верцингеторикса. — Он решительно расправил плечи и привстал на цыпочки, пытаясь добавить себе роста.

— Остановись! — приказал я. — Ты же обещал защищать женщин, помнишь? Вот этого я от тебя и требую сейчас. Ты останешься здесь и будешь единственным мужчиной в доме, пока меня нет.

Его глаза сверкнули, когда он услышал, как его назвали мужчиной.

— Хорошо. Дай мне меч, и я зарублю любого, кто попытается причинить им вред! — Он мог бы показаться смешным, стоя передо мной с высоко поднятой головой и выпяченной безволосой грудью, но в глазах паренька я увидел что-то...

Открыв свой резной сундук, я достал с самого дна завернутый в холстину меч моего отца. Его не трогали все эти годы. Откинув тряпку, я смутился, заметив ржавчину на когда-то ясном клинке.

— Справишься, Кормиак? — спросил я, протягивая ему меч.

Парень нетерпеливо схватил оружие. В первый момент его удивил немалый вес клинка. Но он очень быстро поймал баланс и широко размахнулся. Воздух свистнул. Обе мои женщины отскочили назад.

— Придется потренироваться, — ободрил я его. — Протрешь клинок уксусом с песком, а потом попросишь у кого-нибудь точильный камень.

Он кивнул, его взгляд был неотрывно прикован к мечу с тем самым выражением, которое можно заметить у большинства сыновей фермеров, когда дело касается пары волов. А мальчишка-то не прост!

Остаток дня я провел в Роще и вернулся, восстановив силы и обретя так необходимую сейчас сосредоточенность. В последние дни мысли мои слегка заржавели, как долго пролежавший без дела меч. Но теперь у меня был план...

Той ночью я изо всех сил прижимал к себе Бригу, словно хотел сплавить наши тела в одно. После какой-то отчаянной близости мы так и заснули, не размыкая объятий. Я проснулся перед восходом. В сером предутреннем свете оглядел мой небольшой домик, жилище главного друида. Брига, Лакуту, маленький Глас, Кормиак Ру. Моя семья. Нас связывали незримые, но очень прочные узы.

Я поманил Бригу и вышел на улицу.

— Когда мы одолеем Цезаря, я вернусь, и ты пройдешь посвящение в Орден, — пообещал я. А потом тем же тоном добавил: — А в следующий Бельтейн я женюсь на Лакуту.

— Как женишься? — Ее брови поползли вверх. — И меня не спросишь?

— С каких это пор мы стали спрашивать друг у друга разрешение? — голос мой звучал совершенно невинно.

Брига открыла рот, закрыла его, нахмурилась. Я видел, что она изо всех сил сдерживает смех, пытаясь замаскировать его гневным выражением.

— Пока тебя не будет, Айнвар, я найду способ перехитрить главного друида!

— Замечательно! Мне всегда нравились умные женщины.

Наверное, некоторую долю недовольства она испытывала. Если бы они с Лакуту не подружились, я бы не рискнул посвящать Бригу в свои планы.