Друиды - Морган Лливелин

любили. Вот что нас ждет, если мы пойдем к Цезарю! Римляне вероломны. Хорошо, что нас предупредили эти добрые люди!

В ответ эдуи взревели от ярости. Они немедля напали на небольшой римский отряд, сопровождавший фургоны с зерном и провиантом, и убили всех до последнего человека. Потом повернули назад, чтобы поведать историю остальным и отомстить за погибших всадников, убивая всех встречных римлян. Обдумывая свой план, я учитывал кельтский характер, готовый к взрыву в любой момент.

Цезарь готовился к сражению с Верцингеториксом, когда пришли известия о восстании среди эдуев. Если дать ему разгореться, оно, несомненно, захватит и другие племена, пока сохранявшие верность Риму. Может полыхнуть вся Галлия и тогда положение Цезаря станет незавидным. Мне часто мешала рассредоточенность, вызванная необходимостью решать множество задач сразу, теперь пусть она помучает Цезаря, вынужденного заниматься самыми разными делами одновременно. Ему придется идти к эдуям и убеждать их в ошибке. Никто ведь не трогал всадников, все они пребывали в добром здравии. Конечно, они удивились, услышав о том, что Литавикк со своими людьми повернул назад. Они уверяли Цезаря, что не повинны в делах своих соплеменников.

Одновременно с этими заботами Цезарь продолжал укреплять свои позиции возле Герговии. На соседнем холме римляне начали земляные работы. Они собирались проложить глубокий окоп, чтобы подойти как можно ближе к крепости.

Ночью мы с Риксом стояли за воротами, глядя вниз на огни римского лагеря: тысячи людей не спали там.

— Возле одного из этих костров сидит Цезарь, — задумчиво проговорил Рикс. — Как полагаешь, о чем он думает там?

Я развернул поисковую сеть, пытаясь нащупать разум римлянина. Он был совсем рядом, и это завораживало. Наши мысли смешались, как дым двух соседних костров.

— Ему интересно, о чем думаешь ты, — сказал я совершенно серьезно.

— Фокус с эдуями — отличная придумка, но это ненадолго.

— Зато теперь ему придется поделить армию, — сказал я. — Думаю, на рассвете он уйдет к эдуям и возьмет с собой часть воинов. Оставит ровно столько, сколько необходимо, и никак не больше. У него действительно нет другого варианта.

— Ну что же, тогда давай отпразднуем хотя бы такой успех! — воскликнул Верцингеторикс.

Пока небо не начало бледнеть, вожди свободной Галлии ели, пили и пели в королевском доме в Герговии. Вкус победы не сильно отличался от вкуса вина. Он бродил и в воздухе, и в крови воинов. Когда возникает уверенность в победе, мужчин охватывают гордость и высокомерие. Сидя рядом с Риксом, я слушал их похвальбы и хотел только, чтобы каждый из них сохранил в себе этот настрой. Рядом Ханес пожирал здоровенный кусок жаренной свинины. Бард вытер жир с бороды.

— Помнишь, я говорил тебе, что сочиню великую балладу, если останусь с Верцингеториксом? — напомнил он мне.

— И как твои успехи? Начал хотя бы?

— Начал?! — Ханеса расхохотался так, что его почтенное чрево начало подпрыгивать. — Да я почти закончил! Мне нужен героический финал. Вот если бы Цезарь сошелся с Верцингеториксом в поединке! Наш герой порвал бы этого недомерка ромея в клочья!

— Именно поэтому мы никогда не увидим Цезаря на поле боя рядом с Верцингеториксом, — заметил я. — Римлянин слишком умен, чтобы совершить такую ошибку. Поединок — это не его метод. Он предпочитает другие схемы битвы.

Про себя я подумал, что мозг Цезаря многократно превосходит мощь его тела, и сейчас он противостоит нам с Риксом. В нашей команде Рикс выполнял роль сердца, а роль головы досталась мне. Вот такая двуликая Галлия.

В тот вечер среди женщин на празднике присутствовала Онуава, жена Рикса. Не знаю, чего я ожидал от женщины, на которой Рикс решил жениться, но первое впечатление от знакомства с ней меня удивило. Это оказалась светловолосая высокая женщина с телом атлета, львиной гривой волос и кошачьей манерой движений. Этакая слегка прирученная львица.

— Помнится, ты говорил, что уж если женишься, то на женщине, не доставляющей неприятностей, — напомнил я ему его же слова.

Он взглянул на Онуаву осоловелыми глазами.

— Ну и что? Я так и сделал! От нее никаких проблем.

Почувствовав его взгляд, Онуава обернулась, нашла нас глазами и улыбнулась самым двусмысленным, завлекающим образом. Причем я мог бы поклясться, что улыбка предназначалась нам обоим. Вместе.

— Сдается мне, ты сочиняешь, Царь Воинов, — сказал я Риксу, но он лишь пожал плечами и рассмеялся.

Перед рассветом, едва небо на востоке начало наливаться серебром, мы с Риксом поднялись на стены наблюдать, как Цезарь отправляется к эдуям. Он взял с собой четыре легиона и всех всадников. Такие силы говорили о том, насколько важным он считает восстание эдуев. Разглядывая строгие колонны римских легионов, я заметил впереди самого первого из них крошечную фигурку в малиновом плаще. До нее было все-таки слишком далеко, но я не сомневался — это Цезарь. В один из моментов предводитель остановился и оглянулся на Герговию. Я не удержался и помахал ему рукой.

Дождавшись, когда последняя колонна римлян исчезнет из вида, Верцингеторикс напал на лагерь, где оставалось немногим больше двух легионов. Галлы накатывались волна за волной, не давая оборонявшимся передышки. Сражение оказалось неожиданно ожесточенным, с тяжелыми потерями для обеих сторон. Земля вокруг Герговии почернела от людей и их крови.

Я поздно понял, что место мое не здесь, а в Священной Роще арвернов. Я мог бы провести нужные ритуалы и помочь нашим воинам. А здесь от меня толку не было. С досады я пожаловался Риксу, упустив из вида, что сейчас его занимает только битва.

— Плюнь ты на свои жертвы! — заорал он. — Мы победим вот этими руками, — он потряс своим здоровенным мечом, — а не какой-то сомнительной магией!

Так бывает всегда, подумал я. Победители считают, что добились победы только своей собственной доблестью, а вот в случае поражения самое время поискать виноватых где-нибудь на стороне.

Сражение продолжалось. Грохот оружия и крики неслись со всех сторон. Мы не дали римлянам времени установить палатки для раненых, поэтому на закате, когда наши целители вышли собирать своих, Рикс приказал им брать и раненых римлян. Они тоже нуждались в лечении. Видимо, им двигало то же самое желание, которое заставило меня помахать на прощание Цезарю. Мы были кельтами, людьми чести.

Прибыл отряд Литавикка и князь попросил укрыть его в стенах