Амелия - Генри Филдинг

– Каким образом? – спросила миссис Аткинсон. – Разве не в моей власти все разъяснить ему? Если вы только позволите мне назначить ему свидание, я встречусь с ним сама и открою ему эту тайну.

– Никакого согласия на подобного рода свидания я больше не дам, – воскликнула Амелия. – Я от души сожалею о том, что раз в жизни согласилась пойти на этот обман. Теперь я вполне убедилась, насколько был прав доктор Гаррисон, когда твердил мне, что стоит нам пусть на один только самый малый шаг сойти со стези добродетели и невинности, как можем незаметно для себя оступиться, ибо любая греховная стезя – это скользкий путь в пропасть.

– Ну, знаете, эта мысль еще более стара, нежели сам доктор Гаррисон, – усмехнулась миссис Аткинсон. Omne Vitium in proclivi est.[344]

– Независимо от того, нова ли она или стара, – возразила Амелия, – я считаю ее справедливой. Но прошу вас, расскажите мне все без утайки, хоть я и трепещу заранее.

– Право, дорогой друг, – сказала миссис Аткинсон, – ваши опасения беспочвенны… Право, право же, вы слишком уж щепетильны.

– Не знаю, что вы считаете чрезмерной щепетильностью, – ответила Амелия, – но я во всяком случае никогда не буду стыдиться своего глубокого уважения к порядочности, доброму имени и чести, тем более, что моя честь прямо связана с честью того, кто дороже мне всех людей на свете. Однако позвольте мне еще раз взглянуть на письмо: там есть одно место, которое меня особенно встревожило. Объясните, пожалуйста, что подразумевает милорд, говоря о двух кратких минутах и о том, что он ничего бы не пожалел, только бы это блаженство еще раз повторилось?

– Право же, я понятия не имею, что это еще за две минуты, – воскликнула миссис Аткинсон, – разве только он подразумевает те два часа, которые мы провели с ним вдвоем. Что же касается какого-то блаженства, то я просто теряюсь в догадках. Надеюсь, вы все же не столь низкого мнения обо мне, чтобы думать, будто я могла удостоить его самой главной милости?

– Уж не знаю, какими милостями вы его одарили, сударыня, – ответила с раздражением Амелия, – но весьма сожалею о том, что вы это сделали под моим именем.

– Как хотите, сударыня, – проговорила миссис Аткинсон, – но вы очень уж со мной нелюбезны; от кого другого, но от вас я такого не ожидала и вряд ли заслужила. Ведь я поехала в маскарад с единственной целью – выручить вас и не сказала и не сделала там ничего такого, чего не позволила бы себе любая другая женщина, будь у нее на то куда менее веская причина, кроме самой чопорной особы на свете. Да будь я мужчиной, я, честное слово, предпочла бы особе, которая так носится со своей добродетелью, жену, у которой нет столь докучной компаньонки.

– Весьма возможно, сударыня, что ваш образ мыслей и в самом деле таков, – воскликнула Амелия, – хотелось бы только надеяться, что он совпадает с образом мыслей вашего мужа.

– Я попросила бы вас, сударыня, – вспылила миссис Аткинсон, – не пускаться в рассуждения о моем муже. Он не менее достойный и храбрый человек, чем ваш, да, сударыня, и он тоже теперь капитан.

Эти слова были произнесены так громко, что их услыхал Аткинсон, поднимавшийся как раз в это время по лестнице; удивленный разгневанным тоном своей супруги, он вошел в комнату и с немалым изумлением на лице попросил объяснить ему в чем дело.

– А в том, дорогой, – вскричала миссис Аткинсон, – что благодаря моим стараниям вы произведены в офицеры, а ваш добрый старый друг, видите ли, изволит гневаться за то, что я этого добилась.

– Я сейчас не в силах ответить, вам так, как вы того заслуживаете, – воскликнула Амелия, – но если бы даже и могла, то вы не стоите моего гнева.

– Я что-то никак не пойму, миссис Бут, – проговорила миссис Аткинсон, – на чем, собственно, основывается это ваше превосходство надо мной; если на вашей добродетели, то я хотела бы уведомить вас, сударыня, что чопорные особы вызывают у меня такое же презрение, как, возможно, у вас…

– Хотя вы не перестаете, – перебила Амелия, – оскорблять меня этим словом, я не унижусь до того, чтобы отвечать вам такими же грубостями. Если вы заслуживаете какого-нибудь бранного прозвища, то вам и без меня прекрасно известно, какого именно.

Несчастный Аткинсон, который еще никогда в жизни не был так перепуган, делал все, что мог, лишь бы добиться примирения. Он упал перед женой на колени и умолял ее успокоиться, однако та была вне себя от ярости.

В этой позе его и застал вошедший в комнату Бут, который, боясь побеспокоить жену, так осторожно постучал в дверь, что посреди бушевавшей здесь бури никто этого стука и не услыхал. Как только Амелия его увидела, слезы, которые она с трудом сдерживала, потоками хлынули у нее из глаз, хотя она и попыталась их скрыть, поднеся к глазам платок. При появлении капитана все мгновенно умолкли, являя собой немую сцену; капитан особенно был поражен тем, что сержант стоял на коленях перед своей женой. Бут тотчас воскликнул: «Что все это значит?», – но не получил никакого ответа. Тогда он устремил свой взгляд на Амелию и, ясно увидев, в каком она состоянии, подбежал к ней и ласково стал допытываться у нее, что здесь произошло. Амелия могла только произнести; «Ничего, дорогой, ничего особенного». Бут ответил, что он все равно доберется до истины и, обратясь к Аткинсону, повторил свой вопрос.

– Клянусь честью, сударь, – пробормотал Аткинсон, – я ровно ничего не знаю. Здесь что-то произошло между госпожой и моей женой, но я не больше, чем вы, знаю, что именно.

– Ваша жена, мистер Бут, – выпалила миссис Аткинсон, – обошлась со мной оскорбительно и несправедливо. Вот, собственно, и все дело, если уж вы непременно желаете это знать.

Бут не удержавшись от довольно крепкого выражения, воскликнул:

– Это невозможно; моя жена неспособна поступить с кем бы то ни было несправедливо!

Тут Амелия упала перед мужем на колени с возгласом:

– Богом вас заклинаю, только не давайте волю своему гневу… мы просто обменялись колкостями… возможно, я была неправа.

– Будь я проклят, если этому поверю! – вскричал Бут. – Кто бы ни исторг эти слезы из ваших глаз, я хочу, чтобы он заплатил за каждую из них каплей крови из своего сердца.

– Как видите, сударыня, – воскликнула миссис Аткинсон, – на вашей стороне теперь еще и этот буян, так что вы, я полагаю, не преминете воспользоваться своим превосходством.

Амелия, ни словом не отвечая, старалась удержать Бута, который, не помня себя от ярости, закричал:

– Чтобы моя Амелия радовалась превосходству над таким ничтожеством, как ты! Откуда такая наглость? Сержант, прошу вас, уведите отсюда это чудовище, не то я за себя не ручаюсь.

Сержант начал было упрашивать жену уйти, поскольку очень ясно видел, что она, как говорится, хлебнула в этот вечер лишнего, но тут миссис Аткинсон, почти обезумев от ярости, возопила:

– А что же вы покорно наблюдаете, как меня всячески оскорбляют, когда вы теперь джентльмен и сравнялись с ним в положении.

– Возможно, нам всем как раз очень повезло, – возразил Бут, – что сержант мне не ровня.

– А вот и неправда, почтеннейший, – ответствовала миссис Аткинсон, – он теперь во всем равен вам: он теперь такой же джентльмен, как и вы, и тоже имеет офицерское звание. Впрочем, нет, я отказываюсь от своих слов: у него нет не то, что достоинства джентльмена, но и просто мужчины, в противном случае он не стал бы терпеть, видя, как оскорбляют его жену.

– Позвольте мне, дорогая, – воскликнул сержант, – попросить вас пойти со мной и успокоиться.

– Пойти с таким ничтожеством, как ты, – вскричала миссис Аткинсон, оглядев мужа с величайшим презрением, – нет уж, уволь, я и разговаривать с тобой никогда больше не стану!

С этими словами она бросилась вон из комнаты, а сержант, не промолвив ни слова, последовал за нею.

После этого между Бутом и его женой произошла очень нежная волнующая сцена, во время которой Амелия, немного придя в себя, поведала мужу всю историю. Объяснить иначе ссору, свидетелем которой он только что оказался, Амелия никак не могла; к тому же Бут как раз в это время поднял лежавшее на полу письмо.

Облегчив перед мужем душу и добившись от него твердого обещания, что он не попытается отплатить милорду за его поведение, Амелия совершенно успокоилась и ее обида на миссис Аткинсон начала было понемногу остывать; однако негодование Бута было так велико, что он объявил о своем намерении завтра же утром съехать от нее; они действительно без труда приискали себе вполне удобное жилище в нескольких шагах от дома, где снимал квартиру их друг доктор Гаррисон.

Глава 9, которая содержит кое-какие вещи, заслуживающие внимания

Несмотря на переезд, Бут не забыл с извинениями отменить визит к мистеру Тренту, беседой с которым прошлым вечером был сыт по горло.

В тот же день во время прогулки Бут случайно встретил немолодого собрата-офицера, служившего с ним еще в Гибралтаре, а теперь, как и он, перебивавшегося на половинном жалованье. Ему, правда, не выпало на долю остаться не у дел, как Буту, полк которого был расформирован, однако и он был, как у них это называется, уволен в запас с половинным жалованьем лейтенанта – таков был чин, которого он был удостоен лишь к тридцати пяти годам.