Зависть: теория социального поведения - Гельмут Шёк

чем он сам, на практике взаимовыгодного совместного сотрудничества нельзя достичь до тех пор, пока примитивная, первичная зависть не будет в основном подавлена[501]. Возбудившись, зависть слепо и яростно обрушивается не только на частную выгоду и имущество, но, как показали наблюдения за множеством общин, также и на саму идею организации чего-либо такого, что требует сотрудничества людей, даже если это всего лишь поиск лучшего источника воды для всей деревни[502].

Разжигая, зачастую «подводя научный фундамент», приводя в действие и легитимируя зависть народа, которая и без того слишком сильна, радикальные социалистические программы, особенно в некоторых из более молодых развивающихся стран, парадоксальным образом подрывают и/или тормозят те самые установки и способы мышления, без которых невозможны доверие и сотрудничество между значительным количеством людей ради достижения целей, выходящих за пределы круга целей отдельного человека[503].

Глава 21. Социальные революции

Какие социальные революции и исторические ситуации предоставляют наибольший простор для зависти? Есть четыре следующие основных варианта:

1. Социальная революция, включая предреволюционную и постреволюционную фазу, действует на основании мотива зависти и благодаря его поддержке.

2. Случай, когда внутри какой-либо группы, секты, меньшинства, или группы рабочих, или же, по крайней мере, внутри какого-то социального класса зависть может достигать значительного размаха и выражаться в основанной на зависти социальной критике, которая может продолжаться веками, не приводя к революции в подлинном смысле этого слова. Здесь подходящим термином был бы «рессентимент», к которому, согласно Максу Шелеру и Ницше, добавляется импульс длительного ощущения беспомощности.

3. Случай, когда зависть одной критически настроенной по отношению к социальному устройству группы может играть существенную роль (и это можно доказать), несмотря на то что целью является не собственно революция, а постепенные реформы.

4. Такое положение, когда зависть может играть роль в политико-экономических программах, не предусматривающих важных и долгосрочных структурных реформ. В «законе о выравнивании бремени войны», принятом в Западной Германии после Второй мировой войны, одним из определяющих факторов был учет социальной зависти жертв. Закон касался не облегчения тягот или компенсации, выплачиваемой из налогов, которые платят все пропорционально доходу (как в других странах, которые должны были выплачивать компенсации жертвам войны), а прямого выравнивания положения относительно благополучных людей (жителей, избежавших ущерба) и жертв войны посредством обременения первых, т. е. тех граждан, которым улыбнулась фортуна. Но этот тип выравнивания, даже если оно продолжается десятилетиями, напоминая человеку или его наследникам о том, что когда-то давно ему повезло больше, чем другим, не является структурным социальным изменением, введенным с учетом точки зрения зависти. Совершенно наоборот. Период «выравнивания бремени войны» в Западной Германии одновременно был тем периодом в ее экономической истории, когда происходил резкий экономический рост, допускавший, в основном без ограничений, вызванных социальной завистью, создание крупных личных состояний людьми, многие из которых начали с нуля в 1945 г., а конкретно – после валютной реформы в июне 1948 г. Если в момент первоначального обсуждения выравнивания бремени раздавались требования перераспределения всех оставшихся материальных активов (натурального выравнивания), то законы, принятые после валютной реформы июня 1948 г., никоим образом не стремились обеспечить имущественное равенство граждан. Компенсация, полученная в порядке выравнивания, была пропорциональна тому, чем получатель владел до войны. Таким образом, ясно, что даже такая радикальная политика, что ее невозможно представить себе в более ранний период, и к тому же проводимая во имя социальной справедливости, теоретически не обязательно приводит к состоянию равенства или к внешне свободному от зависти обществу почти полного равенства. (Кстати, институт, напоминавший Фонд выравнивания бремени войны в Германии, существовал еще только в Финляндии в отношении населения территорий, переданных русским.)

С точки зрения человека, принадлежащего к низам общества, или того, кто говорит от его имени, привилегированные и более успешные в принципе не могут осуществлять действия, которые направлены на то, чтобы объявить зависть вне закона, и которые были бы эффективны и приемлемы для общества в целом. Любой, кто выступает против социальной зависти, выступает против социального прогресса, реформ, инноваций, справедливости, перераспределения собственности и т. п. Подстрекатель всегда кажется более справедливым и разумным, чем тот, кто защищает существующий социальный порядок. Несомненно, это связано с конкретным политическим и экономическим взглядом на будущее. Ведь при более внимательном рассмотрении сложно понять, почему человек, который хочет получить что-то, чего у него нет (или, по крайней мере, хотел бы, чтобы другие этого лишились), является меньшим гедонистом и эгоистом, чем те, кто просто хочет, чтобы активы и ценности оставались на своих местах. Однако существует особый случай, когда перераспределение является для менее благополучного человека вопросом выживания: если он никаким другим способом (или даже отложив на разумное время удовлетворение своей потребности) не может получить то, что необходимо для его выживания.

Типы революционной ситуации

В своей истории немецкой политэкономии (1874) Вильгельм Рошер отдельно уделил внимание мотиву зависти в революциях. В каждой сколько-нибудь значимой революции он обнаружил социалистические эмоции и ожидания. Под социализмом он понимает коллективную собственность, которая превышает уже существующее в данном обществе представление об общей собственности и, следовательно, требует принудительных мер. Постольку любая революция по определению связана с ослаблением легитимной власти, всегда будут люди, жаждущие поверить в то, что это означает вседозволенность. Рошер упоминает, например, о социалистических настроениях в Англии времен Виклифа или в Чехии во время Гуситских войн[504].

Как пишет Рошер, явные сомнения в легитимности частной собственностью возникают только при одновременном выполнении трех условий:

1. Прямое противоборство богатых и бедных, приводящее к зависти отчаяния.

2. Высокоразвитое разделение труда, приводящее к росту взаимной зависимости и, следовательно, потенциальных точек разногласия, в результате чего менее образованному человеку становится все труднее и труднее осознать связь между производительностью и вознаграждением.

3. Нереалистические требования низших классов после распространения демократических институтов: например, контраст между теоретическими правами и практической невозможностью использовать их с пользой для себя. Рошер видит роль этих факторов в крестьянских войнах, когда богатство Фуггеров существовало рядом с организованными бандами нищих.

В результате обесценения золота и серебра для низших классов наступили тяжелые времена. Во время крестьянских войн многие яростно нападали на роскошь некоторых людей и на иностранные товары. Чем больше росла внешняя торговля, тем глубже становилось разделение труда. Это сделало возможными роскошь и демонстративное потребление, что разбудило жадность среднего человека, который к тому же неправильно понимал многие из проповедей реформаторов о равенстве всех христиан перед Господом, считая, что они имеют в виду материальное равенство.

Антиколониальные движения

После Второй мировой войны похожая ситуация время от времени возникала в разных слаборазвитых