Смертельно прекрасна - Эшли Дьюал

Я закрываю дверь, но ненароком роняю связку ключей, которая с грохотом валится к моим ногам, блеснув в тусклом свете. Я присаживаюсь на корточки и застываю. Ноги так жутко болят, что подняться мне кажется практически невозможным, и я так и сижу возле двери, прикрыв от усталости глаза и оперевшись лбом о деревянную поверхность.

Меня не пугают трудности. Меня пугает то, что я не смогу с ними справиться.

Я очень устала. Сил почти нет. Но нужно встать и идти дальше. Нужно забыть про боль, потому что может быть еще больнее, если я сдамся. Но где набраться терпения? Где научиться стойкости?

Я стискиваю зубы и неожиданно думаю о Мэри-Линетт, которая заботится о сестре в ущерб себе и своим желаниям. Я думаю о Норин, которая каждый день борется с демоном в своей голове, мечтающим заполучить ее душу. Я думаю о Джейсоне, научившемся жить в одиночестве, научившемся постоять за себя и за тех, кто ему дорог. Я думаю о Хэйдане, которому не нужны способности или умения, чтобы бросаться с головой в опасности. И я думаю о Мэтте, который остался наедине со столетним чудовищем, но не повел бровью и забыл о собственных страхах и предрассудках. Мысли об этих людях придают мне сил, но в то же время я чувствую себя на их фоне удивительно слабой и беззащитной. Они такие, не потому что их научили, не потому что им подали пример. Они просто не могут иначе.

Внезапно на мои плечи ложатся теплые ладони. Кожа немного шершавая, но лишь в некоторых местах. Я застываю от пронизывающего недоумения, раскрываю глаза, смотрю на дверь перед собой и вдруг чувствую колючую волну, прокатившуюся по спине. Тень ко мне все ближе придвигается, и я уже чувствую тепло не только от рук, но и от дыхания, от тела. Откатываюсь назад, прикасаюсь спиной к твердой груди и вновь глаза закрываю.

— Привет. — Шепчет мне на ухо Мэтт, а я не могу ничего сказать.

Поворачиваюсь в пол-оборота, примыкаю к его груди и зажмуриваю веки, уверенная в том, что все это мне чудится, и он нереален. Мне нечем дышать. Я невольно цепляюсь за его плечи руками, прокатываюсь пальцами по шее, локтям, волосам и слышу, как Мэттью тяжело выдыхает, чувствую, как он прикасается губами к моему лбу.

Солнечные лучи прорываются сквозь тучи и падают на мои щеки. Я чувствую тепло, открываю глаза и встречаюсь взглядом с сапфировым взором. Мэтт ничего не говорит. Он проходится кончиками пальцев по моим волосам, а я пропускаю удар по груди и невольно заключаю его лицо в холодные ладони. Внимательно, досконально, почти безумно изучаю синеватые круги под его глазами, затянувшиеся порезы вдоль шеи и лица. Если бы у меня нашлись слова, чтобы выразить то, что я ощущаю, если бы я только могла никогда больше глаза не закрывать и не моргать, чтобы видеть всегда его перед собой. Но непроизвольно я моргаю и пугаюсь. Вдруг он исчез? Но он никуда не исчезает.

Солнце лениво играет между нашими лицами, а Мэтт не отводит от меня глаз, будто пытается изучить все до мельчайших песчинок. Мы присаживаемся на крыльце и спинами упираемся о внешнюю стену. Наши головы повернуты друг на друга, а ноги вытянуты. На его лице как всегда хмурое выражение, словно даже сейчас он сражается со всем миром. А я сжимаю в кулаки пальцы, вспомнив о том, что теперь мои руки по локоть испачканы, и я уже совсем другой человек, в отличие от него.

— Скажи что-нибудь, — просит Мэтт, а я поджимаю губы.

— Я не знаю, что сказать.

— Скажи, что рада меня видеть.

— Нет. Не рада. — Я упираюсь лбом в его плечо и зажмуриваюсь. Я уверена, это нечто большее. С о свистом вдыхаю воздух и понимаю, что лишь теперь действительно дышу.

Мэтт прижимает меня к себе, и я чувствую, как напрягается его тело, как вздымается и опускается грудь. Он сглатывает и едва слышно шепчет:

— Больше не поступай так.

— Как?

— Не пугай меня.

— Это ты напугал меня. — Отстраняюсь и смотрю на парня, устало пожав плечами. — Я до сих пор слышу грохот, с которым ты упал на кафель… — Растягиваю губы в неуместной улыбке. — И вижу, как кровь скатывается по твоей белой рубашке.

Мои глаза покалывает, я отворачиваюсь, а Мэттью дотрагивается пальцами до моего подбородка и вновь поворачивает его на себя, и мы сталкиваемся лбами, но не перестаем смотреть друг на друга. В первые я чувствую, что Мэтт, как и я, не может ничего с собой поделать. Он кривит губы, а я невольно прохожусь пальцами по его густым волосам.

— Я надеялся, что ты не вернешься.

— Значит, ты плохо меня знаешь.

— Нет, в том-то и дело. Поэтому надеялся, но понимал, что в этом нет смысла.

— Как ты так быстро поправился? — Спрашиваю я, нахмурившись. — Хэрри сказал…

— Ко мне приходила Норин, — обрывает меня парень и поводит плечами, — видимо, ей больше везет, чем местным докторам. Ты не знала?

— Нет, она ничего мне не сказала.

Он кивает, зажмуривается, а я прижимаюсь щекой к его щеке, ловлю губами воздух. Его пальцы до боли сжимают мою талию, но я придвигаюсь еще ближе и вдруг забываю о том, как несколько ночей не спала, как приходила домой с утренними лучами и сдирала до крови кожу, пытаясь смыть грязь. Я пыталась отыскать Меган фон Страттен, теряя в этих поисках саму себя, ведь думала, что лишь ее смерть вернет Мэтта. А теперь он так близко.

— Надо обработать раны, — хриплю я, — верно? Норин не излечила их полностью.

— Потом.

— Нет, ты еще совсем бледный, Мэтт. Под глазами огромные синяки.

— Я в порядке.

— На кухне есть отвар, — киваю и собираюсь встать, но парень берет меня за руку и на себя тянет. Я вновь оказываюсь к нему совсем близко и взволнованно хмурю лоб, стараясь не дать чувствам взять вверх, стараясь не трястись и не бояться каждую секунду.

— Просто посиди со мной. — Просит он, сверкнув обсидиановыми глазами.

— Тебе может стать хуже.

— Не станет.

— Почему ты так уверен?

— Потому что я, наконец, понял, где должен находиться, где мне хорошо. Пусть, ты и невыносимая заноза, Ари. Я уже привык. — Он растягивает губы в усталой улыбке, а я так и застываю, не зная, злиться мне или прижаться к нему ближе. — Слушай, в больнице меня постоянно кто-то навещал, родители не отходили от постели, Джил приносила еду, Хэрри спал в приемном отделении. Все были рядом, но мне не хватало тебя.

— Да что ты говоришь, — отшучиваюсь я, смущенно покраснев, — у тебя был жар.

— И озноб.

— Вот видишь.

— Не имеет значения. Я здесь, потому что, как сильно бы ты меня не раздражала, мне хочется быть рядом с тобой. Это противоречит логике, но я хочу, чтобы ты еще много раз, Ари, накричала на меня, обиделась и разозлилась.

— Ты хоть знаешь, как глупо это звучит?