Смертельно прекрасна - Эшли Дьюал

Я не показываю чувств. Распахиваю глаза и встряхиваю волосами.

— Куда мы едем? Я хотела начать с Симплегад.

— Там давно никто не собирается.

— А собирались?

— В прошлом месяце. — Джейсон переводит взгляд на дорогу. — Я чувствую их запах.

— Весьма кстати, — едва слышно отрезаю я и застываю, намереваясь не двигаться до тех пор, пока машина не остановится. Я умею притворяться, я заставлю себя поверить, что умею, иначе свалюсь без сил и рассыплюсь на части.

Мы выезжаем загород и тормозим у двухэтажного, серого мотеля с яркой и неоновой вывеской. Я изучаю раскачивающиеся перила на втором этаже, потертые двери и хмыкаю:

— Здесь проводит время Меган фон Страттен?

— Здесь много ведьм, — отрезает Джейсон, — я не знаю, кто именно.

— Ладно, — прохожусь ладонями по лицу и вздыхаю, — пойдем, посмотрим.

Выкатываюсь из салона, хлопаю дверцей и чувствую, как руки раскаляются; сжимаю их в кулаки, а пальцы потрескивают, словно разряды тока. Ветер угрюмо завывает, играя с листьями на трассе, стая птиц порывисто спархивает с крыши и, хлопая крыльями, улетает как можно дальше, а я иду вперед, впялив взгляд перед собой. Я помню, зачем пришла.

Ярость — опасное чувство. Ты не контролируешь себя, не понимаешь, что делаешь.

Но месть страшнее.

Сейчас, переставляя ноги по искореженному, старому полу, я решаю убить тех, кто едва не убил меня. И я не колеблюсь. Я знаю, насколько жестоки мои мысли и прекрасно осознаю последствия. Такая кровь с рук не смоется. Она впитывается под кожу и навсегда остается на твоей совести. Но мне наплевать. Я должна испугаться себя и своего взгляда, у которого нет пощады. Будто бы две горящие, желтые точки, на фоне кромешной темноты, мои глаза смотрят перед собой в поисках жертвы. Но я не боюсь.

Зло может победить лишь большее зло. И потому я распахиваю дверь силой мысли и врываюсь в помещение, отпустившая жалость, обиду, страх, милосердие, отпустившая все эмоции до единой. Но оставшаяся наедине с лютым холодом, сразившим внутренности.

— Добрый вечер. — Протягиваю я и оглядываю широкую комнату, тонущую в тусклом свете. Ведьмы мгновенно обращают на меня жгучие взгляды, выгибают спины, а я изучаю их лица в поисках тех самых, которые собираюсь изуродовать мертвенной бледностью. На меня одновременно кидается несколько человек. Распахнув пасти, фурии издают рычания, крылья вырываются из их тел, но я выгибаю руку и откидываю их к стене, разбив по пути об их нечеловеческие головы деревянный стол. — Сейчас вы все одновременно замрете на месте и прекратите против меня использовать свои способности.

Незнакомки послушно застывают, вытянув ко мне руки, выпустив когти, а я смотрю на них, на стаканы, наполненные темно-алой жидкостью, будто бы кровью младенцев, и с отвращением морщусь. Какие же ведьмы мерзкие твари.

Неожиданно Джейсон выводит из смежной комнаты еще двух женщин. Он кидает их к моим ногам, хрустит шеей и отрезает:

— Пытались сбежать.

— Зря пытались.

Одна из незнакомок собирается взмахнуть рукой. И мне бы хотелось узнать, какими она обладает способностями, но я решаю повременить с этим. Навсегда.

Реагирую молниеносно. В комнату врывается лихой порыв ветра, который внезапно поднимает женщину над землей и отбрасывает к стене с огромной силой. Она скатывается вниз, а я перевожу взгляд на вторую незнакомку, что пыталась сбежать.

— Так-так, — шепчу я, присаживаясь на корточки, чтобы лучше видеть ведьму, — кто же тут у нас, Хейзел, верно?

Блондинка, которая еще совсем недавно пыталась проткнуть меня ножом, глядит на меня настороженно, а я почему-то растягиваю губы в кривой ухмылке.

— Где фон Страттен?

— Ее здесь нет, — рявкает она.

— И где мне ее найти?

Хейзел приближается ко мне, прищурив голубые глаза. Она едва не касается губами моей щеки и низким голосом хрипит:

— В аду.

Я не веду бровью. Я знала, что она так ответит. Отстраняюсь и смотрю на ведьму, не осознавая до конца, что собираюсь сделать. Но я делаю. Хейзел тянется к ножу, который прячет в кармане широких брюк, а я вспоминаю, как этот нож едва не прокатился по моей шее. Картинки из прошлого не парализуют меня, а воспламеняют, будто огонь. И, смотря женщине прямо в глаза, видя, как пальцы обхватывают рукоятку ножа, я отрезаю:

— Перережь себе горло.

Ужас мелькает в голубой радужке, а я не шевелюсь. Просто наблюдаю за тем, как на лице Хейзел появляется неотвратимое предчувствие скорой кончины. Женщина дрожащей рукой стискивает лезвие, сопротивляется, но не может побороть принуждение.

Уже скоро нож оказывает рядом с ее шеей. Она раскрывает рот в немом крике, часто моргает, пытаясь глядеть на меня, пытаясь, что-то изменить, но попытки тщетны. Хейзел с маниакальной уверенностью проходится лезвием по своему горлу, и горячая кровь падает на мое лицо причудливым, сюрреалистическим узором. Я прикрываю глаза, вдыхаю запах соли, меди, и аккуратно поднимаюсь на ноги, впиваясь ногтями в ладони до синяков.

Хейзел убила себя. Я убила ее.

— Меган была права, — внезапно протягивает скрипящий голос, и я резко раскрываю глаза, чтобы увидеть женщину, которой он принадлежит. Джейсон выходит вперед, а губы Доротеи растягиваются в сумасшедшей ухмылке, — укусишь меня, песик?

Она подается вперед, оскалившись и щелкнув челюстями, будто угрожая, а затем на меня вновь смотрит, лениво размяв спину.

— Как мне найти фон Страттен? — Ледяным голосом спрашиваю я, ощущая тянущиеся вдоль лица кровавые линии. — Отвечай.

— Никто не знает, — отрезает женщина, соблюдая дистанцию, — она появляется сама.

— Здесь ее нет?

— Она гораздо ближе, чем ты думаешь. — Шипение Доротеи переходи в смех, и она на меня несется, прикрыв ладонями темные губы. — Вы безумно похожи, ваши глаза. Пустые глаза. Она говорила, что ты живучая тварь, но никто даже не догадывался, что ты сумеешь выжить после пожара! Норин постаралась? Личный эскорт нашего папочки.

Доротея вновь испускает металлический смех, а я стискиваю зубы и накидываюсь на нее, со всей силы впечатав в стену. Женщина выше меня на голову, но мне наплевать. Она так и смотрит на меня сверху вниз, облизывая накрашенные губы, а я рычу:

— Не смей говорить плохо о моей семье!

— О твоей семье? Святая Ариадна, — визжит женщина, запрокинув голову, — у тебя нет семьи, кроме той, что стоит за мною. Но этой семье по нраву твои фокусы с перерезанием глотки и принудительной левитацией! — Она скалится, а я чувствую, как пальцы искрятся, краснеют от неконтролируемого пожара, и внезапно женщина вопит от боли, а я понимаю, что оставляю на ее теле следы, подобно тем, что оставляет раскаленное железо.