Смертельно прекрасна - Эшли Дьюал

Желтый свет обволакивает окно, я оказываюсь совсем близко и прикладываю ладонь к теплому стеклу. Мурашки проносятся по пальцам, вспыхивая, словно микроскопические искорки. И теперь музыка слышится отчетливо, ведь она льется из комнаты, что предстает передо мной. В гостиной есть люди: маленькая девочка с волосами цвета вороного крыла, и ее родители, которые танцуют, устало прижавшись друг к другу. Позади них в камине хрустит огонь. Мерцают разноцветные фонарики, притаившиеся на пышной, зеленой ели.

Рождество. Я всегда любила Рождество.

Я узнаю их: маму и папу, узнаю Лору. Моя маленькая сестра улыбается, наблюдая за родителями, а они молчат, глаза их закрыты. Они медленно двигаются в такт музыке, и на лице у меня появляется уставшая и измотанная улыбка, одновременно с которой на глаза наваливается мутная пелена. Сердце вздрагивает, сводит судорогой, и я приближаюсь еще ближе к окну, невольно скатываюсь пальцами по стеклу и внезапно думаю, что мне стоит лишь дотронуться до ручки, лишь открыть дверь. И тогда я вновь буду рядом с семьей.

Я искоса смотрю на дверь. Из щелки внизу тянутся лучи, словно разлитое солнце.

Если я потяну на себя ручку, пустота останется позади. Темнота больше не станет ко мне приходить во снах, я больше не буду бояться и испытывать боль. Я навсегда останусь с мамой, папой и сестрой. Я хочу этого.

Я зажмуриваюсь, смахивая слезы, прислушиваюсь к музыке и вытягиваю руку.

Сейчас я открою дверь, и все закончится. Да. Все закончится.

Моим пальцам остается всего несколько сантиметров, совсем чуть-чуть, я ощущаю в груди жар, волнение и странное умиротворение. И я придвигаюсь ближе. Уже почти!

А затем неожиданно воздух врезается в мое тело с невероятной силой. Я пропускаю сильнейший удар по груди, который отталкивает меня назад, и с ужасом округляю глаза.

Что это было? Что происходит?

Вновь подаюсь к двери и вновь сталкиваюсь с безжалостным порывом ветра.

Он внезапно поднимает меня над землей, оттаскивает от дома, от семьи все дальше и дальше, и я с криком выставляю вперед руку. Нет, нет! Мама, Лора!

Я вижу, как их лица становятся все меньше, слышу, как музыка становится все тише, и я зажмуриваюсь, улетая, исчезая, а затем мое тело вспыхивает от невыносимой боли. Я с криком распахиваю глаза, подрываюсь вперед и вижу лицо тети Норин.

Она сидит рядом в порванной накидке, поглаживает руками мои волосы и шепчет:

— Ты вернулась, я вернула тебя.

Дышать трудно. Со свистом отворачиваюсь, зажмуриваюсь и думаю: да, вернулась.

Однако в голове моей до сих пор играет мягкая мелодия, завлекающая обратно.

В пустоту.

Меня ставят на ноги.

Мэри-Линетт поглаживает мои плечи, проговаривая себе что-то под нос, но слов я не разбираю. Норин стоит, облокотившись о Джейсона. Выглядит она ужасно измотанной. У нее потрескавшиеся губы и разодранные в кровь руки. Пошатнувшись, она тянется ко мне, а я растерянно замираю. До сих пор не могу понять, что происходит.

— Как ты? — Спрашивает тетя. — Как ты себя чувствуешь?

— Хорошо.

— Ты едва не умерла.

— Я умерла. — С неоправданной пылкостью отрезаю я, а затем прикусываю губы. — Но я вернулась. Ты меня вернула.

Я стою в подвале. На полу размазана кровь, грязь, и я вдруг представляю, как Мэри с ужасом ворвалась в коттедж, как побежала к сестре, как держала меня за руку, пока тело у меня умирало и превращалось в мраморную статую. Но тут происходит нечто страшное. Я вспоминаю. Вспоминаю все, что со мной случилось. Страх превращается в живую эмоцию и заставляет примерзнуть к месту. Я почти уверена, что стены рушатся. Они покрываются тонкими трещинами, прокатившимися по бетону, и скрипят, будто скрежет когтей.

— Где он? — Пол содрогается, а руки у меня вспыхивают красными искрами. Я слышу, как порыв ветра врезается в стекло, и смыкаю пальцы в кулаки. — Где Мэтт?

— Ари, ты рушишь дом. Пожалуйста.

— Отвечайте.

— Мы ответим, но попытайся успокоиться, прошу тебя. — Норин слабо кивает. — Он…

— Что? — Пожар прокатывается по горлу. Раскаленные ладони сверкают от пламени.

— …в больнице.

— В больнице …, — эхом повторяю я. Ветер постепенно утихает, а стены прекращают покрываться тонкими трещинками, словно паутиной, — и что с ним?

— Не знаю, — тетя Мэри смахивает со лба испарину. — Когда я нашла тебя, его увозили на скорой. Состояние было крайне тяжелым. Вы потеряли много крови. Очень много.

— Хорошо. — Коротко киваю и оглядываюсь. Мэтта увезли на скорой. Это значит, что он был жив. Что он еще жив. Протираю руками вспотевшее лицо и выпрямляюсь, упрямо не обращая внимания на плавающие черные точки перед глазами. — Идемте.

С хожу с места. Делаю всего пару шагов, как вдруг меня останавливает Мэри-Линетт. Я растерянно оборачиваюсь, не понимая, какого черта она делает и что творит.

Я безумно устала злиться, я устала объяснять свои поступки, устала понимать людей и их мысли, которые зачастую сумбурны и эгоистичны. Я устала морально, я хочу закрыть глаза и отдохнуть от вечного страха, который прибывает в груди ежеминутно, от погони и обмана. От новостей, которые обычно одни хуже других. Я устала, а она крепко держится за мою руку и не чувствует этого, не осознает, насколько сильно я истощена.

— Что ты делаешь, — едва слышно отрезаю я, — отпусти.

— День еще не закончился, Ари. — Неспокойно заявляет она, подходя ко мне и смотря на меня так, будто искренне считает себя правой. — На улице все еще может быть опасно.

Я медлю с ответом, потому что действительно не знаю, как выразить свои чувства.

По моему телу катятся кровавые полосы, в волосах и под ногтями, даже во рту грязь, платье разодрано, но это неважно, потому что разодраны локти, ноги, лицо, внутренности, и вся я, словно старая кукла, от которой отваливаются конечности. Висят на нитках. Меня хотели убить. Я видела, как горит школа, и как кричат люди, я смотрела, как в нескольких метрах от меня умирал Мэтт, как Хэйдану пробили голову. Эти картинки вертятся у меня перед глазами непрерывно, щелкает затвор, и появляются языки пламени, охватывающие стены школы, проглатывающие то настоящее, что когда-то имело значение. А сейчас…

Сейчас ничего не важно.

— Мне все равно. — Говорю я, смотря тетушке прямо в глаза.

— Послушай, будет лучше, если ты останешься дома, а мы съездим в больницу.

— Я поеду.

— Ари, — Норин подходит ко мне, сомкнув губы в тонкую линию, — пожалуйста, ты не должна выходить, пока не закончился праздник. Более того, вдруг этот мальчик…

— Нет. — Не смейте говорить об этом. — Вы или поедете со мной, или я поеду одна.