Альтернативный солдат - Андрей Ильин

– Я пока учусь рисовать в фотошопе. Так, небольшие картинки. Зато у меня уже приличная коллекция кистей, иконок, шрифтов в стиле web 3 и шаблонов. А еще скачала большой набор векторных и растровых клипартов. А еще я хочу рисовать в формате 3 G, но пока не очень…

Стас слушал Полину, поминутно придерживая челюсть рукой. Он и предположить не мог, что избалованная и капризная дочка вороватого директора может быть так увлечена творчеством. Стас слышал от других, да и сам знал, что такие «детки» предпочитают не работать вовсе. Папы и мамы устраивают любимое чадо в престижный институт. Например, нефти и газа, чтобы потом всю жизнь бить баклуши за хорошие деньги в администрации нефтяной компании. А что, чем плохо? Некоторые даже этими, как их… меценатами становятся! Когда все сральные комнаты в доме укомплектованы золотыми унитазами, у жены не хватает пальцев для перстней с бриллиантами, а шея покрыта мозолями от алмазных колье, то покупают спортивные клубы. Лохи думают – с подачи проституток журналистов – что это «поддержка отечественного спорта». Наивные простаки не понимают, что любой спортивный клуб – это машина для выкачивания денег с населения. То есть с вас, несчастные идиоты. Это вы, придурки, беснуетесь на стадионах, перед экранами телевизоров, а потом устраиваете драки с болельщиками соперничающей команды. И чем больше вас, дураков, тем богаче те, кто сидит на самом верху спортивной пирамиды. Удивительно, но термин «болельщик», имеющий явно медицинское происхождение, никого не обижает. Ты болен на голову, тебе засирают мозги, чтобы ты не задумывался о настоящих проблемах, это же очевидно, а тебе хоть бы что! Мало того, любой поклонник Спартака, Динамо – другой команды, это неважно – с полной уверенностью заявит, что все вышесказанное бред и чепуха, потому что думать он может о чем угодно. Это верно. Только вот что получается… В данном случае уместна аналогия с женщиной. Ты можешь раз, можешь два… Если хорошо покушать правильной еды – Боже упаси от виагры, морда отекает! – и женщина действительно хороша, можешь три. А вот дальше, извини, даже самый мачистый мачо только и сможет, что думать, думать, думать…

– Ладно, Стас, мне пора, – поднялась со стула Полина.

– А в интернате ты чем занимаешься?

– Да ничем, – отмахнулась девушка, – заполняю квитанции на белье, журнал учета больных веду… раз в месяц.

– Ты в палаты заходила?

– Была как-то… а что?

– Да ничего, – произнес Стас, отводя глаза.

Девушка уловила заминку.

– Ты наверно думаешь, что только тебе жалко стариков, а другим наплевать, да? – спросила Полина. – А ты знаешь, что почти у всех есть дети, которые неплохо зарабатывают и вполне могли бы содержать престарелых родителей, которые тоже получают немалую пенсию. Но дети засунули своих пап и мам сюда, где чужие люди приглядывают за ними, получая гроши от государства. И с этим ничего поделать нельзя.

Она подошла к выходу, пальцы легли на рукоять двери.

– И еще… Родители бывают разные. Тебе может быть и не нравится мой отец, а я его люблю, потому что он все делает для меня. А вот какими родителями были эти старики, – кивнула она в сторону палат, – еще неизвестно.

Стукнула дверь, Полина ушла. Стас сидит, взгляд устремлен в окно. В воздухе еще плавают остатки сигаретного дыма, перемешиваясь с запахом косметики, за стеклом опять барабанит дождь и ветер треплет остатки листвы. Самое унылое время года, осень, словно подводит итог кратковременной жизни. В щелях на подоконнике скорчились мертвые мухи, в остатках паутины колышется забытая пауком бабочка. Деревья сбросили ненужную листву, готовясь к приходу лютых холодов. Даже бодрые синицы тихо сидят в укромных местах и напрасно озираются голодные коты в поисках свежего мяса – его не будет. Остались только помойки.

После полуночи Стас незаметно для себя задремал. Тишина, за окном слышно монотонное постукивание ветра. Батарея излучает тепло и раскладушка кажется уютнее и мягче перины. Но спать нельзя. Не то что бы ожидается нападение грабителей на остатки ужина в столовой, просто дежурная санитарка по второму этажу отличается пакостным характером и какой-то патологической бессонницей. Зовут ее Марьяна Сергеевна, это та самая санитарка, которую Стас увидел в первый день службы – Кукса-Клыкова тогда заставила ее убирать лужу после веселой старушки. По ночам, от не фиг делать, она бродит по этажу, заглядывает в палаты, может подняться выше и подкараулить дежурную мужского отделения, когда та задремлет. Каждое утро Клыкова читает докладные записки в журналах наблюдения от ночных дежурных. Пишут всегда одно и то же – происшествий не произошло, но эта мегера всегда найдет повод для сочинения красочной истории о каком ни будь жутком – по ее мнению! – происшествии. Поэтому в интернате ее все недолюбливают и зовут Марьяна или еще короче – Марька. Чувствуя, что война со сном вот-вот закончится поражением, Стас бредет в вестибюль. От дверей ощутимо тянет холодом, крашеные стены угрюмо отсвечивают блеклым огнем уличного фонаря, шаги звучат гулко и неприятно. «Эх, ужастик бы посмотреть. Что ни будь вроде «Техасской резни бензопилой», – думает Стас, мысленно подыскивая союзников по борьбе с дремотой. Но увы, кофе закончилось, ноутбук остался дома, придется ждать воскресенья. Возможно, Валериан отпустит на побывку.

– Умыться пойти, что ли? – бормочет Стас и в этот момент на лестнице раздаются шаги. Неторопливые, какие-то шуршащие, словно ноги неизвестного обмотаны газетными листами. Это лунатик, решает Стас и отступает в темноту. Он слышал, что страдающих сомнамбулизмом нельзя пугать, это может сильно травмировать психику или вовсе с перепуга коньки отбросят. Шаги приближаются, шуршание становится все громче, слышно прерывистое сопение, как будто незнакомец тащит на плечах тяжеленный мешок с картошкой. Приоткрытая дверь медленно уплывает в темноту, узкая щель выхода на лестничную площадку превращается в черный портал, за которым скрывается неведомый параллельный мир и блеклый луч дежурного освещения падает на человеческую фигуру, будто высвечивая рентгеном расплывчатый контур. Раздается короткий вздох, в звенящей тишине слышится радостное шипение:

– С-спи-ит, мальчиш-шка-а!

В холле появляется грушевидная фигура дежурной нянечки или санитарки – Стас до сих пор не разобрался в должностной иерархии дома престарелых – со второго этажа. Просторный халат болтается на упитанном теле, словно саван, что колышется от порывов ночного ветра. Короткие бутылочные ноги произрастают из «убитых» шлепанцев. Давным-давно они были балетными тапочками или по-простому, чешками. Сорок третьего размера. С грацией умирающей слонихи санитарка крадется к сторожке. Еще несколько секунд и зловредная баба обнаружит отсутствие парня. Тогда невозможно будет доказать, что не спал в укромном уголке, гадина будет клясться и божиться, что дрых и Кукса – тоже вредина еще та! – поверит. Плакало воскресенье и ноутбук. Но просто выйти из угла и сказать что ни будь типа – добрый вечер, как дела – Стас считал ниже своего достоинства. Нужно что-то неординарное, запоминающееся и прикольное… Марьяна крадется, до цели остаются считанные шаги. Грузное тело с трудом приподнимается на цыпочки, короткая шея вытягивается максимально возможно для такого возраста, глаза распахиваются до предела, отпущенного природой. За стеклянной перегородкой никого нет! Марьяна аж приседает от радости, ладошки стучат друг в дружку, слышны тихие хлопки. Санитарка похожа на счастливого пингвина, нашедшего дохлую рыбину на берегу моря. За спиной раздаются странные звуки, какой-то стук. Марьяна вздрагивает – ночь все-таки! – лицо искажает гримаса, санитарка поспешно оборачивается… Кувыркаясь, из темноты стремительно приближается нечто. Вращающийся предмет тускло блестит при свете дежурного освещения, изогнутые полумесяцем клыки – или рога? – смыкаются концами, хищно дергаются в такт вращения. Голова страшного бестелесного чудовища летит прямо на санитарку, издавая звуки смыкающихся челюстей. Марьяна в ужасе отступает, хочет закричать, но парализованные страхом лицевые мышцы не дают воплю вырваться наружу. Только раздается короткий стон висельника, оборванный смачным шлепком. Санитарка гупается объемистым задом на пол, рядом падает обыкновенное пластмассовое ведро. От удара рукоять из белого пластика отрывается и отлетает в угол. Бешеные глаза санитарки опускаются долу, взгляд замирает на ведре, что шаловливо крутится аккурат между ног… и тут рождается вопль! Марьяна Сергеевна исторгает звук дивной мощи и фантастической тональности. Нечто среднее между пароходным гудком, сиреной воздушной тревоги и воплем угодившей под каток кошки. Стас буквально оглушен бурным потоком звуков, от которых возникает ломота в ушах и головная боль. Понимая, что остановить «ниагару» криков обычным путем не удастся, а надо, изо всей силы швыряет швабру. Тяжелая, не просохшая до конца тряпка ляпается прямо в лицо орущей санитарке, а перекладина бьет точно в лоб. Вопль обрывается на самой высокой ноте, словно выключился некий рубильник. Наступает тишина, появляется звон в ушах и кажется, будто остановилось время. В следующее мгновение швабра падает на пол, кафель отзывается звонким стуком. Санитарка громко охает. Щелчок по лбу и хлесткий удар в лицо мокрой тряпкой оказываются последней каплей – нервная система не выдерживает очередного сюрприза, сознание покидает бдительную сотрудницу и Марьяна беззвучно проваливается в глубокий обморок.