Камо - Илья Моисеевич Дубинский-Мухадзе
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Приняв посильное участие в перестрелке, Камо ушел — от Авчал до Мцхета сады сплошь, стеной… Остальные мастерские ничего, работают. Готовят металлические оболочки, взрывчатку, бомбу полностью оснащают. В разных концах Тифлиса, в ближних селениях.
Типография тоже не одна. Бебуришвили знает о той, что в Сололаках, а фирма «Едзие» еще переоборудовала, расширила типографию Имеретино-Мингрельского комитета в Кутаиси, устроила новую в Чиатурах. Есть типография и вблизи Метехского тюремного замка на Авлабаре.
Два года назад один из Авлабарских пустырей оказался за глухим высоким забором. Никакого препятствия со стороны городской управы или прибывших на место чинов полиции не последовало, поскольку все в строгих рамках закона.
Поднакопивший некоторую сумму денег бывший рабочий Тифлисских главных мастерских Закавказской железной дороги Давид Михайлович Ростомашвили пожелал построить собственный дом. G верандой, с погребком-ледником и колодцем. Чтобы вода в колодце оставалась чистой и холодной, над ним дощатый сарайчик. Еще при доме огород для своей торговли овощами. Ради того и вместительный ледник.
Ппошение Ростомашвили после должной консультации с губернским жандармским управлением благосклонно рассмотрено. Проект дома утвержден. Слажено и с подрядчиком. Неким Бочоридзе Михаилом Захарьевичем. Будто из дальних родственников хозяина.
Нагляднее, полнее всех других отношение к подрядчику выказывает Камо на заседании Кавказского союзного комитета РСДРП. Едва Бочоридзе разложил свои чертежи и принялся объяснять сложную систему подземных ходов и колодцев, Камо сгреб его в свои объятия, расцеловал. «Пожалуйста, дорогой, возьми в помощники!»
Оба знают толк в таких занятиях. Только Миха Бочоридзе поосмотрительнее, поспокойнее. Начинал в кружке механика Федора Афанасьева, «имевшего жительство в «Красногорской коммуне», вместе с мастеровым Алексеем Пешковым, он же, по агентурным данным, писатель Максим Горький». Все они, и Миха тоже, работали в Главных мастерских Закавказской железной дороги. Оттуда и знакомство с Ростомашвили.
При таких подрядчиках хозяину тревожиться нечего. Все делается наилучшим образом. В сроки самые короткие. На исходе сентября вынуты первые лопаты земли. Под Новый, девятьсот четвертый, год — первые листовки со скоропечатной машины «Аугсбург». С немалым трудом ее перевезли из Баку, устроили в просторном, перекрытом кирпичным сводчатым потолком подземном помещении. Над потолком толстый слой земли, потом полуподвальная кухня, надо всем первый этаж — жилые комнаты.
На шумном новоселье Камо отсутствует, он в одиночке батумской тюрьмы. Вернется, застанет дом на Авлабаре в полном благополучии. Заказов невпроворот. Прокламации, брошюры, книги на грузинском, русском, армянском языках. Газета «Пролетариатис брдзола» — «Борьба пролетариата». Своя, большевистская!
Время от времени, обходя околоток, наведывается пристав. Домоправительница тетушка Бабе усаживает желанного гостя на тахту, покрытую цветным паласом, просит уважить — отведать домашнего вина, солений, печений. Можно заводить неторопливый разговор. Опытная подпольщица вовремя нажала на кнопку электрического звонка под ковром. Сигнал наборщикам, печатникам — в доме посторонний человек, работу немедленно прекратить. Никакого шума! Два звонка — опасность миновала. Три звонка — приглашение к столу. И на «прогулку» — по очереди посидеть, подышать свежим, не отравленным свинцовой ядовитой пылью воздухом в дощатом сарайчике над колодцем. Всегда настороже…
Полиция нагрянет еще не скоро. Во второй половине апреля 1906 года. Камо в ту пору представлен санкт-петербургскому свету под именем владетельного князя Коки Дадиани. Снимает апартаменты в «Европейской» гостинице. Наносит визиты. У себя принимает немногих достойных. Особенно охотно — хроникера «Биржевых ведомостей», издания, славящегося своей близостью к полиции. Тот за необременительное для князя вознаграждение поставляет придворные сплетни, пикантные слухи. Что весьма необходимо для поддержания репутации занятного, осведомленного собеседника.
В пятницу, двадцать первого числа, хроникер стучится раньше обычного.
— Тысяча извинений! Из Тифлиса новая телеграмма. Абсолютная сенсация!..
Князь снисходит, читает:
«Тифлис, 20 апр. (Российское агентство).
В «Кавказе» напечатаны дальнейшие подробности об обнаруженной на Авлабаре типографии.
Кроме типографских машин, шрифтов, огромного количества нелегальной литературы, там же открыта мастерская фальшивых паспортов и хорошо оборудованная лаборатория для снаряжения взрывчатых снарядов: жидкости, кислоты и большой жестяной снаряд, начиненный динамитом…»
Еще совершенно доверительно, только князю:
— Бога ради, никому!.. Из верного источника. Для доклада министру внутренних дел затребован заведующий полицией на Кавказе жандармский генерал Ширинкин. Князь, вероятно, пожелает с ним повидаться?
— Не исключено… — небрежно бросает князь. Ему время завтракать.
Больше в эту пятницу князь никого не принимает. Камо, запершись в ванной комнате, плачет, по-детски всхлипывает. От предельной обиды. От невозможности примириться с тем, что какие-то обстоятельства сильнее, что ничего на этот раз изменить нельзя. От деда-священника он не раз слышал, что на Кавказе, на всем Востоке с времен незапамятных люди молили: «Господи, дай мне силы, чтобы смиряться с тем, чего я не могу изменить; дай мне мужество, чтобы бороться с тем, что я должен изменить». Возражал упрямо: «Смиряться совсем не годится!»
Пока еще нестерпимо душный август девятьсот пятого. Первые часы после бойни в городской думе. Со скоропечатной машины Авлабарской типографии сбегают прокламации. Тысячи штук. На трех языках.
«Льется кровь, готовьтесь к восстанию!
Нам нечего ждать от самодержавия, кроме пуль и нагаек! Нам нечего ждать от Государственной думы, кроме укрепления царского трона! Да здравствует мщение, да здравствует восстание!»
«Льется кровь, готовьтесь к восстанию!» — выстукивают телеграфисты по всей Закавказской железной дороге.
«Льется кровь, готовьтесь к восстанию!» — подхватывает общероссийская газета большевиков «Пролетарий».
Почти официальное — первого сентября «Кавказ» и «Русское слово»: «Как сообщили нашему корреспонденту в канцелярии наместника… В Тифлисе с утра закрыты все магазины, рестораны, торгово-промышленные заведения, мастерские, съестные и мясные лавки. Трамвай не работает. Фуникулер бездействует. Фонари на улицах гореть не будут. Прекратилась работа в Главных мастерских и депо железной дороги. На всех фабриках и заводах всеобщая забастовка. О своем намерении присоединиться к забастовщикам сделали оповещение присяжные поверенные, почему дела в Судебной палате и Окружном суде отложены».
Только предвестие. До бомб дойдет лишь в конце сентября. «Новое обозрение» двадцать пятого числа: «Вечером, начиная с 7 часов 20 минут, брошены бомбы в казармы сотен Полтавского полка в Орточалах, в казармы, на улице Броссе, в казарму конвоя наместника. Много убитых и раненых казаков.
На улицах патрули. Некоторые дома оцеплены. Спектакли отменены. Производятся обыски и аресты».
Бомбы начинают потрясать основы. Наместник Кавказа — Николаю Второму, самодержцу: «Несомненно, что все движение имеет явно революционный характер с ярко определенной социал-демократической окраской большевистского тона».
Бомбы действуют отлично. А что изготовлены в тайных мастерских Камо, об этом вслух не надо. Ему и так скоро
