Дело №346 - Лариса Капицына

«Вот, значит, как это происходит, – подумал Тучков с усилием открывая глаза, и ему стало жутко.

От страха ли, от того ли, что он сегодня пил натощак, Тучков ослабел, согнулся пополам, и с ним произошла вполне житейская вещь – его вырвало.

Когда мучительный спазмы прошли, Егор Иванович огляделся вокруг, и обнаружил что сидит не на карусели, а на скамейке под деревом. Вокруг не было ни души. Тут же, на скамейке, лежал портфель, а под ногами валялся недокуренный бычок. Надеясь, что стал жертвой местной шпаны, Егор Иванович всполошился, проверил содержимое портфеля: планшет, стопка визиток, бутылка с коньяком, в которой осталось граммов сто пятьдесят, не больше – все оказалось на месте. Сотовый телефон и деньги находились там, где и прежде – в кармане брюк.

Посидев с минуту, Егор Иванович сделал осторожный в здох и, чтобы избавиться от противного вкуса во рту, допил остатки коньяка и швырнул бутылку в кусты.

Неспроста он оказался в этой глуши. Неспроста! Какая-то сила, могущественная и агрессивная, преследовала его сегодня. Как будто выбирая, кто-то ткнул в него пальцем, назначил жертвой и, отделив от остальных, играет с ним, забавляясь его растерянностью, тянет время, загоняет его в разные ловушки, чтобы потом прихлопнуть как крысу. Кто-то, от кого это зависело, вычеркнул его сегодня из длинного списка живых и ждет подходящего момента.

То есть происходит ровно то, о чем предупреждал вчера этот странный, полусумасшедший тип из передачи, которого – черт, черт, черт! – он никак не мог вспомнить. Других объяснений у Егора Ивановича просто не было.

Он помнил, кто он, помнил как его зовут, понимал, что сидя на этой скамейке, теряет время и что возможно сегодня его начальник потеряет терпение и уволит его, но чувствовал, что все это уже не имеет значения. Вместе с коньяком закончилась его прежняя жизнь, от нее остался только противный привкус и ноющая боль в правом боку.

Те, кто знал его хоть немного, а в особенности, те, кто знал его очень хорошо, сказали бы, что это была жалкая, пустая, никчемная жизнь, что о ней и сожалеть-то не стоит. Но Егор Иванович был далек от подобных оценок. Жизнь не такая штука, с которой можно проститься без сожаления, сбегать в магазин стандартных цен и приценившись хорошенько, преобрести новую. Жизнью дорожат, за нее цепляются, какой бы скверной она не казалась.

Больше всего его волновала услышанная вчера информация о телах, найденных в безлюдных местах. Тучкову очень не хотелось стать следующим, а судя по всему, именно это его и ожидало в этой пугающе тихой, безлюдной глуши, столь подходящей для «перевода в иное состояние». Егор Иванович вспомнил свое недавнее ощущение чего-то липкого, вязкого, обездвиживающего и к горлу снова подкатила тошнота.

И тут Егор Иванович вспомнил, что есть у него один человечек, с которым он связан накрепко, и подумал, что если этот человечек тоже будет общаться с ним не так как обычно, значит, его и впрямь записали в покойники и это путешествие закончится для него очень и очень плачевно.

Желая кое в чем убедиться, Егор Иванович достал из кармана брюк сотовый телефон и нажал на кнопку.

Пять раз раздался длинный гудок.

«Возьми же трубку, сволочь! – мысленно заклинал Егор Иванович. – Пусть от тебя хоть раз в жизни будет какая-то польза…»

Воцарилась пауза длинной в целую вечность и сонный, недовольный голос ответил:

– Алло…

– Любимая! – с преувеличенной нежностью произнес Тучков, заранее глумливо улыбаясь. – Извини, что разбудил тебя. Просто захотел услышать твой голос.

Несколько секунд трубка изумленно молчала, потом хриплый голос произнес:

– Что?

Егор Иванович представил, как с подушки приподнимается пухлое, заспанное лицо и маленькие глазки тупо смотрят в пространство, под копной пережженных, обесцвеченных волос медленно пульсирует мозг, переваривая это нежное голосовое послание.

– Солнышко! – сказал Егор Иванович сладким голосом, – в твоем возрасте и с твоим весом вредно много спать. Говорю тебе как врач. Так что поднимайся и займись, наконец, нашим гнездышком. Сегодня утром я не нашел на кухне ни одной чистой чашки, и мне…

– Господи! – быстро перебила трубка. – Какая же ты тварь! Просто не верится. Какого черта ты звонишь мне в такую рань? Ты что, уже пьян?

На том конце сделали глубокий вдох, и понеслось!

Она выплевывала оскорбления как автомат, не стесняясь, игнорируя границы и рамки, перейдя которые нормальные муж и жена уже не смогут смотреть друг другу в глаза, спать в одной постели. Ей было в высшей степени на это наплевать. И ей также было наплевать на странные ощущения, на силу, что сводила с ума его сегодня. Егор Иванович с удовольствием слушал визгливый поток слов, из которых следовало, что он пьяница, импотент и бог знает, кто еще. Что он там бормочет, она ни слова не разберет? Восемь часов утра, а он уже невменяем! И в таком виде он притащился на работу? Если его уволят сегодня, пусть пеняет на себя потом. И пусть не рассчитывает, что она станет содержать его на свой счет. Она не даст ему ни рубля и с удовольствием посмотрит, как он будет подыхать с голоду, мерзкий пьянчуга, ничтожество, погубившее ее жизнь…

Когда стерва выдыхалась, Тучков подначивал ее короткими фразами, почти безобидными, на его взгляд, и она заводилась по новой.

Когда-то она согласилась выйти за него, подарила ему свою молодость, свою красоту. И что она получила взамен? Ни-че-го. Ничего она не получила, кроме головной боли. Какие мужчины ухаживали за ней! Сильные, уверенные в себе, которые знали чего хотят от жизни и умели это получить. Какую жизнь они могли ей дать! Так нет же, нужно было связать свою жизнь с таким дерьмом. Настоящий мужчина давно совершил бы поступок ради любимой женщины: разработал бы новую технологию, написал бы книгу, совершил научное открытие, ограбил банк, в конце концов! Что угодно, что угодно! только бы обспечить ей нормальную жизнь, которую она заслуживает, только бы не видеть, как любимая женщина чахнет в нищете! По крайней мере, настоящий мужчина поступил бы именно так…

– Так то – «настоящий», – невинным голосом вставил Егор Иванович, но она его не слушала.

Нужно было бросить его на второй год после замужества. Она уже тогда поняла, что он жалкий неудачник. Но нет! Она хотела быть великодушной, наивная дура, давала ему шанс. Разве он оценил это? Вовсе нет. Все, на что он способен – драть зубы и лакать свое пойло втихаря. И вот теперь, после двадцати лет унижения, он звонит ей в такую рань, – хотя она попросила его вчера как человека не тревожить ее и дать ей возможность восстановить силы перед тяжелым рабочим днем, – чтобы наговорить ей гадостей и поиграть на ее и без того истрепанных нервах?