Твои фотографии - Торн Мэтт

— Думаю, нет.

— Ну, тогда все просто. Расскажи ему. И тогда, если ему предложат хорошую работу, ты сможешь уйти вместе с ним, а если нет, сможешь остаться в «Форс», на новом интересном месте.

Элисон кивнула. Эдриан прав. Завтра она обо всем расскажет Мартину.

ЧЕТВЕРГ

Пристрели гонца

Мартин прошел мимо Элисон и сел за свой стол. Зазвонил телефон. Во время рабочего дня Мартину звонили так часто, что в большинстве случаев он просто не поднимал трубку, думая, что ему опять звонят из редакции очередного злободневного ток-шоу или какой-нибудь газетенки для продвинутой публики, чтобы узнать его мнение по поводу очередной ерунды. Но все же были люди, с которыми ему хотелось поговорить, поэтому, дабы отсечь ненужные звонки, он сообщал некоторым заранее, в какое время будет брать трубку. На этой недели он принимал звонки между десятью и одиннадцатью. Сейчас было десять минут одиннадцатого, поэтому он поднял трубку.

— Мартин Пауэл слушает, — сказал он.

— Привет, Мартин, это Ник Дженнингс.

Черт.

— Привет, Ник, классно вчера пообедали.

— Да. Слушай, так ужасно, что именно мне приходится это делать, но я должен тебе кое о чем сообщить.

— Давай.

— Я собирался сказать вчера, но так и не подвернулся удачный момент, а потом мы встретили Обри…

— И?

— И я подумал, что мог бы рассказать тебе сегодня на ужине, но боюсь быть, будет уже слишком поздно.

— В чем дело, Ник?

— Ну, до меня тут дошел слух, может, ты и сам уже знаешь, в общем, сорока на хвосте принесла… не хотелось бы раскрывать свои источники информации… короче, ходит слух, что тебя собираются уволить.

— Что?!

— Прости, Мартин, пожалуйста, не стреляй в гонца с плохими вестями, но… просто я решил, что ты должен знать.

Мартин молчал.

— Ты расстроен. Не переживай, я уверен, ты найдешь выход из положения. Ну, значит, увидимся вечером?

Просто фиговый редактор

Элисон вошла в кабинет Мартина. Он держал в руке телефонную трубку, но вроде бы ни с кем не разговаривал и не собирался никому звонить. Она подождала, пока он ее заметит, и улыбнулась.

— Да?

— Я должна вам кое-что рассказать.

— Я уже знаю. Дженнингс мне только что сообщил.

— Мартин, мне очень жаль, должно быть, ужасно было услышать это от него.

— Да ничего.

Он положил трубку и остался сидеть за столом без движения. Элисон понимала, что нужно выйти и оставить его одного, но вместо этого уселась напротив. Обычно она старалась не думать о своем начальнике как об отце родном, но сейчас ей показалось, что Мартин ведет себя точно так же, как ее отец, когда ему сообщают плохие новости. Тот впадает в такое же молчаливое замешательство, граничащее с брезгливостью, в котором, однако, читается, что он считает себя несправедливо обиженным за все хорошее, что сделал. Наконец он снова посмотрел на нее.

— Элисон, хочешь, пойдем куда-нибудь пообедать?

— С удовольствием, — сказала она абсолютно честно и обрадовалась, увидев, что он улыбнулся в ответ.

Решив, что Мартин поведет ее в какое-нибудь дешевое местечко неподалеку, может, даже в то самое, куда ходил с Дженнингсом накануне, она очень удивилась, когда он попросил ее заказать столик в «Жар-птице», русском ресторане, одном из тех, куда он ходил по особым случаям.

— Мне позвонили, — сказал он, когда они уже садились в такси.

— Они что, сообщили тебе по телефону?

— Нет, просто на сегодня мне назначена встреча с Мэнди и Джилсом.

— В котором часу ты должен вернуться в офис?

— Не волнуйся, я не собираюсь на нее идти.

Она посмотрела на него:

— Как это?

— Придумаю отговорку и попрошу, чтобы ты послала им и-мэйл. Не могу заставить себя общаться с ними сегодня. Позлю их и встречусь с ними завтра.

Элисон кивнула.

— По-моему, неплохой план.

Элисон вошла и остановилась позади Мартина, пока его приветствовала красиво одетая женщина. Они обменялись несколькими фразами, к ним навстречу вышел мужчина в костюме и проводил их к столику. Интерьер ресторана напомнил ей гостиницы, в которых она в детстве останавливались с родителями, и почему-то ее порадовало, что именно так выглядит один из любимых ресторанов Мартина. Семейные каникулы всегда организовывала мама, и всякий раз во время этих путешествий семья разделялась на два лагеря. Для Элисон и ее мамы остановиться в дорогой гостинице было все равно что пожить в мечтах. А Сьюзан с папой объединялись против них, подтрунивали над ломакой Элисон и постоянно заставляли за себя краснеть, — швырялись едой, обстреливали друг друга малиной… Видимо, потому-то она так и взбесилась, когда накануне вечером Сьюзан заставила их пойти в «Генриз». Желание ходить в дорогие рестораны возникало у нее нечасто, и она ни за что на свете не променяла бы Эдриана на какого-нибудь модного тупицу. Но порой ей хотелось немного роскоши, особенно если за нее кто-то платил.

— Все нормально? — спросил Мартин.

Она улыбнулась.

— Да. Тут очень мило.

Он был растроган.

— Тебе нравится? А какая здесь еда! Заказывай все, что пожелаешь. У нас сегодня праздник.

Сам за себя

Четыре часа спустя Мартин поцеловал Элисон на прощанье и сел в такси. Он так наелся, что с трудом представлял, как еще сможет съесть что-нибудь вечером у Обри. Он отлично провел время с Элисон и пожалел, что не звал ее с собой почаще. А все оттого, что твердо решил не заводить с ней интрижку, чтобы избежать кривотолков в редакции. Но теперь, в свете предстоящего ухода с работы, эта предосторожность казалась ему глупой, и он жалел, что не сможет рассчитывать на ее дружбу.

Интересно, как Мэнди и Джилс отреагировали на то, что он не явился на встречу? Ему было стыдно, что он послал Элисон объясняться вместо себя, но это того стоило — своему побегу он радовался как ребенок, прогулявший школу. Теперь, оглядываясь на свою карьеру, Мартин гордился лишь тем, что всегда работал только на себя. Может быть, он оказался фиговым редактором, но «Форс», похоже, так или иначе скоро накроется, и уже через пару месяцев можно будет подать эту историю иначе: что он ушел по собственной воле, когда существование журнала утратило смысл.

Немного пообвыкшись с этой мыслью, он стал находить в своем увольнении даже некий шарм. Такой исход, правда, мог означать, что его не любят окружающие, но в конце концов за этим, скорей всего, стоит одна Мэнди. Будь он неженат, было бы еще прикольнее. Можно было бы упиваться своим горем: пойти купить бутылку виски, надраться и, спотыкаясь, бродить по квартире и проклинать весь мир. Необходимость объяснять Клаудии, что произошло, несколько портила удовольствие, и уже не в первый раз он пожалел о том, что несвободен.

Такси подкатило к дому Мартина, и он вышел. Дав водителю на чай — слишком много, как он делал всякий раз, когда был слишком пьян, — он взял чек и неровной поступью пошел к дому.

Пока он копался в карманах в поисках ключа, дверь открыла Клаудия. Мартин растерянно уставился на нее. Он не мог понять, почему она не на работе, и спьяну решил, что ей, наверное, уже позвонили из «Форс» и сообщили новость. Он уже было хотел во всем признаться, как вдруг сообразил, что умнее было бы сначала ее расспросить.

— А почему ты дома?

— Я простудилась, и меня отпустили домой пораньше.

— А… — Значит, признаваться не стоит. — Ну, очень рад тебя видеть.

Он вошел в дом. Клаудия набросилась на него.

— Ты показывал Келли свой член?

— Что? — пробурчал он.

Она пихнула его в плечо, разворачивая к себе лицом.

— Показывал?

— Да.

— Зачем, Мартин?

— На «слабо», — вздохнул он.

— Когда это произошло?

— Да месяца три назад. Ты была в Бразилии.

— Это не оправдание.