История золотого Будды - Йозеф Несвадба

— Здравствуйте! Какая приятная неожиданность! Вы пришли как раз вовремя. Это либерецкий нотариус, доктор Фухсман…

Далее выяснилось, что барон вовсе не говорил своему директору, что едет в Либерец. Просто он просил передать пану учителю, что тот всегда имеет в своем распоряжении экипаж и все, что понадобится.

— Мне кажется, вы стареете, любезнейший Пальме, — с мягким упреком обратился Риссиг к своему доверенному. — Так перепутать все мои указания! Но вы должны его извинить, — обернулся барон к учителю. — Это неудивительно, когда столько забот. Я вас более не задерживаю, дружище… — Пальме что-то пробормотал в свое оправдание, с ненавистью покосился на учителя, поклонился и исчез.

— Пан барон предлагает купить у меня лавку, — заговорила Альбина. — Мне бы хотелось сначала посоветоваться…

— Она такая неопытная, бедняжка! Кто же будет вести хозяйство, когда она уедет в Брод, в пансион? Я предлагаю ей цену, которую бы родной матери не дал. Триста золотых! Пусть уж. Ведь и доктор Фухсман советовал вам принять это предложение, барышня. Столько денег за старый дом вам никто не даст. Это я делаю только ради вас и из сочувствия вашему горю. Вы не можете ехать учиться без приличного гардероба, в старых обносках, ведь вы теперь барышня. Матушка повезет вас в. Либерец, к портному. Вот здесь подпишитесь… — он показал на листе. Учитель внимательно прочел документ. Это была купчая на дом.

— Но мне хотелось бы посоветоваться… — Альбина снова оглянулась на Красла.

— Вы же видите, что пан учитель тоже согласен, — поспешил Риссиг, даже не взглянув на Красла.

— Вовсе нет! Я не согласен!

— Was? — спросил Фухсман, не понимавший по-чешски и к тому же глуховатый. Риссиг торопливо перевел:

— Er stimmt nicht zu!

— Warum? Drei Hundert?[6]

— Триста золотых? — повторил барон.

Красл не мог вставить ни словечка. Он только все более накалялся гневом. Ганка прав: они хотят, купить лавку и разобрать по кирпичику, чтобы найти таинственного Будду. Ради этого они убили Павлату и пытались отравить эту девочку! Красл готов был кинуться на Риссига с кулаками или плюнуть ему в лицо. Увы, барон был весьма плечист.

— Не понимаю, почему вы не согласны., решительно не понимаю! Девушка больна и беспомощна, у нее ни копейки сбережений.

— У нее есть жених, — вдруг вспомнил Красл. — Она может его подождать.

— Вы говорите о Голане? Советуете ей выйти замуж за бунтовщика-преступника?

— Альбинка, ведь ты любишь его?

Девушка кивнула со слезами на глазах.

— Но пани Риссиг так добра ко мне…

— Кого ты любишь больше — Ярека или пани Риссиг?

Это было уже слишком. Барон тоже повысил голос.

— Хочешь учиться в Броде, выйти замуж за приличного человека в Праге, побывать в Вене или предпочитаешь продавать цикорий здешней голытьбе?

— Was? — снова и еще громче спросил Фухсман. — Was? Ich verstehe nicht[7].

Но на него уже никто не обращал внимания. Он стоял в углу с бумагами и печатью в руках, растерянный не меньше Альбины.

— Ты сама должна решить, Альбинка, — произнес учитель со всей возможной мягкостью. — Остаться дома и ждать любимого, жить среди своих или отправиться к чужим, где никто никогда не полюбит тебя?

— Такую красивую девушку? — возразил барон.

— …И до самой смерти тебя будет мучить совесть!

— Из-за какого-то уголовника? А где ты будешь покупать товар? Тебе никто не продаст и головку сахара, если твоим мужем будет преступник…

Похоже было, что барон перестарался. Альбина положила пергаментный лист на столик возле постели, осторожно пристроила рядом уже обмакнутую ручку и взглянула на учителя.

— Вы правы, — сказала она. — А Ярек не преступник!

Барон чертыхнулся, пнул кресло.

— Сумасшедшая девчонка! А вы… вы опасный человек, Красл. Не играйте со мной! Довольно! Sie Verräter, Sie…[8] — и он выскочил из комнаты, хлопнув дверью. Фухсман поправил воротничок, промямлил что-то и беззвучно исчез.

— Где твое платье, Альбинка? — Учитель торопливо открыл шкаф. — Тебе следует поскорее выбраться отсюда! Голан уже дома. Но никому ни слова… — Он быстро объяснил ей все. Вскоре они покинули комнату. Альбина уже вполне прилично ходила.

На лестнице они столкнулись с пани Риссиг, которая поднималась, перекинув через руку длинный розовый пеньюар.

— Посмотрите-ка, Альбинка, что я нашла для вас! Совсем как новый… — Видно было, что. девушка в восторге. — С бантами…

— Благодарю вас, благодарю вас за все, пани Риссиг, но я бы все равно дома такую красоту не надела, а здесь я не хочу оставаться. Прощайте!..

Красл сомневался, знает ли старуха о злодеяниях своего сына. Говорят, она из более приличной семьи, чем Риссиги, ее отец был известным в Праге врачом. Сама она в молодости великолепно играла на фортепиано. Говорят, до сих пор еще аккомпанирует местному церковному хору. И на вид такая изящная, милая дама. Однако после ряда разочарований Красл уже не верил никому.

Внизу их поджидал Риссиг. Он извинился, видимо успокоившись и наметив другую линию поведения.

— Я вас понимаю, барышня. Чего только люди не делают ради любви! Я даже немножко завидую вам. Когда-то в интересах дела мне пришлось отказаться от любви. Рад буду помочь, если что-нибудь понадобится… — И протянул ей банкноту. Это покоробило Красла. Но Альбина спокойно взяла деньги, даже хотела приложиться к руке барона.

— Благодарю вас, ваша светлость!..

«Ведет себя как прислуга», — подумал Красл и сердито закусил губу.

— Перед вами я тоже хочу извиниться, учитель, — продолжал барон. — И не буду навязывать зам экипаж, если не хотите. Добирайтесь сами как знаете!

— Ничего, мне не к спеху.

— А что вам тут делать, если убийца уже пойман?

Красл не сразу понял его и онемел от удивления. Риссиг с нарочитой медлительностью обрезал свежую сигару. — Да, его поймали. Сегодня, еще до обеда, в одной либерецкой вилле, где он, оказывается, скрывался.

— Ганка?

— Разумеется, кто же еще. Вы были совершенно правы. Вас следует пригласить на службу в полицию…

— И Ганка во всем признался?

— Он не успел. — Барон закурил. — Застрелен при попытке к бегству. Может, для него это и к лучшему. Какой суд его бы помиловал за двойное убийство?

— Вы правы, — со слезами на глазах Красл почти кричал на барона. — За два убийства уж виселица обеспечена! — Он имел в виду только Ганку и Павлату. А остальные?..

VIII. Обвинение

В полицейском участке решили, что учитель сошел с ума.

— Успокойтесь, не кричите так, сядьте же, пан учитель! — полицейский комиссар вытер вспотевшую лысину. — Обвинить пана барона в двух убийствах и попытке отравления?! Вы понимаете, что говорите? Может быть, лучше вызвать доктора?

— Повторяю вам, что обвиняю барона Риссига, сватовского фабриканта, в том, что он сам убил или велел застрелить лавочника Павлату, принуждал рабочего Ганку отравить Альбину Павлатову, а когда Ганка выдал его, устранил вышеупомянутого!.. Пишите же, почему вы ничего не записываете, господа?

Рядом с комиссаром в комнате находился один из полицейских, что позавчера допрашивал Альбину. Тот, что поглупее.

— Ведь вы сами разоблачили Ганку, — сказал полицейский.

— Но Ганка лишь выполнял…

— Да подождите же! — обозлившись, комиссар стукнул кулаком по столу и встал. — Здесь учреждение, а не трактир все-таки! Придержите язык! Мы расследуем важные дела, преступления и не любим, когда без толку суются в наши дела! У вас есть доказательства? Предъявите их!

— Ганка сегодня утром во всем признался…

— Где он? Можно его допросить?

— Он застрелен при попытке к бегству.

— Ну вот, зачем же он сопротивлялся, если был, как вы говорите, невинной жертвой? А как его разыскали?

— Совершенно случайно!

— Странная случайность — беседовать с преступником как раз перед арестом. Не хотите ли вы впутать пана барона, чтобы спасти свою шкуру? И не говорите мне больше про какого-то Будду, которого вы не видели и даже не знаете, что это такое!

— Барон хотел купить лавку у Альбины, — тихо сказал учитель. Он уже сам видел, что поторопился с полицией. Защита всех граждан государства? Голан был прав — не это заботит полицию. Без неопровержимых улик она всегда будет на стороне Риссига.

— То, что некто хочет купить лавку, ничего не доказывает. Сама девчонка вести дело не может. Со мной тут уже многие советовались — сколько предложить за лавку — сто или восемьдесят золотых. Так что последний раз предлагаю вам спокойно все обдумать. Если мы запишем здесь все, что вы наговорили, придется немедленно вас арестовать и передать на следствие в Брод! Если вы все это выдумали, отсидите пару месяцев за клевету и ложные обвинения. Ну как? Начнем писать?