Вверх на малиновом козле - Игорь Савельев

Было и еще «знамение», которое – Антон косился – настроения Ане, прямо сказать, не добавило.

Когда они шагали сквозь толпу куда-то, где, в их понимании, должна быть автостанция, к ним приставали не только таксисты, которых с непривычки можно спутать с разбойниками из сказок, но и бабульки с картонками: «Комнаты у моря» (или просто с остатками интеллигентности в шепоте: «Молодые люди, у вас есть где жить?»)

Одной такой Антон весело и громко сказал в ответ:

– А мы едем в Абхазию!

Бабка даже отступила на шаг, и на лице ее отразилось такое злорадство, будто бы Антон был в чем-то виновен лично перед ней, но теперь-то небеса разверзнутся над грешником.

– В Абхазию?.. Ну давайте, давайте. Забыли! Как в девяносто первом драпали оттуда по морю, в одних купальниках!.. Все вещи там побросали!.. Скажите спасибо, что сами живы остались. В Абхазию… Я и тогда еще вам говорила, нет, не послушали…

Бормоча и даже вскидывая руки, как трагическая старуха, она отошла в толпу.

Антон скорее оправился от изумления.

– Ну да. – Он растерянно посмеялся. – Кто-то сто лет назад у нее не остановился, так до сих пор вспоминает. Старая ведьма. Небось каждый вечер сидит и…

– Крысиные кости варит и шепчет заклинания.

Антон с готовностью засмеялся. Впрочем, тревога все равно не отпускала Аню:

– А что, правда, в одних купальниках?..

К границе с Абхазией – что было обозначено большими буквами «ПСОУ» на лобовых стеклах – везли от адлерского рынка довольно странные «Газели», в салоне каждой из них было не больше шести сидений, произвольно разбросанных. Большинство пассажиров стояли в мучительных позах.

– Это так сделано, чтобы перевозить багаж?

– Это так сделано, чтобы не получать права. Которые на автобус, не помню, какая категория. А так это типа легковушка – по количеству мест.

Судя по виду водителей, не было у них и паспортов.

Да, это не Греция, где отдыхали прошлым летом, с ее прохладными автобусами, украинским говором гидов и all inclusive. Предстояли физически трудные часы, может, три, четыре, пять, и Антон опасливо косился на Аню – как она; вот сейчас да – он бы поотрывал руки тем, кто оставил их без девайсов и устроил все это утреннее шоу с милицией…

Он боялся, что Аня разочаруется в авантюре, казалось – так ловко продуманной.

Предстояла каменистая граница, где в неглубоком ущелье быстро и звонко бежала вода – собственно, река Псоу; медленно двигалась толпа, а навстречу ей абхазцы (а чаще пожилые абхазки) тащили нагруженные возы, отчего контрольный пункт с неясным статусом (и по эту сторону, и по ту дежурили российские пограничники) казался порталом в средневековье. Солома. Скрип колес.

Не средневековье.

Машину времени на «поближе» подкрути.

– Какая прелесть! – воскликнул он, помогая Ане сесть в «рафик». – Я даже не помню, когда ездил на таком в последний раз. Наверное, лет в шесть. Тогда еще были такие «Скорые».

Дверь изнутри была подвязана ремнем («рафик» полон той поддельной европейской хлипкости, позабытой) – в точности как тогда. Антон рос болезненным ребенком; Антон вспомнил, как глубокой ночью папа и мама везли его в больницу, напуганные и оттого втройне заботливые; как все они тогда были счастливы; стеноз гортани. Лихо въезжали в Абхазию.

За тебя калым отдам

Солнечная Абхазия – страна экзотических цветов, пальм, хвойных лесов и солнца. Тянется она вдоль побережья Черного моря и защищена цепями Кавказских гор от холодных ветров. Климат влажных субтропиков. Здесь в изобилии растут сочные фрукты, чай и табак, хвойные леса и возможные экзотические растения. Черное море, субтропическая растительность, бурные реки и вершины гор придают Абхазии неповторимую красоту. 300 дней в году здесь светит солнце, согревая своими лучами. Купальный сезон длится с мая по октябрь.

Абхазию называют страной души!

Грянул сабвуфер, так, что «рафик» перекосило, как и лица всех, кто плотно набился в его низенький салон. Залихватская гармонь, начав выводить самые бесхитростные кавказские рулады, невообразимо сочеталась с низкими ударами басов, которые буквально сотрясали хлипенький микроавтобус, заставляли стекла дребезжать. Если еще стекла. Латвийский завод создал эту машину в своих национальных традициях – традициях крохотных домиков с готическими шпилями, крохотных чашечек, крохотных стопочек. Европейское было понято как игрушечное: казалось, что колеса у «рафика» свинчены с детской коляски, в окнах (кстати, стильно скошенных) вместо тяжелого и полноценного стекла угадывался пластик, и было неясно, как могучий водитель вмонтировал такие мощные колонки: куда?.. Тонкое железо просто обтянуто тонким кожзамом, и максимум, что могло нести на себе, – единственный светильник в виде бледного обмылка; тонкое железо выдерживало щедрое кавказское полноголосье на пределе возможного.

Какой забавный «конфликт цивилизаций» в рамках бывшей одной.

Дня через три Антон заметит, что Абхазия – такой же заповедник «рафиков» (в России почти всюду – давно вымерших, так, что на улице вслед обернутся) и «двадцать четвертых» «Волг», как Куба – заповедник пышноамериканских «Бьюиков» и невообразимых Chrysler Windsor 1957. Только в Абхазии еще не научились этим торговать. Не самими машинами. «Торговать лицом».

– А ты знаешь, что эта модель была «официальной машиной» Олимпиады‑80? – спросил Антон.

– Что? – спросила Аня.

Расслышать что-либо не удавалось: к душераздирающим усилиям гармони (раздирающим гармонь усилиям гармони) добавился будто бы не очень трезвый вокал с фальшивым акцентом: «Хороша всем на дива-а-а-а, так горда и красива-а-а-а…»

– Ой, бо-оже, – откликнулась Аня. – Может, еще не поздно вернуться?

«Что же это такойэ-э-э, нет ни сна, ни покойа-а-а-а».

– Спокойно, мать! Назад дороги нет!

– Да уж с этим камикадзе точно.

Водитель лихо выкручивал баранку, и «рафик» пер в гору с удивительной для его латышского темперамента резвостью.

«Вся родня выбирала-а-а-а, кто тебе будет пара-а-а-а-а».

– Шикарная рифма! Выбирала – пара. Блестяще!

– Оставьте свои претензии, Анечка, вы не в консерватории…

«За тебя калым отдам, душу дьяволу продам».

– О, так это про свадьбу, в тему, в тему!

– Давай-давай, запоминай, будет у нас вместо «Белый лебедь на пруду».

«И как будто бы с нибиэ-э-эс все к тебе толкает биэ-э-эс!»

– А почему бес толкает с небес? Бес что, на небесах?..

– О, так этот шедевр ставит серьезные, даже провокационные философские вопросы!..

Благо Антону и Ане достались места рядом (что, в общем-то, было роскошью), поэтому они раскачивались в такт, подпевая бреду. Впрочем, довольно скоро пришлось прекратить. Водитель резко убавил громкость (и металлоконструкции вздохнули с облегчением).

– Кто сидит слева, смотрим вниз!

Кто сидел справа, те тоже перевалились было на другой борт, но вовремя отшатнулись: «рафик» поехал по самому краю пропасти, и ладно хоть еще не на двух колесах.

Раскачивать лодку стало просто опасно.

Государственный герб имеет форму щита, разделенного по вертикали на две равные половины – поля белого и зеленого цветов, зеленый цвет символизирует молодость и жизнь, а белый – духовность. Контур герба и сюжетной композиции – золотистый. В нижней части герба расположена восьмиконечная звезда. В верхней части на белом и зеленом фоне симметрично расположены еще две восьмиконечные звезды. В центре – фигура всадника, нарта Сасрыквы, героя абхазского нартского эпоса. Он летит на сказочном коне Араше и посылает стрелу к звездам.

Заметили ошибку? Выделите ее и нажмите Ctrl Enter.

– А это что за место? – спросила Аня достаточно громко и как бы ни у кого.

За окном потянулось действительно что-то мрачное – после причесанных мандариновых рощ: заросшие сады, заброшенные дома, отчасти уже рухнувшие. Где-то, впрочем, кто-то жил, но… не поймешь.

– Это грузинские села, отсюда выгнали грузин, – охотно поведала тетка с соседнего сиденья, отчаянно под ней скрипящего, и почему-то громким шепотом. – Только вы местным так не говорите, что «выгнали»…

Все тут же принялись смотреть на заросли с ветхими, вымытыми до костной серости заборами.

– Это напоминает мне историю, как мой дед ездил на какую-то конференцию на Свердловскую киностудию, – так же громко, пародийно зашептала Аня. – Это давно было… Им, естественно, устроили экскурсию по Свердловску, посадили в автобус. Потом автобус остановился, и экскурсовод тихонько сказал – в микрофон! – то, что справа, это Ипатьевский дом, только не смотрите в ту сторону…

Антон ухмыльнулся и подумал: а его отец никуда не ездил, кроме какого-нибудь Урус-Мартановского района, а если и ездил, то никогда ничего интересного не расскажет…