Женщины его Превосходительства (СИ) - Кам Ольга

Мой взгляд скользит по потолку, стенам. Сомнений нет. Номер мой.

Мысли еще затянуты густым туманом. Голова тяжелая и будто не своя. Закрываю глаза и начинаю сначала. Кровать-номер-парковка-встреча. И наоборот. Туда-сюда. Как испорченная пластинка. Заезженный винил. Но за пределы этой цепи рассуждения не уходят. Тормозят на поворотах. Как и я.

За окном, сквозь опущенные жалюзи пробивается ярко-оранжевый свет прожекторов. Парадное освещение гостиницы. Из чего делаю вывод о времени суток. Смотрю на электронные часы, вижу дату. И это не смешно. Двадцать семь часов глубокого сна. Овации.

Мне еще не приходилось оказываться в подобных ситуациях. Это даже не утро хорошо проведенного накануне вечера. Когда все воспоминания покрываются тонким слоем льда и не поддаются восстановлению. От количества и качества выпитого спиртного. Когда все можно списать на повышенный градус в крови. На затянувшийся праздник. На прекрасное шампанское. Приподнятое настроение. В моем случае, оправдание придумать сложно. Разве что полное отсутствие мозговой деятельности.

Трудно ждать от такой ситуации чего-то хорошего.

Приподнимаюсь на локтях и осторожно обвожу взглядом номер. Верхний свет выключен, горит только настенное бра. Темно, приятно. И тянет вновь погрузиться в сон. Закрываю глаза и глубоко вдыхаю. Тишину и едва уловимый запах чужого присутствия. Или отсутствия, но явного пребывания ранее.

Наверное, я надеялась все-таки кого-нибудь увидеть. Алина бы сказала, что нет смысла пытаться делать вид, что ничего не произошло. То, что случилось, уже случилось и никуда от этого не денешься. А значит надо взглянуть правде в лицо и признаться, что вышло глобальное недоразумение. Но признаваться некому. Номер пустой. По крайней мере, в зоне моей видимости. Нет никого, кто готов был бы выслушать мою невнятную речь о таблетках и о внезапно наступившем сне. Так что мои объяснения кончаются там же, где начались. В голове. Дальше этого дело не идет.

Итак, я сижу посредине огромной двуспальной кровати и ощущаю себя как после затяжного наркоза при сложной операции. Когда сознание вроде как уже вернулось к реальности, но с другой стороны, еще на пути к принятию окружающей действительности. Упрощенный вариант пребывания в собственной жизни. С гостевой визой. Когда ты совершенно никому и ничего не обязан. И мало имеешь отношение к тому, что происходит вокруг тебя.

Но главной неприятностью сегодняшнего вечера становится совсем не мое состояние. Хотя и оно желает лучшего. А маленькая деталь, которую я замечаю, когда прихожу к выводу, что одежда с меня аккуратно снята, а сама я в одном нижнем белье, бережно прикрытая тонкой простыней.

На такую заботу я и рассчитывать не могла.

Ночь, полная сюрпризов, о которых я не в курсе.

Но не это потрясает мое воображение. А короткая фраза на внутренней стороне руки, выведенная темно-синими чернилами. В первое мгновение, думаю, что это татуировка. Это было ужасное мгновение. Меньше всего мне бы хотелось провести остаток жизни с тремя словами на запястье. «Предложение остается в силе». И телефоном, по которому следует обращаться.

Пытаюсь стереть буквы кончиком пальца. На коже образовываются голубые разводы. Облегченно выдыхаю и отправляюсь в ванну, где включаю горячую воду. Жесткой щеткой с мылом отмываю надпись. Вода, пена, белоснежная раковина окрашиваются в грязно-серый оттенок, буквы бледнеют, но чернила не сводятся. До конца. Предложение все еще остается в силе. Оно впиталось в мою кожу своей неотвратимой реальностью.

Обнадеживает тот факт, что не навсегда.

Принимаю душ, укладываю волосы, наношу макияж. Я смотрю на себя в зеркало. Растягиваю губы в малодушной улыбке.

Ничего. Абсолютно ничего не изменилось. Бронирую по телефону билеты на самолет. На ближайший рейс. Одеваюсь. Как обычно. Перекуриваю.

В дверь стучатся, входит горничная и интересуется ничего ли мне не нужно. Коротко отвечаю ей «нет». Нет, ничего. Она предлагает кофе, я отказываюсь. Она спрашивает про ужин, я отрицательно мотаю головой. Что следующее? Массаж? Мальчики? Выпивка?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Но когда она справляется о моем самочувствии, тут я уже ничего не могу ответить. Просто смотрю на нее в непонимании, сжав в ладони тюбик с тональным кремом.

Тогда она объясняет, что ее просили за мной присмотреть.

Я закрываю за ней дверь. Выпроваживаю вместе с ее заботой в гостиничный коридор. И начинаю быстро собирать немногочисленные вещи.

Нахожу пустую упаковку снотворного в туалете. И голубые продолговатые таблетки в унитазе.

Через четыре часа у меня самолет. Ночной рейс. К утру я буду в России.

Действие снотворного постепенно проходит. Все возвращается на свои места. Я размазываю тональный крем по руке. Слой за слоем. Тщательно маскирую сначала «предложение», потом «остается», и напоследок «в силе». Затем гримирую и телефон. Тон крема идеально сочетается по цвету с кожей. Все, что написано у меня на руке, написано только для меня.

Я думаю над тем, чтобы отправить ответную смс.

Но потом решаю, что сказать мне нечего.

Аэропорты, машины, люди. Прожектора ночных трасс с ослепительным светом. Прямо в глаза. Щурюсь. Прикрываю лицо руками. Упрямо продвигаюсь к своей цели. Знаю, что должна уехать. И это все, что я знаю на данный момент.

Таможенный контроль. Стойка регистрации. Зеленая дорога. У меня нет ничего запрещенного. У меня ничего нет. Кроме паспорта и кредитки. Я одна в такси и в шумном зале ожидания. Одна в бизнес-классе Боинга. У меня это вызывает смутную тревогу. Я так давно не принимала никаких самостоятельных решений, действий, поступков, что теперь чувствую от каждого шага легкую дрожь. Дрожь неуверенности. Вот уже много лет я не была предоставлена самой себе.

Я не могу назвать ни одно конкретное место своим домом. Возможно, потому что это слово незаметно для меня утратило свое значение. Я сомневаюсь, что особняк родителей с двухметровым забором по периметру сейчас вызвал бы во мне какие-то трогательные воспоминания. Мне никогда не хотелось в него вернуться, пройтись по комнатам, рассмотреть фотографии на каминной полке, дотронуться ладонью до мебели, перебрать вещи, принадлежавшие когда-то отцу с матерью. Возможно, потому что вещи в нашем доме всегда оставались безликими. Они не несли в себе никакой информации. Никаких воспоминаний. Никаких образов. Если фотографии, то на приемах, фуршетах, встречах. Официальные, с официальными улыбками, официальными взглядами. Практически одинаковые. Повторяющиеся из года в год. Если мебель, то антикварная, до которой нельзя дотронуться, чтобы не получить недовольный оклик. Если ужин, то в строго определенное время. Ничего личного. Одна дисциплина. Так это у нас называлось.

Родителей у меня, будто не было. То есть, в теории они, конечно, были. Правда, в роли суровых преподавателей. А то и вообще, отсутствующих персонажей. Когда-то я считала это нормальным детством. Годы, проведенные в обществе постоянно сменяющихся нянь. Ничем непримечательные годы.

Когда Вика рассказывает о своем детстве, она всегда, прежде всего, вспоминает отца.

Вот он возвращается с работы, подхватывает ее на руки, целует в розовую щеку и кружит по комнате. Она смеется, обнимает тонкими ручками его широкие плечи, и снова заливается звонким смехом. Эти воспоминания прочно засели у нее в голове. Именно эти моменты, безграничного счастья, не омраченного суровой действительностью. Даже став взрослой, Вика хорошо помнит крепкие отцовские руки, сжимающие ее хрупкое тельце, ощущение безопасности и умиротворения, олицетворенное только с ним.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Для меня слышать такое, дико.

Для Алины невероятно. Алине, воспитаннице детского дома, меньше всего близки понятия «отец» и «мать». В чем-то мы с ней похожи. Только в это никто не верит.

Я возвращаюсь рано утром, и на пороге меня встречает заспанная Алина. Она похожа на ангела, потрепанного ангела-хранителя, повидавшего в своей жизни столько, что уже ничего в упор не видит. На ее лице не отражается ни удивление, ни радость, но в любой момент она готова изобразить и то и другое. По команде. По щелчку. По мановению волшебной палочки. Алина прекрасно контролирует свои эмоции.