Женщины его Превосходительства (СИ) - Кам Ольга

– Сейчас такой момент?

– Пока еще нет. И надеюсь, пока ты со мной, он не наступит.

– Я тоже на это надеюсь.

На следующий день я хожу по магазинам. Тимур не отстает от меня ни на шаг, терпеливо ждет, пока я бездумно передвигаюсь из одного отдела женской одежды в другой. Терпения у него столько, что мне хватило бы на всю жизнь. Впервые выбираю для себя брюки и туфли хоть на высоком, но широком и устойчивом каблуке. В следующей секции покупаю платье. Черное, короткое, со шнуровкой по всей спине и глухой застежкой на шее. К нему приобретаю классические замшевые туфли с ремешком через щиколотку.

– Значит, учитель биологии? – спрашивает он, когда я выхожу из очередного отдела. В руках у меня пакеты с одеждой. Он берет у меня один. Усмехается.

Киваю.

– Родители хотели, чтобы я стала юристом или экономистом. Банковским служащим, офисным клерком. Для них быть учителем это так же не престижно как быть, скажем, официанткой.

Захожу в другой магазин. Женского белья. Тимур остается снаружи. Следовать за мной, значит подчеркнуть наши особые отношения. Их нет, поэтому он отворачивается и ждет, пока я выйду.

– Я провалила все возможные экзамены для поступления в любой более-менее приличный колледж, – продолжаю я, когда снова к нему присоединяюсь. – Мать уговаривала, чтобы отец заплатил за меня денег и меня приняли. А он наотрез отказался. Из принципа. Так я попала на факультет биологии. К этому у меня хоть немного лежала душа. Я думала, что это моя победа. Я впервые добилась, чего хотела.

Ерунда. Не было никаких побед. Своим поступком я лишь доказала, что несамостоятельна, что не умею принимать правильные решения. Не следую поставленным целям, не думаю о будущем. Не думаю о родителях. И вообще, не умею думать. Недальновидна, нерасчетлива. Не кондиция. Брак. Слабое звено в их материальном и прагматичном мире.

– Где теперь твои родители?

– Там, где полагается быть покойникам. На кладбище. Они разбились в аварии несколько лет назад.

На секунду замираю, воскрешая в памяти события двухгодичной давности.

Наверное, они и не подозревали, что жизнь может прерваться так внезапно. Так будто кто-то перерезал ленту ножницами. Чик, и вот уже ничего нет. Даже завтрашнего дня. Интересно, о чем они успели подумать за секунду до того, как их машина врезалась в дерево? О том, что завещание так и не было составлено? О том, что их дети разделят поровну все имущество, и что уже ничего нельзя с этим поделать? Только из-за этой нелепой случайности я не осталась до конца жизни привязанной к брату. Уж если бы у родителей была такая возможность, они бы позаботились об этом. Никто бы никогда не доверил мне в руки более сотни рублей. Нелегко быть в глазах родителей полным ничтожеством.

– И как ты оказалась среди этого?

Мы проходим через галерею торгового центра, спускаемся на первый этаж. Выходим из здания и направляемся к кафе на другой стороне улицы.

– Ты задаешь много вопросов. – Я сажусь за столик на открытой веранде. Закидываю ногу на ногу и устало улыбаюсь. Официант приносит меню, и я его внимательно изучаю. – Поужинаешь со мной? Это ведь не запрещено?

– Думаю, нет. Значит, не скажешь?

Я отмахиваюсь.

– Никаких плаксивых историй. Просто мне так захотелось. Бывает иногда, что хочется что-то изменить. То ли прическу, то ли образ жизни.

– Ты довольна?

Я не отвечаю. Мы сидим дальше в тишине и думаем, каждый о своем.

Днем я гуляю по городу, захожу в музеи, сижу в тенистых парках или открытых кафе. Вечера провожу в ресторане, где заказываю себе бокал вина и легкий ужин или остаюсь в номере, где устраиваюсь на балконе с журналом. И так до поздней ночи. Пока звезды на востоке не начинают бледнеть. Здесь мне почти не спится. Хорошо, если удается заснуть на рассвете. Несколько часов беспокойного сна, и утром такое чувство, что всю ночь я провела на ногах. Тимура прошу хотя бы сделать вид, что его нет рядом. Знаю, это невозможно. Но он старается, держится от меня подальше. Мы почти не разговариваем. Я ничего не имею против него, но так как эта поездка напоминает мне больше ссылку, я не хочу ее ничем приукрашивать. Даже непринужденными разговорами. Любыми разговорами.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

У меня нет телефона, и я не помню ни одного номера наизусть. Я не могу позвонить Алине или Вике. Я пишу электронное письмо на свой же адрес, в надежде, что кто-нибудь из них додумается проверить мою почту. Что маловероятно. Практически никаких шансов.

Проходит день. Второй. Третий. Часы, проведенные здесь, похожи на растаявшее мороженное. Такие же липкие приторные и никому ненужные. Завернуть и выбросить.

К концу третьих суток, Тимур находит меня в номере и молча протягивает свой телефон. Я так же молча беру его, но отвечать не спешу. Сначала осторожно впитываю тишину в трубке, и только после того, как слышу голос Вики, облегченно вздыхаю.

– Ты как там? – спрашивает она. Я выхожу на балкон подальше от Тимура и прикрываю за собой дверь. Начинаю рассказывать о хорошей погоде, красивой природе и прочей ерунде, которая не имеет ко мне совершенно никакого отношения. Вика сдавленно фыркает.

– Новости послушать хочешь? Мы тут с Алиной кое-что выяснили про твоего мальчика, – сколько пренебрежения в ее словах. Это радует. Устраиваюсь в кресле и вытягиваю ноги. Я вся во внимании. На этот раз.

– Официально он владелец кимберлитовой трубки где-то на севере Якутии, – Вика делает паузу, прикуривает и спокойно продолжает. – По мировым меркам ничего особенного. Баловство. Доход на игрушки-погремушки. Да еще ходят слухи, что месторождение исчерпало себя, и вот-вот прииск прикроют. По моим расчетам его рентабельности хватит еще от силы на пару лет, а потом привет семье. Правда, местечко изначально считалось не пригодным для разработки, однако вопреки прогнозам приносит пользу вот уже ни один год. Каким образом – загадка. На этом официальная часть заканчивается и начинается другая. Говорят, что Романов давно и беззаветно предан абсолютно иному делу, а именно поставкой оружия на Кавказ. И, собственно, именно в этом он наиболее и преуспел. Сама понимаешь, почва там благодатная для подобного бизнеса, а желающих платить хорошие деньги за огнестрельные единицы не счесть, чем он и пользуется. Неясно только одно, зачем ему это надо. За вырученные от алмазов деньги можно спокойно жить, не подставляя свою голову под прицел. Похоже, Алина была права, утверждая, что мозги у него не на месте. В любом случае, к спокойной жизни он не стремится, а значит ждать от него можно все, что угодно.

Я сосредоточено ее слушаю. Ловлю каждое слово. Но на последней фразе замираю, затаив дыхание. Вика специально тянет с продолжением. Наслаждается произведенным эффектом. Бесконечно долго. Так, что я нетерпеливо ее подгоняю:

– И-и-и?

– Поэтому случилось непредвиденное. Одна сделка на партию оружия сорвалась, а при самом обыкновенном досмотре совершенно случайно задержали контрабандные алмазы. По сути, сущая ерунда. Хоть и неприятная. Вроде как предупреждения. Но, Ань, – она понижает голос. Теперь говорит серьезно и без тени насмешки. – Ты должна понимать, никто не будет рисковать своими делами из-за…

Она обрывает фразу, и я угрюмо за нее заканчиваю:

– Из-за бабы.

– Да. И Морозов тоже. Пока это всего лишь детские бирюльки, и хорошо, если на этом все закончится. Думаю, через несколько дней, максимум через неделю, ты сможешь вернуться. Так что расслабься и проведи время в Испании с толком. Кстати, ты уже была на корриде?

Мы недооценили ситуацию. Или переоценили. Или мы просто не способны дать трезвую оценку чему бы то ни было. Ошиблась Вика. Ошиблась я. Права была только Алина. Она всегда права. У нее великолепное чутье и превосходная интуиция.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Глава 7

Я умею себя убеждать. Умею заставлять разум работать так, как удобно мне.

Я умею забывать то, что не хочу помнить, не видеть, что не хочу видеть. Жить так, как хочу. Когда эта схема дает сбой, я теряюсь. Не люблю убеждаться, что не все в этом мире зависит только от меня. И ненавижу, когда мне наглядно это демонстрируют.