СвиноБург - Дмитрий Бортников

Ну а они?.. Слезы, сопли и ведра компота — все как положено. Молитвы, пердеж, певчие, вонь ладана и оладьи с медом. Весь подъезд потом неделю вонял. И не успевает проветриться, как бац, хлоп — и еще одна «боты закусила», в ящик сыграла. Или муж не выдержал.

«А-а-а-ах! На кого ты меня оставил!?!!!» — Это был хит подъезда.

И они еще спрашивали...

А старик лежит счастливый, как младенец с грудью, и ухом не ведет, только язык не показывает из озорства. А она ему на грудь падает, и душно в комнате от вони и слез... В такие дни от нас всех воняло, как от оттаявших помоек. Конечно! Слезы усиливают запахи. А от нас и так воняло не розами. Мы все здесь — старухи, дети, кошки, собаки, мужики, тараканы, велосипеды и почтовые ящики, — все мы пахли как намокшая колода засаленных карт! Как дохлый пес под дождем!

А эти невесты выли, раскачиваясь как неваляшки. Мы с Витькой скалились одной стороной лица. Нельзя дразнить этих демонов! Мы смеялись по очереди. Сначала одной стороной лица, потом другой. Иначе они бы нас разорвали, эти тысячелетние евридики!

От кутьи воняло смертью. Будто рис варился в кастрюле с платками этих дьяволиц. Про щи я не говорю. Мы их выплевывали потом. А вот оладьи были ничего. Мы втихаря пили водку из чайных чашек. От вони и водки наши морды поневоле слезились. Нам не приходилось корчить горе. Хлоп из чашки с оленем — и все в порядке! Фонтан слез, как у клоуна! Хлюпая горестно носами, мы запихивали в себя оладьи. Мазались медом.

--- Кутью! --- Пусть кутью едят! --- Не наливайте им! --- Они все здесь заблюют! --- Как в прошлый раз --- Я же сказала, детям не наливать! ---

--- Господи! --- Отпусти нам грехи наши, как мы отпускаем должникам нашим! --- Аминь! --- Ну куда ты?! --- Я же тебе говорю! --- Не наливай! --- Нет, мне не жалко этого говна! --- Они и так уже еле ползают! ---

Это точно. Мы плыли, как во сне.

--- Ей! Помянем, еб в душу мать! — Чё носы-то повесили! ---

--- Ты что материшься! --- Как сапожник! --- Ха-ха! А я и есть сапожник! Лиз, а Лиз, ты что, забыла мой гвоздик в своих тапочках? --- Прекрати! Антихрист! --- Девчонки! --- А что ж вы ей ногти-то не постригли? Кто обмывал? А?! Давай сюда ножницы! ---

Ха-ха-ха!.. Это было действительно печально. Две старухи принялись за дело. Той, в гробу, это не очень-то понравилось. Нахуй ей был нужен маникюр?!

Они терпеливо разгибали пальцы. Один за другим, и стригли... Матерясь при этом и плача.

Мы с Витькой сидели на полу, привалившись к стенам. Это был конец. Мы теряли сознание.

А потом они принялись укладывать пальцы обратно. Но они, видите ли, не хотели укладываться! Пришлось применить силу! Старуха в гробу лежала такая спокойная... Она будто разводила руками: «Ну что с ними поделаешь...»

Только глаза... Черт! У нее открылись глаза! Синие-синие! Они были синие! Мы с Витькой взялись за руки от ужаса. А она спокойно смотрела в потолок. Это была настоящая реанимация! Настоящее воскресение! Стоило только пощелкать ножницами, как Лазарь тут как тут! Готов, как солдат! И вперед! На выход!..

Это было полновесное чудо. Мы потом с Витькой блевали так, будто напились крысиного яду.

А веселый у нас был подъезд? Не правда ли? Не соскучишься! Не дадут. Это точно. Не умрешь от одиночества. Спокойно полежать в гробу?! Ни хрена себе! Посмотрите- ка... Он хочет умереть спокойно!!! А ногти?! Он не постриг ногти! Так нельзя! Идти на страшный суд с такими ногтями?! Вот она, молодежь...

Стоило одной из валькирий не выйти вечерок на лавочку, как подружки, хлопая крыльями, принимались выламывать дверь.

Они все умерли в конце концов... Я вернулся из армии и увидел пустую лавку.

Их души вознеслись наконец... Туда, где ногти только у птиц. Вот такочки. Аминь...

-------------------------

-------------------------

А теперь о том, как все это происходило. Мы входили как паиньки с Витькой и складывали руки на животе. Монета сострадания чеканится легко... Снимали шапки, хлюпали носом, мы уже были опытные плакальщицы. Еще бы, это было отличное времяпрепровождение! И хороший заработок! Почему не брать деньги за то, что вы разделяете с кем-то его горе?.. Быстрые блестящие монетки нам с Витькой были необходимы. Вы спросите: зачем? Какие могут быть траты у таких малолеток? И вы совсем не знаете детей! У них нет ничего, кроме их мечтаний. А мечты, как Витька говорил, стоят денег. Чтобы лежать-полеживать на нашем чердачке, нужно было хоть какое-то финансирование. Мы хотели чувствовать себя немного как все остальные. Мы подражали. Эти разговоры о том, что вечно не хватает денег, надо то купить, надо се... «Куда ты опять положил кошелек?!», «Я иду покупать костюм на похороны!», «Сучонок! Ты опять пропил всю зарплату!..» И так без конца.

--- Пиво стоит денег, — утверждал Витька. — Винишко — тем более --- Надо копить --- Что-то надо придумать --- Я не могу пить без закуси ---

Мечты стали для него закусью. Я потом расскажу. Он, что называется, «плохо кончил». А кто хорошо кончает?.. Все потом — фарш для червей...

У Витьки появилась идея продавать волосы. Да, волосы. Он вычитал в польском или литовском журнале, что волосы — это ценно. Как мех.

Итак, Витька сосредоточился на этом.

--- Мы будем приходить в парикмахерские и подметать — Нам еще спасибо скажут, Фриц --- Ништяк, мудозвон --- Ты в деле ---

Посмотрите, какой у нас был тогда словарь... Мы лежали и беседовали, как на строгом режиме... Как на шконках. Ха! Все это мы впитали с молоком наших матерей! С кашами, с первым бычком из урны возле тубдиспансера. Но что нам с Витькой будет?! На нас можно было испытывать бактериологическое оружие!

--- Ничто их не берет! — орал Витькин папаша. — Хоть бы заболели! --- Я не могу бегать по стройкам! --- Мне не десять лет! --- Что мы тогда хотели больше всего? Жрать, мастурбировать и... стать волшебниками. Другими словами, нам хотелось, чтоб нас любили.

Какие мечты могут быть у парня, которого пять раз назвали по имени, а все остальное — Жиртрестмясокомбинат?! И то это было слишком длинно. Чаще всего — просто Жирный или Фриц. А, каково?

Мечты всех жирных, всех доходяг, сопливых тупиц, дрочил дачных, с бабушками на заднем плане — я изучил как собственный пупок. Знаю, что говорю...

С волосами не получилось. Нас с Витькой просто послали «где в Китае солнце восходит» и в первой, и во второй парикмахерской. В одной было много волос на полу, я сам видел, и еще полно в урне. Но им было жалко... «Интересно, зачем это им волосы понадобились? Что-то здесь нечисто...»

На лицах двух теток в двух мастерских было написано одно и то же. В третьей я столкнулся с девочкой, она мне показалась ровесницей. С такими глазами, такая серьезная... Я был пунцовый как рак, до самого хвоста, а Витька ее начал обхаживать. Он это умел. Со своей челочкой на глазах. Со своими словечками с присвистом. Но здесь он облажался.

Эта девочка, такая воздушная, оказалась мила и непреклонна. Я впервые встретил человека, который был вежлив, но это не было признаком слабости. А потом появилась парикмахерша, лохматая, похожая на медведицу спросонья. Оказалось, это мать. Я был поражен. Они были такими чужими друг другу. Потом всю неделю я ходил обалдевший. Засыпая, я видел эту девочку. Я старался вызвать ее образ. Всю, с ног до головы. Казалось, до этого я никогда не видел девочек! Она была вся такая новенькая! Я вызывал в памяти ее руки, тонкие и медленные, такие ранимые, будто созданные, чтоб их любили и ломали... Ломали и любили... Там было много солнца, в той мастерской. Так много, что от девочки этой остались руки ее и глаза...

Я таких видел в кино. Они были принцессами. «Здравствуй, папа! Бонжур, мами...» И книксен, и вот они мелькают в своих платьицах, и тени сада, и свет...

Я от них начал сходить с ума. Они мне начали сниться. А может быть, это я им снился... И вся моя жизнь, все мечты были сном этих девочек с горных вершин, этих спокойных фей с мертвыми цветами в руках... А однажды, проснувшись от такого видения, я понял, что умираю! Проснулся, а сердце выпрыгивает. «Я умираю, — сказал я вслух и повторил: — Я умираю...»

Мать что-то пробормотала, отец приподнялся с нее и прошептал: «Иди поешь... Там в холодильнике... Колбаса осталась...» Раньше я так добывал себе пропитание. Закатывал глаза, ломал руки, терял сознание... Я бормотал, что умираю. Отец не верил. Он знал, что мне надо для воскресения.

А в этот раз я действительно почувствовал смерть. Я умирал по-настоящему. И отец мне снова не поверил... Они с матерью заснули, я лежал в ужасе, думая о том, что со мной происходит... Я слышал их дыхание. Их спокойное дыхание. Они были бессмертны в ту ночь... И если б я не заснул, то умер бы. Это точно...

Жирный мальчик, умирающий от любви...

И смех и грех...

------------------------

------------------------

Затрапезные из нас с Витькой были плакальщицы. Стоило только начать, мы становились как заики. Я все принимал всерьез. Нельзя работать только нутром! Нельзя. Это было целое искусство. А мы таращили глаза, надували щеки, пердели, краснели, и тут я начинал рыдать... Всерьез, по-настоящему. Старухи даже обалдевали! Они замолкали, прекращали свои причитания. Смотрели на меня, будто я сделал что-то непристойное! А я выбегал весь в слезах. Придурок!