Северные архивы. Роман. С фр. - Маргерит Юрсенар

в мечты, но о ее близких я ничего не знаю.

Другие союзы, напротив, не вызывают ни ма­

лейшего сомнения. В 1 6 4 3 году мой предок

Франсуа Адриансен берет в супруги женщину с

именем, вызывающим в памяти роскошные фор­

мы, запечатленные на фоне мифологического или

буржуазного декора, — жительницу Антверпена

Клер Фаурмент. Дальняя родственница выходит

замуж за Гийома Вердегана, как говорят, потомка

угрюмого Роджера Мортимера, убийцы короля,

упомянутого в драме Марло *. Это, разумеется, ле­

генда, но кажется, что изгнанники во время войны

Двух Роз порою укрывались во Фландрии, и

66

прежде всего в Брюгге, подобно тому как это бы­

ло с английскими беглецами в XVII веке. Кстати,

уверенности в том, что они пустили здесь свои

корни, нет. Среди моих предков — дочь бургоми­

стра Брюгге в 1596 году, но он стал им четверть

века спустя после событий в «Философском кам­

не», и было у ж е слишком поздно, чтобы прийти

на помощь Зенону * или обвинить его. Порою, по­

добно тому как факелы кортежа, проходящего по

тихой улочке, бросают отсветы на окна уснувшего

дома и стекла дрожат от грохота барабанов и ду­

док, так и история вдруг выхватывает из тьмы и

высвечивает ничем не примечательное семейство.

Из записей секретаря суда, к сожалению не­

полных, я узнаю не только о брачных договорах.

В 1 6 0 3 году моему предку Никола Кленверку,

магистрату в Касселе, пришлось судить своего

брата Жосса, изобличенного в убийстве и содер­

жавшегося в предварительном заключении во

францисканском монастыре. То, что вместо об­

щей тюрьмы он оказался в монастыре, у ж е вос­

принимается как милость. Но наши сведения этим

и ограничиваются. Романист, каковым в данном

случае я не являюсь, мог бы вообразить судью в

духе корнелевских трагедий (еще до Корнеля),

применившего закон со всей суровостью и не

поддавшегося братским чувствам, или, напротив,

представить судью мягкосердечного, помогающе­

го бежать обвиняемому, или же создать персонаж

в бальзаковском духе — негодяя, состряпавшего

все это дельце, чтобы избавиться от младшего

брата и самому завладеть наследством. Эти разно-

67

5*

образные и рискованные предположения едва ли

приведут нас к истине, ибо нам неизвестны моти­

вы и обстоятельства преступления. Самое боль­

шее — мы можем предположить, что этот Ж о с с

был горячей головой.

Я у ж е говорила, что в семье было мало воен­

ных. Матерью Мари де Байенгем была некая Зан-

нкен, происходившая от отважного торговца

рыбой из Вёрне, разгромленного во главе своих

единоверцев французскими рыцарями под стена­

ми Касселя: богачи, готовые выложить монетами

церковные стены, порою происходили от взбунто­

вавшихся оборванцев. Ж а н Мас, один из моих

предков, пал от руки герцога Лотарингского при

Муртене, защищая знамена Карла Смелого. Его

сын погиб двумя годами раньше в битве при Ват-

тендамме. Уже упоминавшийся мною Франсуа Ад-

риансен, вступивший добровольцем в армию

Филиппа IV, короля Испании, и купивший на свои

средства двух лошадей, участвовал в обороне Лу-

вена, грабеже Эра, осаде Эдена. Его сын тоже

был военным. Пять воинов, трое из которых по­

гибли, — это мало в такой стране за пять веков.

Вопреки тому, что можно было бы предполо­

жить, немного среди моей родни и церковников.

Преподобный отец Франсуа Матьё Бисваль

смотрит на меня умными темными глазами. У не­

го тонкие, чуть вяловатые черты лица. Красивые,

как и у большинства служителей церкви того

времени, руки. Внутренняя жизнь редко отража­

ется на лицах: этот молодой еще человек произ­

водит впечатление владеющего собой, умеющего

68

обуздать свои мечты и чувства, он достаточно

благоразумен, чтобы молчать и не говорить все­

го. Но у преподобного отца не было недостатка

в энергии. Управляющий делами своего ордена,

ректор поочередно в Халле, Ипре, Дюнкерке и

Байёле, Франсуа Матьё заново отстроил в Бай-

ёле коллеж, сожженный войсками Людови­

ка XIV, и заставил местные власти взять

расходы на себя. Дважды его посылали в Па­

риж, чтобы «вести переговоры о делах края, на­

ходившихся в безнадежном положении», при

этом он, как говорят, выказал немало ловкости

и умения. Интендант французского короля со­

звал ректоров различных коллежей и семинарий

Фландрии, чтобы запретить им всякие сношения

с главой ордена и обязать их впредь обращаться

только к французскому управляющему провин­

цией. В тот же вечер Франсуа Матьё отправил

тайного посланца на территорию империи, чтобы

сообщить новость своему руководству, которому

удалось добиться от короля Франции более мяг­

кого решения. Этот священник, проявив немало

сметки в делах своего века, умер двадцать лет

спустя в Антверпене, решив окончить свои дни

в провинциях, оставшихся испанскими, и, разу­

меется, сохранив верность тому, что принято на­

зывать старым режимом.

Не много было среди моих родных и монахинь,

до нас не дошло ни одного их изображения, воз­

можно, благочестивые дамы считали непристойным

позировать художнику. Таинственный портрет, где

модель изображена в монашеской одежде, — это

69

портрет девушки, умершей в 16 лет и не приняв­

шей еще обета. Моя двоюродная прабабка, малень­

кая Изабелла Адриансен, дважды изображена во

весь рост в традиционном одеянии монашеского

ордена, куда поместили сироту: ее большое зеле­

новатое бархатное платье с жесткими складками,

украшенное огненными лентами, кажется более

старинным, чем эпоха, в которую жила его владе­

лица: можно подумать, что портрет написан при

Людовике XIII, а не Людовике Любимом *. У нее

нежное круглое лицо с неопределившимися де­

тскими чертами; губы не научились улыбаться. Бо­

лезненная бледность и роза, которую она держит в

руке, напоминают веласкесовских инфант, хотя

прекрасный провинциальный художник, запечат­

левший воздушный силуэт Изабеллы, разумеется,

никогда их не видел.

Не могу я похвалиться и мучениками. Я про­

смотрела списки казненных и изгнанных в Смут­

ные времена. В них, кажется, можно найти все

фамилии этой истерзанной страны. Мне встрети­

лось несколько имен, имеющих ко мне отноше­

ние, но ни одно из них я не могу вновь посадить

на нужное место в генеалогическую гряду, откуда

его, должно быть, выпололи со всей тщательно­

стью. Несколько братьев Жерома де Байенгема в

конце XVI века уехали из Сент-Омера в Англию,

возможно, по религиозным соображениям: мы по­

теряли их из виду. В целом Кленверки, их родные

и близкие — за порядок на улицах и в церкви.

Убийства священников, высадка англичан-проте-

70

стантов, готовых помочь изгнанникам и подозри­

тельным личностям, укрывшимся не только в ле­

сах Мон-де-Ка, но и на совсем близкой

Мон-Нуар, — все это их беспокоит и возмущает.

Мятежники ж е , подобно кельтам, эмигрировав­

шим с вождем атребатов Коммом, подобно шуа­

нам или участникам Сопротивления в наши дни,

своим героизмом бросают вызов местным врагам

или заморским тиранам, покидают, если нужно,

родину и возвращаются при поддержке иностран­

ных союзников. Буржуа, пьющие за здоровье гер­

цога Альба, видят в этих бунтарях только подонков

и мерзавцев, сбившихся с пути молодых людей,

распутных монахов-расстриг, соблазненных дура­

ков-крестьян и нескольких заблудших дворян,

подкупленных золотом Елизаветы Тюдор *. Эшеве-

ны Байёля, действующие заодно с трибуналом в

Брюсселе, порой краснеют от того, что их обви­

няют в недостаточном рвении при расправе с мя­

тежниками. Эти католики, прилежно посещавшие

мессу, не задавались вопросом, не является ли

церковная роскошь оскорбительной для нищих и

убогих, не задумывались над тем, не нуждаются

ли монастыри, откуда монахи удирают под любым

предлогом, чтобы бродить по свету, если не в Ре­

форме, то хотя бы в реформах.

Примерно в 1 8 7 0 году Эдмон де Кусмакер,

кузен одной из моих Прабабок, в своей ученой

книге изобразил эту горстку еретиков как достой­

ный презрения сброд, отрицая мужество казнен­

ных и красоту псалмов, отважно распеваемых

протестантами в ночи при выходе из церкви. Не

71

смущает его и запах гари от сожженных ферм,

пристанищ мятежников. Не он один вот так заты­

кает себе нос. Для оправдания бесчинств, допу­

щенных партией, к которой ты принадлежишь,