Северные архивы. Роман. С фр. - Маргерит Юрсенар

значительное семейство придумывало себе гербы

60

и украшало их по своему вкусу с тем же удовольст­

вием, с каким ныне президент какого-нибудь кон­

церна составляет всевозможные аббревиатуры.

Именно в конце XV века тоска по уходящему

средневековью овладевает теми, кто обладал хоть

сколько-нибудь живым воображением, породив

такие шедевры исторического романтизма, как

турниры, рыцарские романы, миниатюры «Сердца,

охваченного любовью», кульминация же ее при­

ходится на следующий век — то были героиче­

ские безумства Дон Кихота. Она порождает

также увлечение геральдикой. Гербы фамилий, о

которых у нас сейчас идет речь, так часто соеди­

няют свои цвета, знаки, фигуры и предметы, что

невольно возникает предположение, что между

ними существовали альянсы куда более давние,

чем известные нам. В детстве старые родственни­

цы уверяли меня, что дрозды, символ перелетных

птиц, означали паломничества и крестовые похо­

ды, а звезды — об этом я узнала с огорчением —

были совсем не те, что мы наблюдаем на небе, они

обозначали шпоры предполагаемых воинственных

родственников.

Паломничества совершали так часто, что у

любого из нас, несомненно, есть предки, от­

правлявшиеся в Рим или Компостелу *, отчасти

из набожности, отчасти чтобы посмотреть мир и

затем по возвращении рассказать, привирая, о

пережитых приключениях. Что до крестовых по­

ходов, то вслед за господами по дорогам рассе­

ялось столько пеших и конных, столько

распутников, набожных вдов и заблудших де-

61

виц, что все мы можем похвалиться тем, что на­

ши предки участвовали в этих замечательных

вылазках. Паломники видели волнующиеся поля

пшеницы вдоль дорог в Венгрии, страдали от

ветра и волков в каменистых ущельях Балкан,

столкнулись с теснотой и торгашеством в портах

Прованса, стали свидетелями того, как под

шквальным морским ветром, словно языки пла­

мени, трепетали княжеские орифламмы, посети­

ли золотой Константинополь, истекающий

драгоценными камнями и выколотыми глазами.

Увидав святые места хотя бы раз и издали, че­

ловек чувствовал себя спасенным, и если ему

удавалось вернуться домой, он мог вспоминать о

своем путешествии на смертном одре. Паломни­

ки познали темноволосых дев, отдававшихся до­

бровольно или взятых силою, поживились

добычей, захваченной у неверных турок или

греков-раскольников, отведали сладко-горьких

апельсинов и лимонов, столь же неизвестных в

их родных краях, как райские яблоки, испытали,

что такое бубоны, раскрашивающие кожу фио­

летовыми пятнами, и дизентерия, изнуряющая

тело, они корчились в агонии, покинутые всеми,

видя и слыша, как вдали толпа продолжает свой

путь, поет, молится, богохульствует, и им каза­

лось, что вся сладость и чистота мира заключе­

ны в недоступном глотке воды. Мы не первыми

увидели летнюю пыль Малой Азии, ее раскален­

ные добела камни, острова, пахнущие солью и

пряностями, нестерпимо синие небо и море. Все

у ж е было испытано и опробовано тысячу раз,

62

часто об этом просто не говорили, или же ска­

занные слова не дошли до нас, а дойдя — стали

невнятными и перестали волновать. Подобно об­

лакам в чистом небе, мы возникаем и рассеива­

емся в глубине забвенья.

* * *

Из-за существующей традиции передавать имя

от отца к сыну нам ошибочно кажется, что с про­

шлым нас связывает только тонкий стебель, на ко­

торый в каждом поколении прививаются имена

жен. Считается, что они представляют второсте­

пенный интерес, разве когда столь блестящи, что

ими можно покичиться. Слова «происходить от ко­

го-то по женской линии», особенно во Франции,

где правил салический закон *, воспринимались

почти как шутка. Кто — за редким исключением —

знает имя деда по материнской линии отцовской

прабабки? Однако человек, носивший это имя,

столь же значим в образующем нас сплаве, как и

предок, чье имя мы унаследовали. С отцовской сто­

роны — а именно она интересует меня в данном

случае — у меня были четыре прадеда в 1850 году,

шестнадцать прапрадедов во II году *, пятьсот две­

надцать в эпоху юности Людовика XIV, четыре ты­

сячи девяносто шесть — при Франциске I, около

миллиона по смерти святого Людовика. Эти цифры

можно оспорить, учитывая перекрещивание родов,

часто один и тот же предок находился на пересече­

нии разных линий, подобно тому как от одного узла

может отходить множество нитей. Вообще же мы

63

наследники целой страны, целого мира. Лучи угла,

в вершине которого мы находимся, раскрываются

в бесконечность. Если взглянуть на генеалогию с

этой точки зрения, то оказывается, что наука, так

часто служившая человеческому тщеславию, спер­

ва воспитывает смирение благодаря осознанию на­

шей малости в сравнении с множеством, с массой,

а затем вызывает головокружение.

Я говорю здесь только о кровных узах. Если

же иметь в виду передачу признаков, не поддаю­

щихся анализу, то мы — единственные наследни­

ки всей земли. Греческий поэт или скульптор,

римский моралист, родившийся в Испании, ху­

дожник, происходящий от флорентийского нота­

риуса и служанки гостиницы в апеннинской

деревушке, эссеист из Перигора, мать которого

была еврейкой, русский романист или скандинав­

ский драматург, индийский или китайский муд­

рец, возможно, повлияли на наше формирование

сильнее, нежели мужчины и женщины, чьими ве­

роятными потомками мы являемся, будучи одним

ростком из миллиарда зародышей, погибающих

без толку в пещерах тела или в супружеских про­

стынях.

Я не стану тратить время на то, чтобы просле­

дить из поколения в поколение за Кленверками,

постепенно ставшими Креанкурами. Семья как та­

ковая интересует меня меньше, чем род, род

меньше, чем группа, совокупность индивидов,

живших в одном и том же месте в одно и то же

время. Я хотела бы отметить аналогии, повторы,

совпадения и, напротив, расхождения в судьбах

64

известных мне потомков Кленверков, хотела бы

воспользоваться безвестностью и заурядностью

большинства моих героев, чтобы обнаружить дей­

ствие некоторых законов, обычно скрытых от нас,

когда на авансцене истории находятся слишком

значительные действующие лица. Терпение! Че­

ресчур быстро добираемся мы до тех, кто во вре­

мени совсем от нас близко, нам кажется, что о

них нам почти все известно; слишком быстро до­

бираемся мы до самих себя.

Прежде всего следует поставить крест на боль­

шинстве альянсов с испанцами, это всего лишь ле­

генда, прочно бытующая во многих семьях на

севере Франции. Из всех изученных мною лишь

два брака оказались подлинными, но они не каса­

ются меня впрямую, подобные союзы заключались

главным образом в среде высшей аристократии,

усердно посещавшей Мехелен, Вальядолид, Мад­

рид, Вену и их дворы. Не приходится также особен­

но рассчитывать ни на адюльтерные похождения

арагонских или кастильских капитанов-соблазните­

лей, ни на более грубые забавы солдат герцога Аль­

ба или Александра Фарнезе: в их армиях было

столько ж е , если не больше, тевтонов, албанцев,

венгров и итальянцев, что и обладателей sangre

azul 1. То же справедливо и в отношении латинской

крови, которой наивно-мелкое тщеславие наделя­

ло всякого француза, по крайней мере в те време­

на, когда политический флюгер смотрел на юг:

1 Голубая кровь ( исп.).

65

римские солдаты, защищавшие от варваров Кастр

или Баве, чаще всего сами были варварами. Следо­

вало бы проверить и другие экзотические родст­

венные связи. У Бисвалей бытовали на этот счет

две противоречащие друг другу легенды: согласно

одной, они происходили от дворянина — торговца

стеклом из Богемии, поселившегося во Фландрии;

по другой версии, сообщенной моему деду непос­

редственно его матерью Рен Бисваль де Бриард, их

предок был швейцарским офицером на француз­

ской службе и, стало быть, мог сражаться при Ма-

риньяне или Серизоле, ибо Бисвали обосновались

в Байёле у ж е в конце XVI века. Ван Эльсланды

считали, что происходят от венгерского рейтара,

который предпочел фламандский уют маршам и

контрмаршам императорских армий, но доказа­

тельств этому нет. Среди моих предков была некая

Маргарита Франета, итальянское, испанское или

португальское звучание ее имени погружает меня