Пьяная Россия. Том четвёртый - Элеонора Кременская

– И ничего особенного, – спокойно ответил Терехов, но коснувшись, щуки, замер на месте, пораженный внезапным ощущением, – труп на дне!

– Где? – деловито вгляделся в воду Ракитин.

– Придавлен камнями, – ответил Григорий Иванович, – частично объеден рыбами.

Тихо зашипев от отвращения, он выпустил щуку.

– Девушка семнадцати лет, – докладывал экстрасенс, пока Ракитин набирал номер телефона следственного отдела…

Пропащие

Она жила в очаровательном домике, покрытом старой черепицей, затерявшемся среди зарослей малины.

Любила по вечерам, не торопливо прогуляться по окрестностям, наслаждаясь кристально-чистым воздухом и сладостным пением соловьев.

Но всегда останавливалась перед проблемой в виде пьянствующего соседа по деревне по прозванию Неваляшка. Почему, Неваляшка, спросите вы? А потому что, упав, он непременно вскакивал и, покачнувшись, раз-другой, продолжал свой, как правило, бессмысленный путь.

Ни имени его, ни отчества она не знала, ведала только о воинственном характере пьяницы ненавидящем всех женщин без разбору. Жил, Неваляшка один в плохеньком дому, на окраине, жена от него сбежала вот уже лет как двадцать назад. Родители померли, а немногочисленные друзья, в основном, из соседнего села приходили к Неваляшке лишь выпить. Бросил бы он, отказался от своей пагубной привычки и дружки в тот же миг оставили бы его, да ему и самому они показались бы отвратительными.

Один, так называемый вечный жених, лет пятидесяти, с плешивой головой и глазами навыкате все клеился к ней, намекая на ее одиночество, похотливо ухмылялся. На деревне люди так его и звали: Жених.

Другой, постоянно в синяках, как он сам про себя говорил, боевых ранениях, появлялся повсюду в лаптях, которые плел сам, научившись искусству плетения из лыка у своего деда. Прозвище у него было соответствующее: Лапотник.

Третьего называли просто вруном. Сочинитель историй, где, правда, где вымысел, не поймешь. Врун к тому же косил на один глаз, а к косым крестьяне всегда относились плохо, считая их либо причастными к колдовству, либо откровенно презирая за склонность ко лжи и пакостным поступкам.

Четвертый, замыкающий список дружков Неваляшки прослыл страшным буяном.

Ему, что с собутыльниками подраться, что с нарядом полиции – все едино.

На деревне его обзывали Драчуном и сторонились тяжелого, угрюмого взгляда, которым даже трезвый, буян одарял любого прохожего.

Она приезжала в деревню лишь на лето, оставляя городскую квартиру и городскую суету временно в прошлом. Звали ее Вероникой. Тридцати лет от роду, незамужняя, но независимая бизнес-леди она расслаблялась в деревенской идиллии, однако приставучие алкаши отравляли ей весь отпуск.

Так и тут, ускоряя шаг, Вероника попыталась оторваться от Жениха. Ее покоробило от слова «сегодня», которое он использовал несколько раз, следуя за ней по пятам.

До нее долетел легкомысленный смех Вруна.

Косой выскочил из-за куста, и Вероника в замешательстве уставилась на шизофреническую прическу, которую Врун соорудил у себя на голове, как видно начесав расческой волосы дыбом.

– Скоро и свадебку сыграем! – игриво-кокетливым тоном сообщил собутыльнику Жених.

Вероника впала в ярость и, развернувшись, попыталась заехать в ухо крепко сжатым кулаком надоедливому развратнику.

Но не тут-то было, Жених уклонился, а ударила Вероника Лапотника, словно по волшебству выросшего перед ней.

– Ты еще, откуда? – растерялась она, глядя, как Лапотник с упреком в глазах, схватился за побитое ухо.

– Ненавижу! – восстал из высокой, не примятой травы, Неваляшка и пошел на нее, засучив рукава.

Вероника попятилась, отчаянно пытаясь отыскать вокруг палку не палку, дубину не дубину для защиты от распоясавшихся алкашей.

Но ее опередил Драчун. С ревом набросился на собутыльников, повалил и принялся самозабвенно мутузить своих же приятелей.

Воспользовавшись паузой, Вероника бежала. В домике она перевела дух, но оглядевшись, принялась поспешно собирать вещи.

– К черту, – сквозь злые слезы твердила она, – такой отпуск!

Но собрав сумку, остановилась.

– Впрочем, что это я? Неужели сбегу со своей милой дачи от противоправных действий каких-то ханыг?

Задумавшись, присела к кухонному столику, застеленному прекрасной синей скатертью. На столе были разложены изящные столовые приборы, стояла хрустальная ваза, наполненная чистой колодезной водой с букетом полевых цветов.

– Ну, уж нет! – решила она и набрала номер телефона на своем, ново-модном розовом айфоне.

– Красиво! – оценил деревенские окрестности в тот же вечер один из прибывших.

Ватага крепких бритоголовиков играя мускулами, направилась к плохенькому домику Неваляшки.

После короткого боя, подвешенные за ноги к развесистым ветвям дуба, что рос возле неваляшкиной избушки, алкаши ревели в голос, умоляя пощадить.

Бритоголовики были непреклонны. Один раскрыв чемоданчик, что брал с собой на разборку с пьяницами, выудил шприцы, наполнил прозрачной жидкостью из ампул.

– Цианистый калий, – бросил он притихшим алкашам, взирающим на шприцы из положения кверху ногами.

– Мамочки, – заревел Врун, – мы больше не будем!

– Отпусти, начальник! – протрезвел Драчун.

– Пить брошу, – побожился Неваляшка.

– Ну да? – не поверили парни, обступая своих пленников.

Лапотник тихонько завыл, когда игла проткнула ему кожу руки.

Жених попросту потерял сознание.

– Не беспокойтесь, Вероника Павловна, – радостно осклабился один из бандитов, – мы их за тридевять земель уволокем!

– Закопать бы под безымянными табличками, – предложил другой, срезая веревочные путы.

– Так мы договорились! – требовательно взглянула в глаза каждому из ватаги, Вероника.

– В реку бы и камень на шею, – произнес, запихивая бесчувственные тела алкашей в фургон заранее подогнанной к дубу «газели», с досадой высказался третий, – но вы добрая, Вероника Павловна, пропащие души, а жалеете!

К утру следующего дня, Неваляшка, Жених, Лапотник, Врун и Буян очнулись в камерах тюрьмы для особо опасных преступников, страдающих психическими расстройствами. То, что они были напуганы – ничего не сказать, но под вымышленными именами, с липовыми документами, надуманными историями преступлений, они так и не смогли вырваться из мира, к которому отнюдь не принадлежали.

Искали ли их? О, да! У Лапотника оказалась сварливая, но жена, регулярно избивавшая своего непутевого супруга сковородкой по голове. У Жениха глупая старушка-мать, однако, души не чаявшая в своем лысоватом сыне. У Буяна брат – подлец, через месяц после бесполезных поисков, выставивший дом Драчуна на продажу. Даже Врун не страдал одиночеством, его сожительница, крикливая, сельская доярка долго обивала пороги местного участкового, изводила его в конторе, подстерегала у дома, требуя максимального внимания к пропаже гражданского мужа.

И лишь Неваляшку никто не искал, через полгода, правда, прикатили дочери, уже взрослые и предприимчивые девицы, покрутились вокруг покосившегося домика своего отца, поглазели на заросший бурьяном огород и продали родительское наследство залетному бизнесмену, сразу же выстроившему на месте снесенной избушки хоромы из красного кирпича.

А Вероника спокойно осталась жить на своей даче, затерявшейся среди источавших головокружительный запах садовых цветов всевозможных видов и автор ответственности за ее поступок не несет, равно, как не разделяет любые попытки сотрудничества со следствием…

Жизнь без жизни

Сверкая заманчивыми огнями, новый торговый центр привлекал толпы молодежи. Будто мотыльки на пламя стремились они к яркой, но искусственной жизни.

Искусственной? Как бы, не так! Вот она настоящая жизнь цокали каблуками модных туфель две блондинки. Впрочем, вот их имена – Анна и Анфиса. Последняя, стесняясь своего имени, придумала называться по-другому. Коротко взглядывая из-под наклеенных длинных ресниц, она всякий раз жеманничала перед новыми кавалерами и, протягивая для рукопожатия руку с ногтями, накрашенными разными цветными лаками, представлялась Анжеликой.

В торговом центре блондинки любили бургеры из Макдака и кока-колу. Усевшись под пальмами, за круглым розовым столиком они принимались обсуждать насущные вопросы.

– Больше всего на свете я люблю дорогие подарки, кольца с драгоценными камнями, клубничное мороженое и фильмы с любовным сюжетом!

Говорила Анна, с неподдельным интересом провожая взглядом одиноких молодых мужчин.

– А я обожаю духи с цветочным запахом, йогуртовые торты и южных мужчин! – перечислила Анфиса-Анжелика.

– Турков что ли? – не поняла Анна.

– И турков, – согласилась Анфиса-Анжелика. – и кавказцев!