Ведьма и компания (СИ) - Кирилл Кащеев

— Мелкие. — укоризненно прогудел Катигорошек.

— Тебе мелкие, а мне в самый раз будут. — непримиримо ответила мама. — А дальше-то что, сынок? Парню нужна невеста!

— Рано мне еще! — щеки его вспыхнули румянцем.

— Мать за дуру держишь? Думаешь, не знаю, что ты на вожакову дочку глаз положил, а вожак тебя погнал, да еще и посмеялся? А в Змеевом Капище молодых девок много, каждая за счастье почтет.

— Почтет. Змей прикажет, за что скажет, за то и почтет: и за счастье, и за радость великую. Да и приказывать не придется, от одного страха перед змеенышем и покорствовать, и улыбаться станет, и отец ее с матерью в ноги поклонятся, чтоб я с их дочкой не сотворил — все ладно будет. А я так не хочу! Лучше уж как здесь, честно ненавидят, чем за улыбкой страх, а внутрях — ненависть. Мне… от Змея поганого… ничего… не… надобно! — тыкая в воздух ножом, будто вонзая в кого невидимого, процедил парень — впервые обычное спокойствие изменило ему. — Ни власти змеевой, ни сладких кусков! Человек я, какой ни есть, а человек, а не… змей недоделанный, сын неудачный, и Сила и власть у меня свои будут! Чего в жизни захочу, сам возьму, со змеева стола крохи подбирать не стану!

— Какой же ты неудачный! — Женщина метнулась к нему, обхватила руками его голову и прижала его, бурно дышащего, к себе. — Ты лучше всех!

— Тот-то и оно! — парень попытался выкрутиться из ее рук… и вдруг затих, сам прижавшись крепко-крепко. — Это тебе я лучше, вот с тобой и останусь.

Зашуршало, затопотало и оторвавшись от матери, Катигорошек кинулся к топору: никто из соплеменников не ходил с таким грохотом. Уж не особого ли бера он убил, не спешат ли родичи его со всего леса вершить кровную месть обидчику?

Кусты затрещали и на поляну вывалился вожак, волоча за собой девчонку возраста невесты. Катигорошек застыл с топором наизготовку — и на скулах его вспыхнул яркий румянец.

— На! — вожак вдруг с размаху швырнул девчонку Катигорошку под ноги. — Бери дочку! Бери!

Девчонка скорчилась у его ног и тихо всхлипывала, а Катигорошек, казалось, и вовсе задеревенел, только лицо его теперь пылало: и уши, и щеки, и лоб в алых пятнах.

Мать шагнула вперед, уперла руки в бока:

— Ты чего сюда пришел? Надсмеяться над нами хочешь? Не годился твоей дочери мой сын, чего ж передумал?

— Лучше змеенышу в жены, чем к змею в услужение! — рявкнул вожак.

Мать уставилась на вожака изумленно, и тут же недобро прищурилась:

— Вот теперь я тебя поняла-а… — и со странной смесью жалости и торжества в голосе, закончила. — Твою дочь забирают на Змеево Капище!

Глава 2

Лес зашумел, деревья закачали кронами и на поляну вылетел малый змейчик, заложил петлю вокруг вожака и его дочки, зашипел-запищал, а следом пыхтя и задыхаясь, снова выбрался змеев слуга в сопровождении стражников:

— Извиняй, хозяюшка-матушка, зачастили мы к тебе. Сам не рад, староват я уж за девками бегать! — он повернулся к вожаку. — Не дури, человече! Нам, змеевым слугам, мужних жен брать не велено, мужнюю жену разве что Повелитель сам унесет, коли понравится…

— Вот и женись! — не глядя на змеевого слугу, а обращаясь только к Катигорошку, потребовал вожак. — Ты змееныш, у тебя девку отнимать не станут.

— Ну дурень! — совсем по бабьи всплеснул руками толстяк. — Да на Змеевом Капище и то змееныши супротив отца своего и Повелителя не своевольничают. А этот и вовсе пока незнамо кто! А я змеев слуга, надо мной Повелителя воля и ничья боле! А по воле Повелителя вам сего лета положено девку в услужение отдать. Была б твоя дочь замужняя, я б другую взял, да так оно и ладно вышло, остальные уж больно страшные. Еще с вас рыбы сушеной колоду, берова жира топленого две полных руки туесов… — змеев слуга для наглядности предъявил обе руки с растопыренными для счета пальцами. — …да одну руку сильных парней… — растопыренными осталось пять пальцев. — …на строительство Змеевых валов[1].

— Да как же я рыбы да жира напасу, ежели вы парней забираете?! — вожак аж задохнулся, лицо его налилось кровью.

— Так вот же у тебя охотник какой — беров ровно зайцев бьет. Охти мне, стар становлюсь, забыл — он же не в племени! — змеев слуга едва заметно скосил глаза, проверяя, слышит ли его Катигорошек. — Мелкоту к делу пристрой: чем охотника дразнить, рыбой займутся!

— Это ты во всем виноват! — раненным рогачем взревел вожак и кинулся на Катигорошка. Удар был страшен — вожак всей тяжестью врезался парню в грудь… и медленно сполз наземь.

— Был бы ты признанным змеевым сыном, можно его и на копья вздеть. За непочтение к змеевой крови. — разглядывая скорчившегося рядом с дочерью вожака наставительно сообщил змеев слуга.

— Благодарствую, без защиты обойдусь.

— Как знаешь. Ну пойдем, милая. Побегала и будя. — кивнул девчонке змеев слуга. — Берите ее.

Стражники подхватили девчонку под локти.

— Не хочу! — завопила она, отчаянно дрыгая ногами в воздухе. — Батюшка, не позволяйте им! Не хочу к змею! Не хочу как змеенышева мамка!

Лицо шагнувшего было вперед Катигорошка заледенело, и он замер на месте. Змеев слуга едва заметно улыбнулся.

— Не реви, девка! С каждой случиться может. — бросила мать Катигорошка, и в тоне ее сочетались искренне сострадание… и столь же искренне злорадство.

— Верно, реветь нечего! — сладеньким голосом согласился змеев слуга. — Может, Повелителю нашему крылатому ты еще и не глянешься… вот и исполнится твое желание, одному из шести змеенышей достанешься. — и снова покосился на Катигорошка.

Девчонка взвыла и вовсе белугою.

— Еще раз прощенья просим. — змеев слуга кивнул отдельно парню, отдельно матери и рявкнул вожаку. — Эй, пошли! Коли приходишь к хозяевам только когда самому чего надо, имей стыд уйти, коли отказали! — еще раз покосился, проверяя, как его слова подействовали на Катигорошка, с сомнение хмыкнул в бороду, повернулся и ушел по тропинке. Следом стражники проволокли все еще брыкающуюся и орущую девчонку. Последним на подрагивающие ноги поднялся вожак и не оглядываясь, убрел прочь.

Мать и сын остались одни. Некоторое время молчали, мать, запрокинув голову, вглядывалась в нависающие над головой кроны. Наконец возобновился смолкший было птичий щебет, а ветви сосен успокаивающе закачались.

— Ушли. — шумно перевела дыхание мать.

Катигорошек лишь кивнул и вернулся к разделыванию медведя. Последнюю полоску медвежьего мяса накололи вялиться на остром суку, и парень побрел к томящемуся меж прогоревших угольев глиняному горшку. Некоторое время мать и сын молча ели, передавая