Улыбка на пол-лица - Шамхал Афлатун оглы Маниев

С тех пор я стал внимательно смотреть по сторонам, контролировал, что происходит за спиной, был всегда на стреме, чтобы быть готовым в случае попытки меня сломать.

Так прошло время до отбоя. Послышалась команда: «Рота, отбой!» и все, уставшие от этого сложного дня, улеглись на свои кровати и отключились моментально, заснули замертво. Кажется, я только закрыл глаза, как в следующее мгновение уже послышалась команда: «Рота, подъем!». Вот так, мимолетно, прошло несколько часов. Вообще у многих солдат сон проходил именно таким образом – только закрыл глаза, и уже подъем, что-то типа машины времени.

Когда наш кубрик проснулся, все увидели несколько разбитых плафонов на полу.

Оказывается, ночью было землетрясение, и с ламп посыпались плафоны. Никто из нас не проснулся от тряски и звука падающих ламп.

Послышалась команда: «Строиться в столовую!», и весь этаж казармы стал собираться на «взлетке». Строем мы вышли из здания казармы на плац. При свете дня мы хорошо разглядели нашу часть. Она была похожа на тюрьму строгого режима, расположенную на заброшенном острове. По периметру забора, обнесенного колючей проволокой, стояли смотровые вышки. За проволокой виднелись зеленые, высокие горы. В тот момент мне казалось, что эта военная часть представляла собой некое материализованное понятие безысходности. Посреди этой «безысходности» был разбитый плац, на котором стояли зенитки и танки.

Строй отправили в столовую. Интересное дело, у солдат в столовой кардинально меняется поведение, – никакого беспредела и дедовщины. Все просто молча поедают вареный бикус.

После столовой нас направили обратно на побывку в казарму, в которую нас временно распределили. Когда мы, молодняк с учебки, вернулись, нас уже встречали зенитчики и танкисты.

Предводитель зенитчиков – с погонялом «Хазар» – агрессивная, неадекватная борзота, небольшого роста, крепкий, с несвойственной ему, подозрительной вежливостью, пригласил меня к себе в кубрик. Передо мной стояло несколько человек, так называемые «лидеры» своих рот, «банда», как они себя называли. С интересом «банда» наблюдала за мной, изучала. Завязался разговор:

– Смотрю, ты нормальный парень, – начал Хазар, – Не такой «талый», как тот мусор. Ты должен общаться с ровными пацанами.

– Они тоже нормальные ребята, – глядя в свой куборь, ответил я.

Стоящая передо мной борзая «банда» с улыбкой переглянулась.

– Ты должен забрать у них «деревяхи», – заявил Хазар.

– Я ничего не должен, – спокойно ответил я.

– Должен, – с наездом сказал Хазар.

– Это мои ребята с части. Никогда я у них ничего не заберу, – возразил я, готовый взорваться. – Они мне – свои.

– Ты посмотри на них! – крикнул рядом сидящий на табуретке танкист. – Какие они тебе «свои»!

– Мои! – стоял я, обернувшись.

Я обернулся и посмотрел в свой кубрик. Там сидели мои товарищи, они смотрели в пол. Рваная, обесцвеченная форма, которую они получили взамен своей новой, подчеркивала их слабость, и это меня бесило. Я отвернулся от «банды» и ушел в кубрик, к своим, «талым» друзьям. Стать частью «банды» было почетно, но предать своих товарищей – все равно что стать человеком из собачьего дерьма.

Вообще «Деревяха» это твердый ремень, отсюда и «деревяха». Таких ремней были единицы и доставались они каждому в военкомате рандомно. В основном у людей были обычные мягкие ремни. Только у самых «крутых» солдат – «деревяхи». Хазар хотел собрать их побольше. По поводу Хазара: позже его поставил на место местный «смотрящий», объяснив, что «деревяху» надо «заслужить».

С этого момента я не принадлежал ни к одной из новообразовавшихся групп.

Через пару дней зенитчики были переброшены на второй остров. К вечеру танкисты были отправлены следом. Наша группа могла вздохнуть спокойно.

Из местных офицеров мне запомнился командир мотострелковой роты, который находился на нашем этаже, фамилия у него была Багов. Или просто «Бага». На его лице читались уверенность, прямота, быстрота мыслей и действий. Ни капли замешательства. Кремень во плоти. Сухой, крепкого телосложения, с офицерскими строгими усами, которые завершали его армейский образ бывалого, опытного офицера, послужившего в горячих точках. Периодически он занимался воспитанием солдат. Бывали случаи, когда он наказывал их парочкой ударов. Иного языка они не понимали. Эти солдаты, агрессивные психопаты, десятки раз судимые, были как голодные нищие, но дрались они совсем не за еду, а за главенство друг над другом.

Но бывали переборы и у Багова. Однажды ночью я проснулся от криков, доносившихся из сушилки. Это кричали дневальные. Оказывается, во время дежурства двое дневальных улеглись спать в сушилку. Далее, ночью они были сфотографированы дежурным по части, и тут прилетело Багову. Недолго подумав, он начал раскидывать солдат от одной стены к другой. Утром мы увидели побитые лица ребят.

Еще мне запомнился один «смотрящий». Был он из «местных». Ходил гордо и внушал страх окружающим. Несколько раз был судим. А запомнился он тем, что фанатично хотел отрезать мне руку за наколку на плече. Неоднократно подходил и предлагал ее срезать, это, говорил он, вполне безопасно. Выслушивал я его внешне спокойно, хотя внутри с трудом подавлял мучительное желание взорваться и дать ему по роже.

Я сдерживался и ждал момента, более серьезного повода, так как начинать войну с ним и со всеми «местными» его друзьями было крайне опасно. Один против многих. Думал о том, что после того, как я закрою глаза ночью и усну, меня порежут заточкой или пробьют череп, к примеру, дужкой от кровати, и виновных, конечно же, не найдут. Это ощущение не покидало меня до конца службы.

Пришел приказ на отправку нашей группы солдат с учебки на остров «Южный», который станет нашим постоянным местом службы. Собрав вещмешки, мы выбежали на плац. Последний раз я взглянул на эту серую картину, технику на плацу, высокий колючий забор и заснеженные зеленые горы острова «Северный». Настало время прощаться. Вдруг, откуда ни возьмись, выскочил наш «офицер-перевозчик». Тот самый, который вез нас с учебки. Мы с тех пор не видели его. Он дал команду грузиться. Стоило последнему солдату запрыгнуть в кузов, как наш «Урал» резко тронулся. По бездорожью, с ветерком, мы отправились в аэропорт.

Путь был долгий. Доехав до места и выпрыгнув из кузова, мы увидели ряд гордо стоящих Ми-8. Стало понятно, что на «Южный» нас отправит вертолет. Мы быстренько выстроились в шеренгу. Через мгновение последовала команда: «Грузиться!» и мы запрыгнули в Ми-8, где заняли две металлические скамейки, расположенные под маленькими иллюминаторами. Послышался рев мотора и могучие винты стали раскручиваться. Летающая махина подняла нас вверх. Все молча наблюдали, как «Северный» удаляется от нас. Уткнувшись в иллюминатор, я мысленно попрощался с чертовым островом.

На высоте нескольких сотен метров перед нами предстал вид островной гряды. Пенная синяя вода, словно мягкое воздушное одеяло, окутывала зеленую полосу маленьких островков. Только тогда я стал понимать, что фантазия природы куда более обширна