Улыбка на пол-лица - Шамхал Афлатун оглы Маниев

один день стал замкнутым и неразговорчивым. Никто не знал, что произошло, все считали, что просто человек не в настроении, замучен тяжелой службой, да мало ли что… Никто не поинтересовался, что у него в голове и на сердце. Никто даже не спрашивал, что с ним, всем было просто наплевать, пока его, двадцатилетнего парнишку, не сняли мертвого с петли…

Девчонки не знают, не могут понять, каково их ребятам в армии. Минутное общение по телефону раз в неделю или письмо, написанное любимой женщиной, облегчало существование многим парням.

Жизнь была тяжкая, такая, которая могла довести до самоубийства. Весточки из дома солдаты прятали под подушкой, кто-то плакал, читая послания издалека, потому что соскучился по своей любимой. Постоянный стресс давал о себе знать.

Свое, долгожданное письмо, с запахом цветочных, свежих духов, я от Вики так и не получил. Случалось раз в неделю позвонить. Разговор всегда выходил немного нескладным: Вика говорила, что у нее много работы, что отправить письмо – это целая история, а времени у нее совсем не хватает… Было тяжело. Мне не хватало ее. Я был подавлен. Связь между нами как будто терялась. Я все сваливал на ее работу: напряженно трудится, чтобы не ударить в грязь лицом перед начальством, может, и правда, ей не до писем и не до болтовни сейчас. Но все равно – плохо, неприятно. Слезились глаза. Не отпускало стойкое ощущение, что нить рвется – отношения подходят к концу…

Ну, да ладно, проехали…Вернемся к нашему парню, висящему в петле. Разве не могла эта неведомая мне девушка бросить его тогда, когда он вернется со службы? Что? Настолько было невтерпёж!? Не знаю, это останется на ее совести. Но молоденького парня, полного мечтаний, уже не вернуть. Напоминанием о его жизнерадостной улыбке останется только гробовая доска с крестом и несколько фотографий.

С такими мыслями десять километров пути, с двадцатикилограммовым грузом, прошли почти незаметно, пришло время грузиться на поезд, опять идущий в неизвестное.

Позже мы узнали, что поезд следовал до Хабаровска с пересадкой в Новосибирске. Расположили нас в плацкартном, обиженном временем, вагоне: коричневый кожзам на сидениях местами отслоился, линолеум под паркетную светлую доску участками был протерт до белизны, вокруг пахло сыростью. Нам было наплевать на подобные условия, мы получали удовольствие, ведь эта поездка – отличный отдых, время без муштры и моральных уродов.

В туалете вагона мы, наконец, смогли полностью простирать всю свою одежду, так как в части это было весьма проблемным делом. Правил, в виде четкого распорядка дня, в поезде не существовало благодаря нашему пофигистичному «перевозчику». Мы с Игорем расположились в плацкартном кубрике друг напротив друга. Мы ощущали себя по-настоящему свободными. Здесь свободу не надо было отстаивать ежеминутно.

Быстро меняющиеся виды за окном уносили нас за собой. Появилось время и возможность рассмотреть даль, ее широкие, необъятные просторы, зеленые равнины, которым конца и края не было. Желтые, засеянные поля пшеницы, время от времени прогибались под дуновением ветра. Длинные синие реки мчались куда-то вдаль.

Первый, запомнившийся на пути, город – Пенза, самый зелёный город Поволжья, причём это официальный титул, который Пенза заслужила многими годами ранее. Тогда был утверждён генеральный план, по которому не менее четверти города следовало отдать под зелёные насаждения. Пятиэтажки, скверы, парки, маленькие фонтаны – такой запомнилась нам Пенза. Наш железнодорожный путь пересекала река Сура. На левом ее берегу царили широколиственные леса, на правом же – множество хвойных деревьев. Молниеносно пролетела Сызрань со своим маленьким белым вокзальчиком. Промчались над широченной, красивейшей Волгой. Остановились в Самаре. Я вышел из вагона поезда, дабы хоть что-то успеть рассмотреть. С платформы вдалеке виднелись две башни собора. Позже я узнал, что это – католический Храм Пресвятого Сердца Иисуса, польский костел, построенный в начале двадцатого века. По другую сторону в ряд выстроились промышленные здания. Во время Великой Отечественной войны в Самару эвакуировалось оборудование ряда предприятий Москвы, Ленинграда, Украины и Белоруссии. Мощные заводы на годы определили облик города.

… Услышав пронизывающий гудок, я заскочил обратно в поезд. Самара проводила нас маленькими озерами и зелеными сопками.

Время от времени нам на глаза попадался наш «офицер-перевозчик». Пробегал он мимо с таким выражением лица, как будто что-то искал и все не мог найти. А однажды он прошел под руку с симпатичной блондинкой, при этом был изрядно навеселе. Откуда он достал ее? Один черт знает.

… Но вот и столица Башкирии – Уфа. Город встретил нас слепящим солнцем и горами, покрытыми зеленью. Встретил золотого цвета вокзалом с большим стеклянным куполом. Местные бабушки тыкали нам в окно копченую рыбу и ароматные пирожки. Мы сглатывали слюнки, но не могли ничего купить: кроме дырок и пары пуговиц, в наших карманах, увы, ничего не было. Поезд тронулся, бабушки начали отдаляться. Солнце, пятиэтажки, горы, леса и рыба – такой запомнилась Башкирия.

Но вот опять мимо прошел наш «перевозчик» под руку уже с необычайной красоты брюнеткой. Откуда он их берет? Где-то есть магазин с красотками?! Мы не поняли, что вообще происходит.

Из другого конца вагона послышалось «Рота, отбой!» – команда нашего «гуляки». Мы решили, что и, правда, пора, и потихоньку начали ложиться спать.

Утром нас встретил Челябинск. Он был и вправду суров, как о нем говорят. Сплошняком заводы. Черный дым из труб. Жилые дома советской постройки соседствовали с промышленными сооружениями. Единственное, что приятно удивило: в самом центре города – громадный лес, словно зеленый остров, который отчаянно пытался хоть как-то защитить экологию города.

…Уже час, как Игорь молча, задумчиво высматривал что-то в окне.

– Игорян, что ты там такое увидел? – с интересом спросил я.

– Знаешь, в моей жизни никогда не было таких моментов, когда я не знал, что меня ждет, – с меланхоличной, серьезной интонацией в голосе, совсем не присущей ему, ответил Игорь. – Я рад, что я не один…

Я посмотрел на друга, поймал его взгляд и подумал: конечно, нам будет тяжело, но мы все равно прорвемся.

– Игорь, все будет отлично! – бодро ответил я, хотя в душу закралась доля сомнения.

Поезд продолжал движение, колеса отбивали такт. Мы поспали, потом поели армейские галеты из сух-пайка. Ночью нас разбудил шум в конце вагона: какая-то чудная азиатская музыка все ближе и ближе, и вот мимо нас промчались три казаха-пограничника. У одного из них был телефон, из которого и доносились эти народные казахские мотивы. Оказалось, мы ехали через Казахстан. «Вот повезло! – подумал я. – Побывал в Казахстане бесплатно, за государственный счет, жаль, что большую часть Казахстана проспал».

Проехали Омск… Во время стоянки мы увидели нашего офицера, «Казанову», уже с новой девушкой. На этот раз не с такой