Оправдание Шекспира - Марина Дмитриевна Литвинова

должно быть что-то общее, какая-то черточка или схожая ситуация. К этому приему авторы прибегали нередко для сокрытия тайны. Один человек надевал маску другого, и получался двуликий Янус.

Иногда прием был средством для достижения цели. Пример этому «Траурная элегия» Джона Дэйвиса из Хирфорда на смерть Елизаветы Даттон и «Вторая годовщина» Джона Донна на смерть Елизаветы Друри. Обе поэмы относятся к 1612 году. И обе оплакивают смерть сразу двух Елизавет, в том и другом случае одна из них – Елизавета Ратленд. Об этом свидетельствуют аллюзии, особенно много их в поэме Джона Дэйвиса.

К смерти как таковой люди тогда относились поИиному, чем сейчас. Ну могли бы мы на могильном камне вырезать издевательскую эпитафию? Или в поэму, оплакивающую смерть одной женщины – имя ее дано в заглавии, включить плач подругой? А в ту пору это было возможно. Земная этика, мораль людей того времени сильно отличалась от нашей. Другое дело – вечные ценности: они одни и те же во все времена. Им следует большинство людей, но бывает, что круг таких людей сжимается, и тогда сгущается энергия ценностей: красные гиганты становятся белыми карликами, несущими мощный созидательный заряд.

Иногда авторы наделяли двуликое создание особыми интонациями, чему этот прием очень способствовал. Соединение диаметрально противоположных характеров, имеющих какую-то одну точку соприкосновения, – богатейшая почва для создания не только комического эффекта, но и гротеска, доходящего до абсурда. Порой этот прием используется просто для маскировки.

«КОРИЭТОВЫ НЕЛЕПОСТИ». ВОСХВАЛЕНИЕ ЧЕРЕЗ ОСМЕЯНИЕ

Авторы того времени искусно пользовались приемом слияния двух людей под одним именем, под одной маской, в разных целях. Суть его, повторяю, заключается в том, что заимствованное у определенного лица имя для создаваемого персонажа (фантом для будущего читателя) служит не просто ширмой для автора; персонаж в маске, под которой выступает автор, пользуется свойствами этого лица, тем более что у них всегда есть общее свойство. В случае с «Кориэтом» автор в маске Ратленд, дирижируя, ведет в панегириках сразу две темы: осмеяние – через реального шута Кориэта и восхваление – сочинителю и путешественнику Ратленду.

Одновременное осмеяние и восхваление восходит к общеевропейскому приему «осмеиваю через восхваление» или, наоборот, «восхваляю через осмеяние» (Эразм Роттердамский, Рабле, Сервантес).

Но если в произведениях этих авторов персонажи типизированы, являют собой обобщенные добродетели и пороки, то английский прием сплетает в один образ двух конкретных лиц, обладающих и диаметрально противоположными свойствами, и каким-то сходством, что в этом случае позволяет восхвалять через осмеяние.

Путешественник Томас Кориэт – литературный персонаж, родившийся из сложения двух реально существовавших людей: Кориэт – посмешище при дворе принца Генри и сиятельный граф Ратленд, также принадлежавший этому двору. В книге же Кориэт, чье имя, сообщает Джонсон, было когда-то Роджер, – путешественник, поэт, чудо света, но его приключения в какой-то мере клоунада – так они поданы. А само путешествие – вполне серьезно, и лучшего описания Венеции, по мнению географов, до сих пор нет.

Казалось бы, что между ними общего? Вот как написал в 1624 году об этом бедолаге Бен Джонсон в «Послании сэру Эдварду Саквилу, ныне графу Дорсету»:

Men have beene great, but never good by chance,

Or on the sudden. It were strange that he

Who was this morning such a one, should be

Sydney e’re night? or that did go to bed

Coriat, shoud rise the most sufficient head

Of Christendome? [294]

Подстрочный перевод:

Великие, конечно, есть вокруг.

Но неслучайно или какИто вдруг

Простак наутро не проснется Сидни.

А Кориэт в одночасье, в одну ночь,

Не станет самой умной головой

Средь христиан.

Стихотворение посвящено Эдварду Саквилу, четвертому граф Дорсету. Эдвард стал лордом Дорсетом после смерти старшего брата Ричарда Саквила, умершего 28 марта 1624 года, Ричард был близкий друг графа Ратленда. Стало быть, стихотворение написано или в конце 1624, или в 1625 году. Кориэт совсем исчез со сцены в 1616 году. Но в памяти Бена он еще сидит крепко, и Бен уверен, его адресат тоже хорошо знает, кто такой Кориэт. Сравнение вряд ли случайно: Томас Кориэт в «Кориэтовых нелепостях» – двуликий Янус «The most sufficient head of Christendome» и вместе шут гороховый при дворе принца Генри.

Приведенные строки не только точно указывают, каким был в действительности Кориэт – полная противоположность самой умной головы во всем христианском мире, в них слышна связь Кориэта с этой головой.

Каждый член королевской семьи получил в 1611 году роскошный фолиант «Кориэтовых нелепостей». В ней маской полуидиота Кориэта укрылся наш Ратленд. Автор сам называет себя Кориэтом. Обыгрывая его положение шута при дворе принца Генри, описывая собственные путешествия с налетом смехачества, он, тем не менее, умело, с изяществом, дает понять, что его встречи, беседы, знакомства с учеными деятелями европейских стран – дело нешуточное. В том же духе – с улыбкой и всерьез – написаны хвалебные вирши в честь якобы Кориэта друзьями Ратленда, среди них Джонсон, Донн, Дэйвис, Иниго Джонс, Пичем, Чапмен и др.

Мне представляется, что работа над Томасом Кориэтом была для Ратленда разрядкой после того трагического напряжения, в каком он жил несколько лет после заговора Эссекса, чудовищных казней, Тауэра и великих трагедий. «Кориэт» был мостом к романтическим драмам последнего периода творчества Шекспира.

ТИТУЛЬНЫЙ ЛИСТ «КОРИЭТА»

«Кориэтовых нелепостей», как у многих книг того времени, на титульном листе гравюра, составленная из нескольких картинок; они иллюстрируют самые комические эпизоды Кориэтовых странствий и служат как бы канвой для панегириков. Можно даже подумать, что титульный лист – что-то вроде указания, над чем именно авторам панегириков дозволено потешаться. Картинки снабжены буквами от «А» до «N», и к каждой Бен Джонсон написал двустишие.

На картинке под буквой «Е» из раскрытого окна высунулась куртизанка, которую Кориэт посетил исключительно ради ознакомления с жизнью венецианских борделей. Она бросает в него тухлые яйца. Картинка под буквой «F» изображает Кориэта в гондоле – он уклоняется от бросаемых в него яиц. Вот как это описывает Бен Джонсон: Е.

The Punke here pelts him with eggs. How so?

For he did but kiss her, and so let her go

F. Religiously here he bids, row from the stewes,

He will expiate this sinne with