Дом душ - Артур Ллевелин Мэйчен

кладке. Однако меня поразило любопытное расположение пальцев; оно выглядело следующим образом…

С этими словами Дайсон взял карандаш и лист бумаги и сделал быстрый набросок, который передал Филлипсу. Это было схематичное изображение руки, видимой с тыльной стороны и сжатой в кулак; верхняя фаланга большого пальца торчала между указательным и средним, как будто призывая обратить внимание на что-то внизу.

– Именно так, – сказал Дайсон, увидев, что лицо Филлипса побелело еще сильнее. – Большой палец был направлен вниз, как бы на труп; мне почти померещилось, что сей жуткий жест я вижу в исполнении чьей-то живой руки. А прямо под картинкой виднелась маленькая отметина, полоска мелового порошка – будто кто-то собрался провести линию, но мел в его руке сломался. Я увидел кусочек, лежащий на земле. Но что же вы об этом думаете?

– Это ужасный древний знак, – сказал Филлипс. – Один из самых жутких знаков, связанных с теорией дурного глаза. Его до сих пор используют в Италии, но не может быть никаких сомнений в том, что он известен с незапамятных времен. Это еще один реликт; его происхождение следует искать в черном болоте, откуда пришли первые люди.

Дайсон взял свою шляпу, собираясь уходить.

– Я думаю, без всяких шуток, – сказал он, – что сдержал свое обещание: как и было сказано, мы с вами напали на след и продолжаем по нему идти. Такое впечатление, что я действительно показал вам первобытного человека – или, во всяком случае, дело его рук.

Инцидент с письмом

Примерно через месяц после экстраординарного и загадочного убийства сэра Томаса Вивиана, известного и всеми уважаемого специалиста по сердечным болезням, мистер Дайсон снова навестил своего друга мистера Филлипса, которого застал не погруженным, как обычно, в кропотливые исследования, а сидящим в расслабленной позе в удобном кресле. Друг радушно приветствовал Дайсона.

– Очень рад, что вы пришли, – начал этнолог. – Я подумывал, не устроить ли нам встречу. Больше нет ни тени сомнения сами знаете по какому поводу.

– Вы имеете в виду дело сэра Томаса Вивиана?

– О нет, вовсе нет. Я имел в виду проблему рыболовных крючков. Между нами говоря, я проявил излишнюю самоуверенность, когда вы были здесь в последний раз, но с тех пор появились новые факты; как раз вчера я получил письмо от уважаемого члена Королевского общества, которое расставляет все точки над «и». Я размышлял, чем бы заняться дальше – склонен думать, что многое еще предстоит сделать в области так называемой нерасшифрованной письменности[157].

– Ваше направление исследований мне нравится, – сказал Дайсон. – Думаю, это может оказаться полезным. Но в то же время в деле сэра Томаса Вивиана, несомненно, было что-то чрезвычайно таинственное.

– Я в этом сомневаюсь. В ту ночь я позволил себе испугаться, но фактическая сторона дела без всяких сомнений допускает сравнительно банальное объяснение.

– Да что вы говорите! И какова же ваша теория?

– Ну, я полагаю, что Вивиан, должно быть, в какой-то период своей жизни был замешан в некоей авантюре, не соответствующей облику приличного джентльмена, и в результате принял смерть от рук итальянца, коему ранее сам причинил зло.

– Почему итальянца?

– Из-за руки, знака mano in fica[158]. Этот жест теперь используют только итальянцы. Итак, вы видите – то, что казалось самым неясным фрагментом истории, в итоге проливает на нее свет.

– Да, именно так. А кремневый нож?

– Очень просто. Будущий убийца нашел штуковину в Италии или, возможно, украл из какого-нибудь музея. Следуйте по линии наименьшего сопротивления, мой дорогой друг, и увидите, что нет необходимости поднимать первобытного человека из его стародавней могилы под холмами.

– В ваших словах есть некая логика, – сказал Дайсон. – То есть вы считаете, если я верно понял, что этот самый итальянец, убив Вивиана, оказал любезность Скотленд-Ярду и нарисовал руку в качестве подсказки?

– Почему нет? Помните, что убийца – всегда безумец. Он может самым хитроумным способом измыслить девять десятых своего плана, применив интеллект и хватку гроссмейстера или истинного математика; но в какой-то момент здравый смысл его покинет, и он начнет вести себя как глупец. Также надо принять во внимание непомерную гордыню или тщеславие преступника; ему нравится, так сказать, помечать дело рук своих неким особенным знаком.

– Очень ловко придумано. А вы читали протоколы следствия?

– Нет, ни слова. Я просто дал показания, вышел из здания суда и выкинул все из головы.

– И то верно. Тогда, если не возражаете, я хотел бы рассказать вам кое-что об этом деле. Я досконально его изучил, и должен признаться, оно меня чрезвычайно заинтересовало.

– Ладно. Но предупреждаю вас, я покончил с таинственностью. Теперь мы будем иметь дело только с фактами.

– Да, именно факты я хочу довести до вашего сведения. Итак, факт первый. Когда полицейские подняли тело сэра Томаса Вивиана, под ним обнаружился открытый складной нож. Знаете, такая уродливая штуковина, какие обычно имеют при себе моряки, – когда этот нож открывают, лезвие застывает в неподвижности; и вот это самое лезвие, обнаженное и блестящее, кто-то был готов пустить в ход. Однако на нем не нашлось ни капли крови; нож совершенно новый, им никогда не пользовались. Поначалу может показаться, что ваш воображаемый итальянец – как раз такой человек, у которого есть при себе подобный инструмент. Но призадумайтесь. Насколько вероятно, что он мог купить новый нож, намереваясь совершить убийство? И к тому же, имея такой нож, почему он воспользовался не им, а очень странным кремневым орудием?

Далее хочу обратить ваше внимание вот на что. Вы думаете, совершив преступление, убийца нарисовал на стене руку – в некотором роде «театральный жест, этакая подпись итальянского душегуба». Отложим в сторону вопрос о том, совершал ли когда-либо подобное настоящий преступник; замечу вот что – сэр Томас Вивиан, согласно медицинской экспертизе, был мертв не более часа. Выходит, удар нанесли примерно без четверти десять, а вы сами знаете, что уже совсем стемнело, когда мы вышли на улицу в 21:30. Переулок оказался на редкость темным и плохо освещенным; набросок руки довольно схематичный – да, это правда; однако он верный и не имеет тех беспорядочных штрихов или неудачных линий, которые неизбежны, когда пытаешься рисовать во мраке или с закрытыми глазами. Просто попробуйте набросать простейшую фигуру вроде квадрата, не глядя на лист бумаги, а затем попытайтесь убедить меня в том, что этот ваш итальянец, предчувствуя веревку на собственной шее, смог бы столь уверенно и точно нарисовать кукиш на стене в переулке, где царит полнейшая тьма. Абсурд! Следовательно, рука была нарисована