Дом душ - Артур Ллевелин Мэйчен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я держал монету в руке, восхищаясь ее исключительностью и редкостью, четким рельефом, словно только что с монетного двора; мне показалось, что золотой кругляш лучится собственным светом, как лампа.
– А что в конце концов стало с мистером Хедли? – спросил я.
Липсиус улыбнулся и пожал плечами.
– Какая, черт возьми, разница? Он может быть на этом свете или на том, да где угодно, что это меняет? И кстати, ваш вопрос меня несколько удивил; вы же умный человек, мистер Уолтерс. Просто вдумайтесь, и я уверен, сами все поймете.
– Дражайший сэр, – сказал я, – кажется, вы ко мне весьма несправедливы. Вы красиво похвалили меня за участие в охоте, и я естественным образом хочу выведать, чем все закончилось. Судя по тому, что я успел узнать про мистера Хедли, наверняка вам с ним пришлось нелегко.
Липсиус мне не ответил, но опять начал ходить из угла в угол, явно погруженный в какие-то размышления.
– Что ж, – проговорил он наконец, – видимо, вы в чем-то правы. Мы, безусловно, в долгу перед вами. Я уже говорил, что придерживаюсь высокого мнения о вашем интеллекте, мистер Уолтерс. Просто взгляните сюда, хорошо?
Он открыл дверь в другую комнату и ткнул пальцем.
На полу лежала большая коробка, странная штука в форме гроба. Я пригляделся и понял, что это футляр для мумии, похожий на те, что хранятся в Британском музее, ярко раскрашенный в сочные египетские цвета, с непостижимыми иероглифами, выражающими то ли заявление о высоком ранге, то ли надежду на вечную жизнь. Внутри лежала мумия в саване, с открытым лицом.
– Собираетесь ее куда-то отослать? – спросил я, забыв о том, что меня интересовало.
– Да, у меня заказ от местного музея. Присмотритесь, мистер Уолтерс.
Он поднес лампу к мумии, и я, озадаченный таким поведением, вгляделся как следует. Лицо почернело за минувшие века, и все же на правой скуле выделялся маленький треугольный шрам; в ту же секунду тайна раскрылась – я смотрел на труп человека, которого заманил по указанному адресу.
Далее я действовал бездумно, не имея никакого плана. Сжимая проклятую монету, обжигавшую адским пламенем, сбежал, словно меня преследовали чума и смерть, в слепом ужасе кинулся в какой-то переулок, не разбирая дороги. Почувствовав кругляш в кулаке, я его выкинул, понятия не имея, куда, и помчался дальше по переулкам и закоулкам, пока не очутился на многолюдной улице и не взял себя в руки. Здравый смысл вернулся ко мне, я осознал, что мне грозит и что случится, попадись я Липсиусу. Я понимал, что помешать ему – все равно что пытаться остановить неумолимую машину, ткнув в нее пальцем. Недавнее приключение с несчастным мистером Хедли доказывало, что у Липсиуса повсюду агенты; и я предвидел, что, стоит мне угодить в ловушку, доктор не изменит своим представлениям о всемерном превосходстве стиля, вследствие чего я умру под пыткой, ужасной и изощренной. Я полностью сосредоточился на задаче перехитрить его и его эмиссаров, трое из которых, как я знал, доказали свою способность выслеживать людей, по разным причинам предпочитающих пребывать в безвестности. Этими слугами Липсиуса были двое мужчин и женщина, причем последняя представлялась самой коварной и смертоносной. И все же я подумал, что сам не лыком шит, и собрался с духом. С той поры я каждый день и час соревнуюсь в изобретательности с Липсиусом и его мирмидонцами[150]. Какое-то время удача была на моей стороне; хотя они яростно преследовали меня по всем укромным уголкам Лондона, я продолжал ускользать и с толикой насмешки следил за тем, как ищейки мечутся, потеряв след каких-то две-три минуты назад. Были пущены в ход все приманки и ухищрения, чтобы выманить меня из укрытия; через газеты сообщили, что взятое мною найдено, и предложили встречу с благоприятным исходом без малейшего риска для меня. Я посмеялся над их усилиями, начал испытывать презрение к организации, которую так страшился, и чаще совершать вылазки из укрытия. Не раз и не два я узнавал мужчин, которым было поручено меня схватить, и легко ускользал у них из-под носа; с некоторой поспешностью я решил, что бояться нечего, ибо мое мастерство превосходит их. Но пока я упивался собственной хитростью, третий эмиссар Липсиуса плел свои сети; в недобрый час я нанес визит старому другу, литератору по фамилии Рассел, живущему на тихой улице в Бейсуотере. Я слишком поздно узнал о женщине, которая пару дней назад сняла комнаты в том же доме, и меня выследили. Слишком поздно, как уже было сказано, я осознал роковую ошибку и тот факт, что бежать некуда. В конце концов я окажусь во власти врага, не знающего жалости; покинув этот дом, я, несомненно, отправлюсь навстречу роковой судьбе. Едва ли осмелюсь помыслить о том, что меня ждет; воображение, как всегда живое, рисует ужасные картины неописуемых пыток, которым меня наверняка подвергнут; когда я умру, Липсиус будет стоять рядом, удовлетворенный на свой порочный лад нюансами моих страданий и моим позором.
Часы – нет, минуты! – теперь для меня драгоценны. Иногда я отвлекаюсь от мыслей о грядущих муках и задаюсь вопросом, не смогу ли даже сейчас придумать какой-нибудь замысловатый ход, осуществить бесконечно сложный план, чтобы освободиться от столь страшной участи. Но, похоже, способность находить выход из ситуации меня оставила; я, как ученый из старой легенды, покинут силой, которая помогала мне до сих пор. Не знаю, когда наступит решающий момент, но он абсолютно неизбежен; уже скоро мне огласят приговор, и от приговора до приведения в исполнение пройдет совсем немного времени.
* * *
Больше не могу сидеть здесь, словно узник. Выйду сегодня вечером, когда на улицах многолюдно и шумно, и в последний раз попытаюсь сбежать.
* * *
Потрясенный до глубины души Дайсон закрыл книжицу и подумал о странной серии происшествий, которые вынудили его соприкоснуться с интригами и заговорами, связанными с «Золотым Тиберием». Он успел как следует спрятать монету и теперь содрогнулся при мысли о том, что о ее местонахождении проведает злобная банда, обладающая столь необыкновенными источниками сведений.
Пока Дайсон читал, стало совсем поздно, и он убрал записную книжку, всем сердцем надеясь, что несчастный Уолтерс сумеет даже в одиннадцатом часу ночи избежать участи, которой так страшился.
Приключение в заброшенном особняке
