Повелитель света - Морис Ренар
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я вновь исследовал плотные ряды пленников. И на сей раз кое-кого отыскал: Рафлена, отвергнутого жениха Фабианы д’Арвьер, он был в домашнем халате и хлопковом колпаке.
Над головами, вдали, в рядах первых прибывших, высится голова побольше – голова статуи, этакого садовника Ватто…[62] а также цилиндр, украшающий черепушку огородного пугала… Ха! Англефорская статуя и пугало!.. Надо же!
Вместе с людьми!..
Время от времени то одна, то другая камера покрывается инеем, и становится виден сияющий куб. Пленник теряет сознание. Приходит в себя он уже после того, как лед растает. Должно быть, в работе вентилей случаются временные сбои. Окружающие нас холод и сухость наверняка ужасны.
Благодаря большой щели, проделанной в разделенном на квадраты гумусе, почти подо мной, невидимой подпорной стенкой, я смог воспользоваться просветом между тучами для определения нашего местоположения. Это заняло какое-то время. Должно быть, аэриум находится немного южнее зенита Мирастеля. В телескоп господина Летелье его можно было бы заметить… Но какой случай направит его любопытство к тому месту, где для астрономов нет ничего привлекательного?.. Ведь мало кто верит, что исчезнувшие могли улететь в небо! В половине одиннадцатого из атмосферного океана всплыло сияющее солнце. Оно описало свою кривую на черном небосводе, словно большой апельсин в световом кольце пылающего гало. Тень аэриума упала на слой облаков.
Потом, в половине второго, солнце вернулось под газообразный горизонт.
Немногим позднее статуя садовника Ватто и огородное чучело продефилировали передо мной! Сперва статуя, а затем и чучело, они поднялись на второй этаж, в помещения неодушевленных вещей. Там они выстроились среди аккуратно установленных в ряд сельскохозяйственных инструментов, стрелок часов, трехцветного флага и большого желтого шара.
Спустя несколько мгновений с этажа птиц вниз, вразвалочку, спустился позолоченный петух и присоединился к двум этим «обманкам» среди хлама второго этажа.
Очевидно, таким образом сарваны исправляют ошибки классификации… Хм, тут есть над чем поразмыслить.
Шесть часов. – Прибыла обезьяна; большая обезьяна из семейства орангутангов. По всей вероятности, сбежала из зверинца и была поймана сарванами в лесу. Они поместили ее рядом с лиловым крестьянином, вместе с людьми… Через несколько часов опустят ниже, как статую, чучело и петуха.
Но кем могут быть эти существа, если они так ошибаются?
Эти люди, столь невежественные в том, что касается человечества? Столь отличные от нас, вероятно, столь развитые, что гербаризируют тополя, собирают камни и разводят своих собратьев из нижнего мира?
5 июля. – Вчера не смог продолжить писать: мои клапаны остановились. Пришлось израсходовать запас кислорода, но сознание я все равно потерял, оцепенев от холода в кубической ледышке. Пришел в себя только ночью – тогда-то немного и пораскинул мозгами.
Вот мои заключения.
Эта невидимая земля, служащая нам опорой, – отнюдь не остров атмосферного моря, так как тогда бы это был плавучий остров, что-то вроде блуждающего буйка. Значит, мы на некоем невидимом материке, который окружает всю Землю, пропуская свет и солнечную энергию, материке цельном, вроде тонкой и полой сферы, охватывающей Землю и ее атмосферу (на которую он и наслаивается), материке, повторюсь, цельном, но, судя по всему, снабженном отверстиями, где, вопреки законам человеческой науки, атмосферное море глубиной в 50 километров находится в свободном и прямом контакте с вакуумом, продуваемым неполноценным эфиром второй атмосферы.
Да, это может быть только мир, концентричный Земле, шарообразный материк-паром, тончайшая пленка на поверхности воздуха, – ведь утверждают же некоторые, что земная кора есть не что иное, как тонкая пленка на поверхности внутреннего пламени. Это легкий шар, окружающий планету; сила тяжести, воздействуя на все его точки одновременно, поддерживает его на одном и том же расстоянии от Земли, а центробежная сила, вызываемая земным вращением, удваивает этот эффект за счет действия в противоположном направлении. Каждая молекула невидимого материка подвергается воздействию двух противоположных сил, которые стараются остановить, заблокировать ее относительно центра Земли. Словом, невидимый мир будто бы прикован к миру видимому.
Невидимый мир! Как и те планеты, существование которых предсказала наука, и, как и они, населенный невидимым народом!
Мир очень легкий, конечно же, и тем более легкий, что он так удален от Земли… Здесь предметы в воздухе должны вести себя так же, как предметы нижнего мира ведут себя в воде. Этот край – тоже некая Земля, которой вакуум служит атмосферой, так сказать, и где воздух выступает в роли воды… Берега его омывает воздушное море… Быть может, есть всего одно такое море, всего одна дыра, пробитая в этом невидимом шаре… Ну да, конечно, все именно так и обстоит! Вот почему надвоздушные существа, так называемые сарваны, не решаются выбираться на своих летательных аппаратах за пределы Бюже – Бюже, который, очевидно, как раз и находится под этим уникальным морем, Бюже, который является дном этого их моря! Должно быть, они боятся, что заблудятся и уже не смогут вернуться на свой материк, боятся, что задохнутся за неимением вакуума, вакуума, который им так же необходим, как воздух – людям, а вода – рыбам!..
Так как эти существа изобрели нечто вроде водолазного колокола или, скорее, подводной лодки… Нет, даже не подводной: ПОДВОЗДУШНОЙ! И это подвоздушное (будем называть его так) судно позволяет им исследовать глубины своего моря и посещать его неизвестные равнины. Так они на свой манер занимаются океанографией. Быть может, ими управляет некий невидимый князь Альбер[63], и, быть может, именно он решил обзавестись миленьким музейчиком океанографии с обитателями морского дна, наподобие того, что есть в Монако!
Тот обледеневший цилиндр, который я видел, поднимаясь сюда, – всего лишь живорыбный садок, куда временно помещают выловленных животных; эта лишь одна из кают данного подвоздушного судна, которое – как и наши собственные подлодки, как и наши собственные дирижабли – формой напоминает сигару. Это его Максим видел в тумане, или, по крайней